Вычислить и обезвредить

Но тут уж - либо пан, либо пропал. Или сразу настучат по башке, или подобное проявление моего чувства юмора будет высочайше допущено...

- Язык твой - враг твой, - почти добродушно отозвался Владимир Николаевич, приближаясь все-таки ко второму варианту. - На будущее постарайся шутить на менее вольные темы. Потому что - извини за повтор! - я далеко не всегда смогу быть рядом с тобой. А подобный юмор не все способны оценить по достоинству. Прежде всего, кстати, иностранцы. Им и так за каждым углом КГБ мерещится - в черной маске и с бесшумным пистолетом.

Это замечание я предпочла не комментировать. Хотя бы потому, что подобная фигура, боюсь, мерещилась не только иностранцам, но и самым что ни на есть законопослушным гражданам СССР. Даже раскованные и язвительные родители Белоконя не переступали в разговорах определенную грань, а если и подходили к ней вплотную, то тут же сами себя одергивали, произнося как бы в шутку:

- Не болтай, враг подслушивает.

Ага, враг! Скорее - заклятый друг. Но это у нас - генетическое. Бабушка, помню, плотно закрывала дверь на кухню, обсуждая с соседкой увиденное по телевизору. Такой страх ещё не скоро исчезнет, если исчезнет вообще. Что, между прочим, как бы не факт. Я во всяком случае сильно сомневаюсь в таком благополучном для народонаселения исходе.

- Интересно, а какой сценарий ты выстроила? - как бы мимоходом поинтересовался Владимир Николаевич, ненавязчиво подчеркнув интонацией голоса местоимение. - Я уже успел убедиться, что с фантазией у тебя все хорошо. Иногда даже слишком.

Тут он, конечно, был прав, но... Но как он мог в этом убедиться, если я ещё не успела поделиться с ним ни одной из своих многочисленных фантазий? Сначала мы говорили на какие-то легкие, ни к чему не обязывающие темы, потом... Потом практически не говорили ни о чем. Занятно, однако.

- Никаких сценариев я не выстраивала, - заявила я, глядя на него совершенно честными глазами. - Я просто-напросто обалдела от того, что со мной в последнее время происходит. И уверена, что любая нормальная женщина на моем месте испытывала бы в точности то же самое.

- Так то - нормальная, - хмыкнул Владимир Николаевич. - А ты явно уникальный экземпляр. Штучное, так сказать, изделие. Отлили, а форму разбили.

- Не поняла.

- Чего уж тут понимать! Ты такая кроткая, такая нерешительная - от тебя чего угодно ожидать можно.

- Допустим, - покладисто согласилась я. - Допустим, я действительно способна на все что угодно - теоретически. Но практически к общению с иностранцами я, как бы это сказать, не готова морально. Физически - тем более.

- Это ещё почему, интересно? Хотя, замечу, последнего от тебя никто и не ожидает.

- А потому, что если меня начнет вербовать какое-нибудь ЦРУ...

- То ты об этом расскажешь, и мы вместе подумаем о форме твоего сотрудничества.

Я обалдела до такой степени, что могла только молча смотреть на Владимира Николаевича, причем глаза у меня наверняка были величиной даже не с пятак, а с шесть копеек, хотя такой монеты в ходу нет. Самое интересное, что он вовсе не шутил. Вот провалиться мне на этом месте! Только сотрудничества с ЦРУ мне и не хватало для полноты жизни! Не говоря уж о счастье.

- Я ведь могу и отказаться, - заметила я, осторожно отпивая глоток нестерпимо горячего кофе. - Ты что, предлагаешь мне предать Родину? Предупреждаю: способна, но только под пытками. Очень боюсь физической боли.

Владимир Николаевич безнадежно махнул рукой:

- С тобой совершенно невозможно говорить о серьезных вещах, малыш, подытожил он нашу увлекательную беседу. - Ладно, проехали. Просто постарайся показать себя на новой работе во всем блеске. Обещаешь?

- Обещаю, - сказала я, на сей раз действительно с полной искренностью.

- А я тебе обещаю, что видеться мы будем так часто, как только я смогу. Да и ты будешь очень занята, уж поверь мне. Американский президент приезжает в Москву - это не каждый день случается.

- Даже не каждый год, насколько мне известно, - попыталась я блеснуть своей политической грамотностью.

Последняя положительная черта, характеризующая меня. Так как о моральной устойчивости можно было скромно умолчать. Речь могла идти скорее о моральной гибкости, а в нашей стране это качество ещё не получило должного распространения.

Должна сказать, что мы оба свои обещания сдержали. Ну, ладно, я действительно окунулась в новую работу со всей пылкостью неофита, и когда не носилась по городу в поисках интересных сюжетов, часами просиживала в библиотеках, пытаясь заполнить прорехи в своем историко-политическом образовании, а также освежить знания иностранных языков. Но Владимир Николаевич...

Он действительно умудрялся находить для меня время. Мой друг, скажем, очень многому сумел меня научить, и лишь потом я поняла, что большую часть его уроков воспринимала совершенно автоматически, на уровне подсознания. Это, кажется, и называется высочайшим классом работы - вложить объекту в голову идеи, а куда-то ещё - навыки так, чтобы оный объект почитал все это своим собственным достижением и старательно его пестовал.

Позже я подумала, что имело место что-то вроде зомбирования, но тогда до таких тонкостей я, естественно, ещё не доросла.

И я старалась. Приобретала какие-никакие манеры, училась правильно пользоваться столовыми приборами. Даже танцевать меня ухитрились научить. Впрочем, возможно, у меня все-таки были врожденные способности, и зерно полезных знаний просто упало в добрую почву.

Удивительное это было время - первый месяц лета тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года от рождества Христова. Для меня удивительное и где-то даже прекрасное. Хотя... Порой я думаю, что это был четкий рубеж между моим куцым и тускловатым прошлым и достаточно ярким, хотя и не слишком легким будущим. Недолгий и совершенно незабываемый период.

Еще раз скажу, хорошо, что мы не способны заглянуть вперед, что бы там ни придумывали писатели-фантасты. Куда лучше не забывать прошлое, а главное - извлекать из него хоть какие-то уроки, на что способен далеко не каждый, и ваша покорная слуга в этом плане не является исключением. Из граблей, на которые я исхитрилась наступать в течение своей жизни, можно соорудить вполне приличный забор. Увы! Даже к дуракам не могу себя отнести, хотя те в отличие от умных учатся на своих, а не на чужих ошибках. Но я отвлеклась, прошу прощения.

Иногда Владимир Николаевич приезжал ко мне поздно ночью, без звонка, и просто валился на диван, пробормотав что-то вместо приветствия. Уставал он просто нечеловечески, хотя я так и не набралась смелости спросить его, чем он так напряженно занимается сутками напролет. И все равно часа через два просыпался и...

Впрочем, это к делу не относится. В любом случае мои восторженные рассказы о трудовых успехах и новых знакомствах он слушал всегда с неослабевающим вниманием, так что в конце концов я поверила - его действительно интересует моя жизнь, моя, с позволения сказать, карьера. Впору было поверить даже в то, что он ну да, любит меня, и просто по ряду причин, а главное, по складу характера не способен демонстрировать это чувство как-то более эффектно и убедительно.

Я-то любила... Весь мир для меня существовал постольку, поскольку имел отношение к этому, прямо скажем, захватывающему чувству. Любила - и бесконечно строила какие-то воздушные замки, мечтала о немыслимосчастливых поворотах судьбы, вела бесконечные мысленные диалоги со своим возлюбленным, причем в этих диалогах он был в сто раз красноречивее, чем в наших с ним беседах наяву. Наяву меня нежными речами отнюдь не баловали, что иногда бывало обидно. Но только иногда.

Да, слов было маловато, но цветы по-прежнему регулярно появлялись в моем доме, уже не в стеклянной банке из-под томатного сока, а в самой настоящей вазе чешского стекла - тоже, кстати, подаренной. И это были уже не гвоздики, а мои любимые - до сих пор безответно - чайные розы. Где он их доставал, понятия не имею, но после того, как я случайно обмолвилась о своей к ним любви, без цветов он ко мне не приходил никогда. И никогда не забывал спрашивать, ела я что-нибудь или опять весь день носилась по городу голодной. Не просто спрашивать. Цветы - цветами, но и о том, чтобы у меня был и, образно выражаясь, хлеб насущный Владимир Николаевич тоже заботился. Так что я имела все основания думать, что...