Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 84



А затем его вывели в сияющее пространство двора, и какая-то внушительная фигура подошла к нему сквозь раступившуюся охрану, и голос Бармы, в котором звучали и ненависть и изумление, будто с другого конца земли произнес:

- Так это ты?..

- Я... - слабо ответил Марочник.

- Зачем ты это устроил?

- Не знаю...

Сил у него больше не было.

И тогда Барма, как лошадь, скучливо мотнул головой, а затем сделал такое движение, будто хотел оттолкнуть кого-то невидимого.

Резко обозначились жилы на вздувшемся горле.

- Ну и дурак!.. - хриплым голосом сказал он...

17. Ф Р А Н Ц Д Е М Э Й. П Р О Щ А Н И Е.

Кора была молодец. Пока я, как дурак, позорно хлопал ушами, пока я с натугой соображал, выдавливая из себя какието нечленораздельные звуки и пока я возился, пытаясь расстаться с облапившим меня мужиком по возможности мирно, она, в долю секунды поняв, что я, судя по всему, растерялся, без каких-либо особых предупреждений развернула этого мужика и, не говоря лишнего слова, врезала ему в под ложечку, а когда он, хрюкнув, согнулся, наконец-то выпустив меня из своих пьяных объятий, то она, опять же ни на мгновение не останавливаясь, в точном, коротком замахе стукнула его ребром ладони по шее, и мужик безвольно осел, хватая ртом воздух - закатил налитые кровью глаза и, как будто тряпичная кукла, повалился на мостовую.

Рожа у него посинела, а сквозь рыхлые губы вывалилась тряпочка языка.

Он, по-видимому, задыхался:

- Хык... хык...

Я был восхищен.

Потому что нанести такой удар очень непросто. Здесь необходимы - особая тренировка, постоянные упражнения и, главное, внутреннее специфическое чутье, без которого этот удар превращается лишь в очередную затрещину. Мне, во всяком случае, он никогда не давался. И я только мог подивиться той легкости, с которой Кора его освоила.

Впрочем, что там удар, я помнил, как она зарезала сарацина на острове: чикнула по горлу ножом, и - голова отвалилась. А вот до меня, наверное, только через минуту дошло, что случилось.

Вероятно, реакция у нее была просто врожденная.



Вот и в нынешнем ситуации она отреагировала - мгновенно.

Более того, она сразу же подхватила хрипящего мужика подмышки и, как будто готовилась к данному инциденту заранее, энергично, без разговоров, повлекла его ногами по тротуару.

- Оттащим в парадную!..

В результате, мне оставалось лишь подчиниться ее уверенному напору.

Что я и сделал.

Мужика мы положили под лестницей - там, где начинались ступеньки к системе канализации, он сипел, и лицо его было плохого синюшного цвета, ноги в стоптанных полуботинках, как у лягушки, подрагивали, но уже было видно, что - ничего, оклемается, я прикрыл за ним дверь с тусклой надписью "Водоизмерительные приборы" и, найдя среди кучи мусора подходящую проволоку, закрутил ею петли, чтобы нельзя было так уж просто выбраться изнутри.

Тут же мне в голову пришла одна странная мысль. И мысль эта была такая, что я чуть было не бросился опять откручивать проволоку.

- Мы же его не допросили!..

А поскольку Кора меня не понимала, то я довольно-таки бессвязно растолковал ей обыденными словами, что, конечно, появление пьяного мужика, который полез обниматься, может быть, и простая случайность, я этого не отрицаю, но, с другой стороны, эта непредвиденная случайность какая-то очень уж подозрительная: привязался он именно в тот момент, когда мы уже выходили к нужному месту, вел себя агрессивно, и кто ведает, чем бы это все обернулась, если бы Кора вовремя не отреагировала. Знаю я приемы Сэнсея, он способен еще и не на такие штуковины. Так что, надо бы, наверное, как следует поразмыслить.

В общем, допросить его было бы очень полезно.

Я посмотрел на Кору. А она - на меня. И вдруг выгнула руку, подняв запястье с часами.

- Нет времени, - сказала она.

Достала из затейливой женской сумочки зеркальце в круглой оправе и со всех сторон очень быстро оглядела себя: не съехал ли набок парик, надетый, чтобы изменить привычную внешность, и не размазалась ли косметика, которую она с таким тщанием накладывала себе на лицо нынче утром.

Кажется, все соответствовало.

Но в парике и в косметике она выглядела совсем иначе: какой-то недоступной, пугающей, словно совершенно незнакомая, женщина, чувствовалось, что вместе с внешностью она изменила и манеру держаться: разговаривала как-то не так, быстрым резким презрением отталкивала собеседника. Новая роль удавалось ей, судя по всему, превосходно, и я еще раз подивился тому, как мгновенно она освоилась в непривычной для себя ситуации. Ведь прошло всего, наверное, месяца полтора с ее появления в группе. Была - тюпа тюпой, пугалась каждого шороха, и вот, пожалуйста - герильеро, с которым можно, не опасаясь, идти на на любое задание.

То есть, перерождение - полное.

Разумеется, техническая подготовка у нее, может быть, была и не та: сказывалось отутствие опыта и, наверное, возраст накладывал соответствующий отпечаток, все-таки она была лет на десять старше меня, но со временем понимаешь, что мускулы в нашем деле все же не главное. Мускулы - это, конечно, тоже неплохо, и однако, в подполье, как мне давно уже стало ясным, требуются качества несколько иного рода. Потому что подполье - это прежде всего терпение. Когда меняешь за две недели четыре квартиры, и когда негде умыться по-человечески и негде поесть, и когда изо дня в день видишь одни и те же поднадоевшие лица, то невольно возникает желание послать все к черту - трахнуть кулаком по столу, гаркнуть, чтобы прекратились пустопорожние разговоры. Мало кто это безболезненно преодолевает. Отсюда - шизофрения, отсюда вспышки взаимной ненависти. Когда взял бы и перестрелял, к дьяволу, своих боевых товарищей. Исключительно трудно не поддаваться этим отвратительным ощущениям. И одной дисциплины, культивируемой среди герильеро, здесь недостаточно. Здесь действительно необходимо терпение. И необходима жестокость, которая выходит за всякие мыслимые пределы. Да, жестокость - это основа всего. Если будешь переживать по поводу каждого выстрела, если куклы, набитые тряпками, вдруг превратятся в людей, наконец, если кровь, вытекающая из жил, тебя хоть сколько-нибудь будоражит, то тогда тебе лучше сразу же уходить из подполья: неизбежно дрогнет душа, и невидимый ветер, пронзающий всех и каждого, первым же порывом своим выдует тебя из жизни.