Страница 26 из 29
О, нет, сказал себе Римьерос, такого звездного неба но видел еще никто и никогда. Словно сверкающая алмазная пыль вихрилась у него над головой. Звезд было неисчислимое множество, даже летней ночью в кордавской гавани невозможно было увидеть столько звезд. Самые крупные сияли, как огромные бриллианты, переливаясь каждая собственным светом — красным, зеленым, лиловым. Приглядевшись, Римьерос увидел, что рисунок созвездий и сияющих туманностей непрестанно движется, меняясь, но движется не так, как обычное звездное небо — вокруг
Полярной звезды, — а так, как движутся и меняются облака, когда ветер несет их по небу. Эта звездная река была живая, она текла, она несла свои воды в какие-то иные миры.
— Хотел бы я знать имя того бога, которому был посвящен этот храм, — пробормотал Римьерос. Оглядевшись, он увидел застывших вокруг в немой неподвижности людей и разбил чары, крикнув: — Ола! Очнитесь! Это дивное место, но не можем же мы стоять тут всю жизнь!
Рыцари и оруженосцы зашевелились, выходя из оцепенения, Римьерос, ошарашенный, но от того старавшийся выглядеть еще более деловитым и собранным, чтобы не дать повода к панике, сухо раздавал приказания:
— Зажгите факелы, или мы ничего здесь не сможем найти. Найдите, где кончается этот зал, и идите вдоль стен. Оглядывайте каждую нишу. Мне нужна дверь или проход или что-то в этом роде.
Дверей и проходов оказалось даже несколько, и Римьерос осмотрел каждый из них, но ни один не вел в анфиладу уменьшающихся залов, о которой говорил ему Ян Шань. «..Дальний зал, самый дальний, там стоят вдоль стен четыре саркофага. Вы откроете шкатулку посреди этого зала». Римьерос откуда-то знал, как они должны были выглядеть.
Наконец отыскалась еще одна дверь, заваленная грудами мусора, камнями и невесть откуда взявшимися здесь ветками. Римьерос велел расчищать проход, и вскоре, еще до того, как дверь открылась, уже ясно видел; это то, что он искал. Ощущение было схоже с полузабытым воспоминанием или сном — что-то неуловимое, как выдохшийся запах или эхо музыки.
После недолгих совместных усилий подход к двери был расчищен. После этого на нее, поплевав на ладони, навалилось трое самых дюжих оруженосцев — и едва не упало внутрь открывшегося зала, потому что дверь подалась с неожиданной легкостью.
— Ждите меня здесь, — велел Римьерос и достал из заплечного мешка ларец.
— Но принц, — попробовал возразить кто-то. — Там же может быть опасно». Позвольте, кто-нибудь пройдет первым или хотя бы разрешите идти с вами! Мы не пустим вас одного!
— Я пойду один, — холодно возразил герцог Лара. — А вы останетесь здесь, и горе будет тому, кого я, возвращаясь, увижу по эту сторону двери!
Он произнес это «возвращаясь» с такой уверенностью, что рыцари отступили. Взяв в одну руку шкатулку, а в другую — факел, Римьерос шагнул через порог. Свита его с тревогой наблюдала за тем, как удаляется пятно света и все ближе подступают к смельчаку тени и блики, пляшущие по стенам.
Римьерос насчитал пять залов, последний из которых, похоже, был ровно в два раза меньше первого. Здесь правильным квадратом, по-видимому, соотнесенным со сторонами света, стояли простые каменные плиты, напоминавшие саркофаги лишь формой и материалом.
Римьерос последовательно осмотрел каждую плиту и убедился, что это — монолиты, без всяких признаков щелей или крышек. Выйдя на середину комнаты, он воткнул факел в щель в полу и еще раз осмотрелся. Теперь он видел, что все плиты вытесаны из разного камня. Здесь был зеленый, с темными прожилками нефрит, пестрая, похожая на узоры лишайника на камнях яшма, был белоснежный мрамор, словно светящийся Р темноте собственным светом, и черный и прозрачный, как прозрачен подтаявший лед, обсидиан. Все плиты были одинакового размера, и размер этот действительно в точости совпадал с размерами могилы. В высоту они доходили Рикьеросу чуть выше колена.
— Что ж, попробуем, — проговорил он, бодрясь, Нельзя сказать что ему было страшно — нет, скорее — немного зябко.
Он повернул ключ и откинул крышку ларца.
В первый миг ему показалось, что ничего не произошло. Свет факела не дрогнул, гром не прокатился по подземелью, каменный пол не сдвинулся, уходя из-под ног. Сама шкатулка была пуста. Римьерос уже хотел рассмеяться, обозвать себя легковерным идиотом и уйти, как вдруг увидел голубоватый дымок, густеющий над плитами.
На, всякий случай он поставил шкатулку на пол, взял в руки факел и отошел к порогу.
Дымок колыхался, свивался и плотнел, и вскоре над камнями повисло по туманной фигуре, закутанной в призрачный плащ. Привидения становились все реальнее: можно было сказать, что они на глазах обрастали плотью. Уже возможно было различить старческие иссохшие лица и руки, бессильно свисающие вдоль тел. Принц следил за этими чудесами со спокойным любопытством.
И вдруг внезапно, как в кошмарном сне, все переменилось. Призраки открыли глаза — и больше Римьерос ничего не мог видеть. Словно восемь тонких игл-лучей, холодных, как лед, пронзили его беспомощное тело. Он превратился в бабочку, пойманную и насаженную на восемь булавок разом.
«Ты — не тот», — прозвучало наконец у него в голове, и лучи отпустили его.
Он перевел дыхание. Лоб, спина и руки его были мокры от липкого, противного пота.
— Вот так сокровище, — пробормотал он в полнейшем изумлении.
«Не кричи», — услышал он в себе с четырех сторон разом.
«Зачем ты здесь», — прозвучало справа и почти одновременно с этим слева послышалось: «Он молод и пришел издалека».
«Они изучают меня», — подумал он и усилием воли унял дрожь в коленях.
«Значительно лучше, — тут же отозвались в нем. — Так зачем же ты здесь? Лучше думай, а не говори вслух».
— Я, — растерянно вымолвил Римьерос. Никто еще не пытался разговаривать с ним мысленно, и его попытки думать готовыми фразами немедленно просились на язык. — Мне сулил здесь сокровище кхитайский колдун Он сказал… что-то про исполнение заветного желания.
«Какое же у тебя заветное желание, смертный?»
— Я надеялся узнать это здесь, — честно ответил принц. — Он сказал — появится то, чего ты больше всего желаешь.
«Но с тех пор ты желаешь иного».
— Да. — Принц опустил голову. — Ведь я уже был в Звездном Колодце. А до того я видел людей, о которых никогда больше не хочу вспоминать — но, боюсь, буду помнить вечно. И теперь я совсем не знаю, чего хочу. Знаю только, что это не золото. И не корона в чужом краю, ни обычаев, ни языка которого я не знаю, и где даже дети смотрят на меня с ненавистью. Теперь я хочу другого…
«Это хорошо», — заметили все четверо разом. Римьерос так и ощутил это «хорошо» — сразу с четырех сторон.
— Наверное, — е силой выдохнул он, собравшись с мыслями, ибо внезапно все сделалось для него кристально ясным, и он не понимал теперь, как мог не видеть этого раньше. — Больше всего я хотел бы иметь свое маленькое королевство. Но мне не нужно чужого, не нужно большое королевство брата — мне бы что-нибудь поменьше. И свое. И чтобы меня любили в нем так же, как эти наверху любят своего кайбона.
«На это нужно тринадцать поколений», — ответили они со смехом.
— Пусть я буду первым, — упрямо тряхнул головой юный принц.
«Да будет так, — отозвались они. — Возвращайся в свой домен и сделай из него такое королевство. Однако не жди, что на этом все закончится. Хочешь ты того или нет, но престол Зингары ждет тебя. От судьбы не уйти даже бессмертным — не противься ее воле».
— Я не стану братоубийцей, — сердито отозвался Римьерос. — Такой ценой мне ничего не надо. Я не стану добиваться короны, даже если того пожелают все боги мира! И вам меня не переубедить.
Настало недолгое молчание. Казалось, зал застыл, точно само время остановилось в нем, и Римьерос невольно поежился. Он внезапно пожалел о сказанных словах — точно почувствовал, что могли они пробудить неведомых богов, о которых он только что отзывался с таким пренебрежением, и теперь пронизывающие взгляды их устремлены прямо на него.