Страница 53 из 103
Макар издали увидел всадников на своем поле. Он встал на телеге во весь рост, чтобы разглядеть, где Соня.
Всадники уже удалялись, а Сони не видно. Макар испуганно взмахнул вожжами:
- А ну, Зорька, гони!
Макар никогда и раньше не брал для Зорьки кнута, а теперь и совсем его забросил - одна она у него осталась. Но Зорька и без кнута понимала, что надо, - по голосу, по движению вожжей. Она всхрапнула, словно подбадривая себя, и поскакала что есть духу.
Макар так и остался стоять, широко расставив ноги. Он размахивал над головой вожжами, будто уже не доверял Зорьке, а сам неотрывно смотрел на опустевшее поле - туда, где он оставил Соню.
Она сидела на примятой полянке ржи у самого края. Даже не подняла глаз на подбежавшего отца, не заплакала, только уперлась руками в землю, силясь встать. Лицо ее позеленело, волосы растрепаны.
Макар все понял...
- Дочушка, родная, что же я сделал с тобой, зачем же я тебя оставил, дурак старый.
Она не ответила ничего. Дрожащими, слабыми руками ухватилась за его шею, встала, но не держалась на ногах. Макар взял ее на руки и понес к телеге, роняя скупые мужские слезы на ее ободранное, испачканное землей плечо. Макара больше всего испугало, что Соня не плачет, а лицо ее поминутно вздрагивает. Он бережно усадил ее и кинулся к снопам.
- Поплачь, поплачь, не стыдись, дочушка, легче будет. Я сейчас снопчиков тебе к спине подложу, - извинительно говорил он, подкладывая снопы.
И уже хватило бы снопов, везти скорее домой надо, а Макар все клал и клал, - жалко оставлять готовые.
Взяв последний сноп под мышку, Макар перекрестился.
Оглянулся в ту сторону, куда ускакали всадники, и не выдержал спросил:
- Дезертиры, что ль, дочушка?
Вопрос отца будто хлестнул Соню по лицу, воскресив в памяти страшные минуты. Она снова увидела перед собой выкаченные черно-пустые глаза чубатого.
- Казаки! - вскрикнула Соня.
Макар испуганно перекрестился и, дернув вожжи, торопливо зашагал рядом с повозкой...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
С южной и юго-восточной стороны, в направлении предполагаемого удара, Тамбов защищали 610, 611 и 612-й стрелковые полки 4-й особой бригады. Окопы и проволочные заграждения этого сектора обороны, построенные подковообразно от Ляды до Арапова и Рудневки, были приняты Советом Укрепрайона. Но строительство второго сектора - от Рудневки и дальше, к западу, к Пушкарям - затянулось, так как началась уборка урожая. Крестьяне с подводами не хотели ехать на окопы.
Так называемые незлостные дезертиры из Курской, Тульской, Вятской и Новгородской губерний прямо из эшелонов посылались на формирование в полки, где им вместо винтовок давали лопаты - рыть окопы, а винтовки обещали выдать позже. Но оружия не было в распоряжении штаба Южного фронта.
На четырнадцать тысяч человек было получено только четыре тысячи винтовок, да и то разных систем.
Чичканов, как член Совета Укрепрайона, дважды ездил в штаб Южного фронта с докладом о бедственном положении с формированием бригады и оба раза возвращался с пустыми руками. Оружия так и не дали.
Командующий Южным фронтом заверил Чичканова, что никакая опасность Тамбову еще не угрожает, что специально послана 56-я дивизия для блокирования возможного прорыва. Объявить губернию на осадном положении командующий не разрешил.
Это было днем 15 августа 1919 года, а вечером, вернувшись в Тамбов, Чичканов узнал от коменданта Укрепрайона Редзко, что разъезды казаков обнаружены в непосредственной близости от обороны 610-го полка.
Шестнадцатого августа утром из штаба фронта пришло разрешение объявить осадное положение, и было обещано два вагона винтовок.
Эвакуация ценного имущества и семей ответственных работников вызвала панику в городе.
В ночь на семнадцатое позиции 610-го полка атаковал авангард кавалерийского корпуса Мамонтова. К утренней заре атака была отбита. Мамонтовцы начали обтекать укрепления, ища слабое место в обороне.
Среди раненых, привезенных с позиций 610-го полка в Тамбов, двое оказались командирами. В них стреляли свои - не то нечаянно, не то умышленно.
Чичканов, встретивший обоз у штаба, на первой же повозке увидел Василия Ревякина, придерживающего окровавленное плечо.
- Свои, гады, подарили пулю, - не дожидаясь вопроса, заговорил Василий. - Половина роты сволочей из кулацких гнезд... Конурщики проклятые.
- Как думаешь, Ревякин, удержит позиции ваш полк? - с тревогой спросил Чичканов.
- Пока держит, - неопределенно ответил Василий.
- Ну, в больницу, в больницу, - заторопил Чичканов ездового, остановившего лошадь.
Ни Чичканов, ни Василий не знали еще, что в момент их разговора несколько полков Мамонтова уже атаковали позиции 611-го и 612-го полков и прорвали оборону сразу в Рудневке и Арапове... А особый эскадрон мамонтовцев взорвал два моста между Сабуровом и Селезнями, захватив в плен эшелон безоружных дезертиров.
2
В штаб Укрепрайона явился смуглый, с отчаянными глазами человек в форме войск ВОХРа и попросил встречи с Чичкановым.
- Здравствуй, Чичканов, - грубовато, панибратски произнес человек, заломив козырек кожаной фуражки.
Чичканов сразу узнал Петра Кочергина, который год назад командовал восемнадцатью храбрецами, спасшими руководство губернии от расстрела.
- Кочергин? Здравствуй, здравствуй. Как ты очутился здесь? Ты же где-то под Москвой служишь?
- В Твери. Командиром двадцать девятого стрелкового батальона ВОХРа. В отпуск приехал, да вот нарушается мой отдых. Казаки, говорят, жмут. Я, как сын революции, не могу стоять в стороне. Дайте дело.
- В полк командиром батальона пойдешь!
- Разрешите лучше самостоятельный отряд добровольцев организовать!
- Если сможешь в этой обстановке создать боевой отряд, только спасибо скажем!
- Отряд будет, товарищ Чичканов. Дайте мандат.
Подписав бумагу, Чичканов крепко пожал руку Кочергину:
- Если удастся собрать людей - веди в Арапово на подкрепление.
Но события развивались быстро и катастрофически.
К двум часам дня казаками были полностью захвачены окопы в Арапове и Рудневке. Защитники окопов в панике разбежались. Многие сдались в плен. Артиллеристы, не имеющие в своем распоряжении лошадей, вынуждены были побросать орудия, вынув из них замки.