В мутной воде

И снова попробовал подняться. Но подняться он не мог, почувствовал ужасную боль и какую-то теплую мокроту на том месте, где была боль.

Барсук и другие солдаты подбежали к нему. Он взглянул на их испуганные лица, хотел что-то сказать, но губы бессвязно лепетали какие-то слова... Он вдруг почувствовал слабость, какие-то странные мысли стали путаться в его голове. Он улыбнулся своей доброй улыбкой, вздохнул и потерял сознание.

Когда над окрестностями Плевны спустилась ночь, то долго еще раздавались на окрестных полях стоны. Целую ночь мелькали фонари и на носилках таскали раненых и все-таки не могли убрать всех. Иззябшие, валяясь в грязи, под дождем, оставались еще многие, моля у бога смерти.

Наутро неудача сказывалась на всех лицах. Везде атака была отбита, и только на Зеленых горах еще шла битва. Скобелев просил подкреплений, но ему их не дали...

Штурм 30 августа стоил нам, как известно, около десяти тысяч солдат.

Глава двадцатая

ГЕНЕРАЛ СОМНЕВАЕТСЯ

- Ну что ж?.. это еще не беда! Сегодня неудача, зато завтра будет удача... Конечно, неприятно, но унывать, брат, нечего... С нашим солдатом все можно. Помню, на Кавказе наш полк пять раз ходил в атаку, пять раз отбивали, но на шестой таки взяли аул. Правда, из полка осталась всего одна рота, но все-таки взяли!

Так говорил старик Чепелев Елене, сидя июльским утром на балконе своей дачи за картой.

- Полно, папа, тебе утешать меня. Точно я не вижу, что ты сам расстроен нашими неудачами, - проговорила Елена.

- Обидно, конечно, обидно... Шли, шли и вдруг наткнулись на Плевну, чтобы ее черт побрал! Но все-таки унывать нечего... Бог даст еще поправимся... Вот скверно только, что о солдате мало заботятся, плохо кормят его, обкрадывают там разные интенданты... Вот за это так мало виселицы! - энергично проговорил старик. - Я, не задумываясь, повесил бы таких негодяев...

В последнее время даже и старик Чепелев, говоривший вначале, что война с турками - плевое дело, стал несколько гневаться, и хотя не показывал этого, но сам нередко задумывался и возмущался, читая известия о том, как продовольствуют солдат. Известная телеграмма Мак-Гахана, описывавшая, как наши солдаты, сами голодные, делились последним с болгарами, умиляла сердце старого генерала, и он со слезами на глазах говорил, что стыдно обижать таких безропотных и выносливых солдат, как наши.

- А о Венецком все нет известий, папочка?..

- Нет, Леля, еще нет, но, вероятно, все слава богу... Вот посмотри-ка, девочка, на карту. Взгляни-ка сюда. Вот она, эта самая Плевна!..

Старик, видимо, хотел отвлечь свою дочь от расспросов о Венецком и сам начинал сомневаться, жив ли молодой человек. "И то ни разу не написал!" - подумал он.

Елена с грустной улыбкой глядела на карту, слушая старика, как надо нам покончить с этой проклятой Плевной.

- Осман - умный генерал... Понимает, как действовать, и действует умно. Надо и нам так же действовать и не соваться одною грудью. Грудь хороша, но ведь и солдата пожалеть надо.

- Но ведь ты сам, папа, говорил, что надо без хитростей, прямо?..

- Ну да, говорил и теперь говорю, но надо знать время.

Старик даже рассердился, что Елена подметила противоречие в его словах.

- Конечно, надо действовать с нашим солдатом по-русски, то есть напролом, но если раз не удалось... нельзя же. Знаешь что, Леночка, я тебе скажу... У нас солдаты прекрасные, а...

Он не досказал своей мысли и медленно перекрестился.

- И дай бог, чтобы Плевна образумила их!.. Вот рассказывают, что сами они живут прекрасно там, ни в чем не нуждаются, а люди!! Я, Леля, когда был на Кавказе, я ел то же, что и солдаты, и как же они любили меня! Первым делом о них заботился. Никаких этих колясок у меня не было. Ну, да что говорить! Очень уже нынче эта манера подлая развилась... о себе думают, а о других... Ну, и воровство, говорят, в армии идет такое, что просто страшно становится.

Генерал совсем вышел из себя и, точно вообразив, что перед ним сидела не дочь, а интендант, стал браниться и грозить, что их всех перевешают.

Елена слушала все эти угрозы и, когда отец кончил, спросила его:

- Неужели, папа, так обижают солдат?

- Я, дочка, дорого бы дал, чтобы все, что пишут, оказалось неправдой, но ведь еще пишут не все! Недавно в военном министерстве мне рассказывали такие вещи, что просто стыдно было слушать... А там ничего - еще улыбались чиновники...

Старик продолжал разговор на эту тему, как на террасу вошла Александра Матвеевна. Она была в кисейном капоте, в соломенной шляпке, украшенной цветами; в руках у нее был букет цветов. На ее некогда красивом лице очень заметны были следы подкраски и подрисовки.

С приходом жены Чепелев быстро замолчал, как-то весь съежился и уткнулся в карту.

- А вы все продолжаете воевать? - заметила Александра Матвеевна. Что, муж сегодня будет? - обратилась она к Елене.

- Не знаю... Он никогда не предупреждает...

- Ну, а как его завод? Скоро будет готов? Ты что-нибудь слышала?..

- Я не вмешиваюсь в его дела, мама!

- И глупо делаешь, моя милая... Нельзя же не знать, как идут дела... Кажется, муж - не чужой человек... Я тебя спрашиваю, потому что вчера в Павловске мне говорили, будто завод этот плохо подвигается... Советую узнать! - прибавила она, потрепав Елену по щеке, и прошла в сад.

- Завтракать меня не ждите! - крикнула она из сада.

Отец и дочь переглянулись, но не сказали ни слова. Только Елена под влиянием теплого чувства обхватила своими руками седую голову отца и нежно его поцеловала.

- Ах ты, моя милая! - прошептал старик, и слезы закапали из его глаз...

- Ты знаешь, Леля, и до меня доходили слухи, - сказал он, нежно глядя в глаза дочери, - что дела твоего мужа скверны. Говорят там о каких-то залогах. Но я этому не верю!..

- Я, папа, ничего не знаю... Он мне ничего не говорит... Знаю только, что последнее время он что-то опять стал мрачен... Верно, что-нибудь да есть...

- Он, говорят, слишком доверился своему американцу...

Елена ничего не ответила. Ее это почти не занимало.

- Бог с ними, с этими делами, папа!..

В это время в саду показалась горничная Елены. Она быстро приблизилась к террасе и доложила Елене, что приехал Василий Александрович.

- Ну, до свидания, папа... Вечером я к тебе забегу, а может быть, ты зайдешь к нам?

- Нет уж, Леля... ты извини... я...

- Знаю... знаю... Ты недолюбливаешь мужа... Ну, и не надо... Я к тебе забегу...

Она прошла через сад, поднялась на террасу своей дачи и, заглянув в маленькую гостиную, увидала мужа. Он не заметил ее и сидел на диване такой расстроенный, бледный, печальный, что Елена испугалась. Она тихо подошла к нему. Он поднял голову и хотел улыбнуться.

- Здравствуй, Леля... - как-то нежно прошептал он, целуя ее руку. Здорова?

- Я здорова, а ты... Что с тобой?..

- Со мной... Особенного ничего, если хочешь! - улыбнулся он. Немножко дела неладно идут, но, надеюсь, все скоро уладится... Вчера я получил телеграмму, что мой американец сбежал... Я распорядился послать туда доверенного и надеюсь, что все обойдется.

- Но ты бледен... На тебе лица нет!

- Это ничего... Это следы бессонной ночи... Я всю ночь не спал за работой... А в городе так душно... и я хотел приехать к тебе... здесь отдохнуть... Ты не сердишься за это?..

Что-то подсказало Елене, что с ним случилось какое-то несчастие. Он говорил как-то странно. Его ласковый тон щемил ей сердце. Она взглянула на него. Он старался весело улыбнуться. Потом вдруг взял ее руку, поднес ее к своим губам, крепко поцеловал ее и тихо, совсем тихо произнес печальным голосом:

- Ведь ты не очень-то рада моему приезду... Ведь так?.. О, не говори ни слова... Я ведь по глазам твоим вижу... В них участие к человеку, но не любовь. Не правда ли?..

Елена опустила голову и молчала.

- Я, Елена, понимаю... Я вижу все и, видит бог, не виню тебя... Но только позволь мне побыть с тобой. Эти дела так надоели... так надоели! проговорил он, хватаясь за голову. - Голова трещит! - попробовал он рассмеяться.