Вычислить и обезвредить

Утром он уходил от меня почти спокойным, да и я за эту ночь изрядно повзрослела, если не сказать - поумнела. Во всяком случае у меня хватило присутствия духа, чтобы не делать из нашего прощания трагическую сцену. А поплакать я могла потом, после.

- Мы обязательно встретимся, котенок, обещаю тебе, - сказал он ласково уже у самой двери. - Если останусь жив, конечно. Не грусти, малыш, мы с тобой ещё внуков воспитывать будем.

- Своих? - с неподдельным интересом спросила я.

- Ну, не чужих же.

- Согласна. Только не затягивай процесс, а то у меня ведь и климакс, между прочим, может образоваться со временем. А до внуков было бы неплохо о детях подумать.

- Справимся. До свидания, зверушка моя. Писать не обещаю...

- Но ты приедешь меня проводить?

Он покачал головой и красноречиво пожал плечами. Все было ясно без слов. Яснее некуда...

- Я могу тебя попросить об одной вещи? - спросила я шепотом. Напоследок.

- Попробуй, - улыбнулся он.

И бросил мимолетный взгляд на часы. Ну что ж... Но я все-таки предприняла героическую попытку надышаться перед смертью.

- Я хочу прочесть тебе одно стихотворение. Только одно.

- Твое?

- Нет. Для моих у нас уже нет времени. Когда-нибудь потом... Так можно?

Он кивнул. И я прочитала вслух то, что занозой сидело у меня в голове весь последний час:

"Ты меня на рассвете разбудишь,

Провожать необутая выйдешь.

Ты меня никогда не забудешь,

Ты меня никогда не увидишь...

И качнется бессмысленной высью

Пара фраз, залетевших оттуда:

Я тебя никогда не увижу,

Я тебя никогда не забуду..."

Владимир Николаевич ничего не сказал, когда я замолчала. Он просто приподнял мне подбородок и поцеловал. А потом решительно открыл дверь и шагнул за порог. И уже на лестнице, сказал, даже не оборачиваясь ко мне. Сказал куда-то в пространство:

- Я ведь люблю тебя... Как умею.

Не помню, что было потом. Но мечтать ли вместе, спать ли вместе, плакать - мне - теперь всегда предстояло только в одиночку.

Эпилог

Через полгода после визита в Москву Рональд Рейган оставил пост президента Соединенных Штатов Америки. Его эпоха закончилась: первый президент среди актеров и первый актер среди президентов ушел с политической сцены в историческое закулисье. Его роль была сыграна, а на сцене умирают только самые талантливые... Или - самые живучие лицедеи.

Советский Союз быстро забыл об очередном "судьбоносном" визите. Тем более что судьба страны решалась уже совсем другими людьми и совсем в другом направлении. Через год страна жила совсем другим: новыми выборами, принципиально новым Верховным Советом, невероятным размахом того, что все ещё деликатно, по старой памяти, называли "гласностью". Как выяснилось позже, государство просто - если это вообще может быть просто - сорвалось с многолетних тормозов и стремительно катилось в будущее по тоннелю, в конце которого, по исторической традиции, брезжил какой-то свет. Обязан был брезжить.

То, что этот пока ещё слабый свет был заревом грядущих пожаров, понимали немногие. Но и те, кто понимал, не могли себе представить масштабов этого почти стихийного бедствия. А те, кто волею случая или судьбы провел несколько лет за границей, возвращались совсем в другую страну. В другое общество.

"Страшно жить, когда падают царства..."

Спустя три с небольшим года после описанных событий прохладной августовской ночью в одном из тихих переулков, чуть-чуть не доехав до Садового кольца, остановилась черная машина с радиомаяком. Из неё вышли двое мужчин и двинулись в сторону Калининского проспекта. В эту секунду из темноты возникла хрупкая женская фигурка. Мужчины невольно остановились.

- Не ходите туда, - задыхаясь, сказала женщина. - Там стреляют...

Один из мужчин чуть заметно пожал плечами и решительно двинулся вперед. Второй не тронулся с места, только снял затемненные очки абсолютно неуместные в это время суток - и попытался рассмотреть незнакомку.

- Там стреляют, - повторила она. - Уже есть убитые... Я видела...

- Майя? - со странной интонацией спросил мужчина. - Это ты? Ты в Москве?...

Но это - уже совсем другая история. Потому что начиналась Эра Водолея...