Страница 31 из 37
Хрустнули древесные волоконца.
- Вот так, - сказала она...
13
Ему было ясно, что город уже захвачен Альдиной. Душный мрак протянул щупальца почти в каждый дом, и почти каждое сердце уже тронуто было червоточиной страха. Большинство, конечно, об этом даже не подозревало: инстинктивно отстраняясь от необычного и рождающего тоску, но, наверное, некоторые, все же догадывались - например, дядя Миша, иначе откуда такой явный испуг и откуда такая внезапная разговорчивость, которая в нем прорезалась. Словно дядя Миша забалтывал свою нечистую совесть. А что? Очень похоже. Значит, на милицию тоже рассчитывать не приходится. На кого же рассчитывать - Котангенс и Мамонт мертвы, Харитон после обыска в магазине считает все происшедшее бредом. Вероятно, такого же мнения придерживается и Пекка. Ну а что касается Семядоли, то Семядолю мы только что лицезрели, - видели, во что она за эти дни превратилась. Нет, конечно, про Семядолю можно забыть. Не на кого, выходит, рассчитывать. Одиночество, затерянность в ночной темноте. Сколько долгих тысячелетий уже существует Альдина. Это просто не представимо и не охватывается умом. Вероятно, она появилась ещё на заре человечества. Духи, тотемы, отсюда все началось. Протянулось, вплелось в нашу жизнь, стало частью среды обитания. Избавиться от этого невозможно. И не надо, скорее всего, избавляться, зачем? Если жить, не переступая определенной границы, если вовремя, как надлежит человеку, взрослеть, то и мрак, вероятно, тогда не будет никого беспокоить - чуть касаясь дневного мира и собирая незаметную дань, чуть подпитываясь от него, но не вклиниваясь туда слишком сильно.
Никакого особенного неудобства от Альдины не будет. Незаметная дань, вот и все, что ей требуется от человека. Ну и, разумеется, чтобы ей не препятствовали эту дань собирать. Сергей это хорошо понимал. Он только не понимал, откуда вдруг взялись эти ранние тревожные сумерки - вроде бы, никаких сумерек сейчас быть не должно, - возвратился домой он где-то в начале четвертого, с Семядолей они просидели, наверное, минут сорок пять, ну там, может быть, час от силы они могли разговаривать. И вдруг - сумерки, время - девять часов. Непонятно, как это могло получиться.
Он видел солнце, уже до края скатившееся за горизонт, видел тусклые багровые тени, которые расчертили улицу, видел рыхлую темноту, набухающую в дреме кустов. Опускала шершавые листья сломанная пармакита. Безобразная корка в межузлии лопнула, и что-то там голубело. Неужели пармакита пыталась цвести? Вовремя, ничего не скажешь. Счастье - это обыкновенная жизнь, подумал Сергей. Сердце у него болезненно сжалось. Он догадывался, что это, разумеется, неспроста. И когда вдруг заметил девочку Мусю, бегущую от калитки через участок, то ещё раньше, чем она добежала и прокричала, задыхаясь: "Скорей!.." - он во вспышке озарения понял, что именно там случилось, почему подступает так рано вечерняя темнота и почему приходила к нему постаревшая Семядоля...
14
Ветка была в растерянности. Она бессмысленно хваталась за одно, потом - за другое, отходила, пыталась куда-то бежать, возвращалась, натыкаясь на углы и предметы, и, как заведенная, в тоске повторяла, что заглядывала пару раз к ним в гостиную, видела, как они с Семядолей сидят - молча, вытаращившись друг на друга, - она думала, что они о чем-то беседуют. Да, прошло таким образом почти пять часов. Если б знать, если бы она только догадывалась...
В общем, толку от неё было мало. Сергей даже рявкнул, чтоб оборвать изматывающие стенания. Объяснять ей что-либо, успокаивать было некогда. Времени, как он понимал, оставалось в обрез, и поэтому, бросив на переднее сиденье топорик, распахнув половинку ворот и на бегу крикнув Ветке, чтобы она из дома - ни-ни, чтоб ни шагу и чтобы ни о чем таком даже не думала он ввалился в "москвич", стоящий, к счастью, вне гаража, и, потеснив уже забравшуюся девочку Мусю, торопливо выехал в переулок, шаркнув по изгороди.
У него внутри все дрожало, но он действовал очень уверенно, двигая соответствующие рычаги, словно поселился в душе совсем другой человек: хладнокровный, расчетливый - человек этот знал, что делать, и как только "старичок", буксанувший в щебенке, вылез на потрескавшийся щербатый асфальт и пошел, сердито отфыркиваясь, по проспекту, то Сергей, не поворачивая головы, спросил у девочки Муси:
- Когда это произошло? Ты сама это видела? Почему ты решила, что Дрюню похитили?
В горле у него была нервная сухость, а на пальцах, сжимающих руль, проступили от напряжения пятна.
- Его нигде нет, - сказала девочка Муся. - Мы с ним договаривались, что встретимся, а он не явился. Ничего я не видела, я в это время была на поляне, но я слышала крик, который раздался...
- Какой крик? - вильнув баранкой, спросил Сергей.
- Ну, не крик, а, знаете, такой внутренний голос. Если громко - про себя - закричать, то - доносится...
- И ты думаешь, что это кричал Дрюня?
- Я его сразу узнала. У меня в голове загудело: Андрон кричит! Смотрю - угли в костре будто шевелятся. Я, Сергей Николаевич, чуть не потеряла сознание. Голова - пустая, как бочка, сердце - колотится...
- Дальше, дальше?.. - нетерпеливо поинтересовался Сергей.
- А дальше уже - ничего. Холод какой-то могильный, точто замерзла... Ну, опомнилась - сразу же побежала к вам...
- Альдина? - спросил Сергей.
- По-видимому...
- И куда она его потащила?
- Не знаю...
Они помолчали. Латанный-перелатанный "москвичок" трясся на выбоинах. Скорость была небольшая, однако, машина поскрипывала суставами. Сергей это чувствовал. Проще было дойти до "Детского мира" пешком, но ему почему-то казалось, что на колесах будет надежнее. Мало ли что, все-таки какая-никакая защита. Он мельком глянул на девочку Мусю, подавшуюся вперед, - светло-серые выпуклые глаза были прикрыты, а лицо как будто светилось в полумраке кабины. Сергею это не нравилось, и он снова, не поворачивая головы, спросил:
- Где тебя высадить? Я тебя оставлю возле Торгового центра. Только, Муся, пожалуйста, - сразу домой. Не хватало ещё за тебя волноваться.
Он так решил.
Однако, девочка Муся, не шелохнувшись, ответила: - "-Я иду с вами" - и с такой непреклонностью, что Сергей махнул на это дело рукой. Некогда было разбираться ещё и с девочкой Мусей. Он лишь сурово предупредил: