Страница 157 из 183
Мы начали трудные поиски обоих: Жиля де Морея, которого тамплиерам удалось услать на край света, и самого рыцаря Гуго. В конце концов нам пришлось обратиться за помощью к дервишам из разных суфийских орденов, с которыми мы имели давние связи на Востоке и которые неоднократно служили нам посредниками в переговорах с Румом и Египтом. Замечу, что шейхи этих суфийских орденов были очень обеспокоены распространением ассасинов.
Жиля де Морея мы разыскали и сами вернули в доступные области. Юношу Милона дервиши обнаружили у подножия Аламута. Его отец сражался с ассасинами - не известно, по велению сердца или же по какому-то расчету: рыцарь Гуго был способен круто менять свои духовные устои, - а его сын был неплохо осведомлен о "внутреннем круге" тех, кто убедил или опоил отца.
Нам же хватило только силы убеждения. Милон де Ту вернул свой род на путь истинный и поклялся быть верным Ордену.
За свои услуги дервиши потребовали довольно необычную плату.
Этой платой стали вы, граф.
Мы не слишком доверяли Жилю де Морею, чем-то он напоминал нам своего дядю Гуго. С другой стороны, дервиши признались нам, что стремятся во что бы то ни стало сокрушить "внутренний круг" тамплиеров, состоящий из ассасин и скопивший богатство, размер которого уже стал чреват земным могуществом.
Именно дервиши-джибавии, "целители безумия", раскрыли перед нами замысел, в средоточии которого оказалась племянница госпожи Иоланды.
Ее сын от Жиля де Морея, он же внук Умара аль-Азри, Тибальдо Сентилья, стал главным наследником египетского золота, а вы, граф, будучи внуком, увы, Гуго де Ту и сыном его сына, Милона де Ту, по велению дервишей не получили при рождении никакого имени и были переданы им в руки. Как повествует "священное предание" вы были завернуты в тамплиерский плащ, когда вас принимал старый дервиш, быстро унявший ваши младенческие рыдания какой-то диковинной восточной песнью.
Дервиши клятвенно обещали Ордену, что сын Милона де Ту вернется в христианские земли с великой миссией: он сокрушит не только "внутренний круг" опасных ассасинских магов, но и весь Орден, в своей гордыне отступивший от Единого Бога.
Дервиши не солгали, граф.
"Здравствуй, Хасан Добрая Ночь!" - мысленно приветствовал я тьму, окончательно покорившую весь мир вокруг башни.
- Стрелам не дают имен! - вырвалось у меня.
- О чем вы, граф? - в третий раз за этот вечер удивился Великий Магистр.
- Лук порой получает имя, стрелы - никогда, - безнадежно усмехнулся я. - Полагаю, монсиньор, что вам более не придется навещать заветный кипарис на заднем дворе. Вы видите перед собой последнюю стрелу, пущенную искусной рукой некого суфия-джибавии, "целителя безумия". Оперение этой стрелы кажется постороннему глазу то белым, то черным. Это зависит только от того, с какой стороны смотришь. Где стоит тот кипарис, в который я должен был попасть? Вот что остается для меня загадкой.
- Вы, граф, выражаетесь куда изысканней всех придворных поэтов, которые мне известны, - с неким сомнением проговорил Великий Магистр.
- Это от усталости, - сказал я, ничуть не покривя душою. - С вашего позволения, монсиньор.
- Разумеется, я не могу удерживать вас более, граф, - теперь уже огорченно произнес Фульк де Вилларэ. - Но сожалею об этом. Я пригласил вас сюда не только для того, чтобы показать вам ваши владения и провести время в очень приятной беседе с вами, но и для того, чтобы вы вместе с госпожой Буондельвенто смогли стать свидетелями редкостного зрелища.
Увы, мне ничего не оставалось, как только проявить любезное любопытство. Великий Магистр иоаннитов подвел нас вплотную к мощным зубцам башни и предложил обозреть с высоты орлиного полета то, что происходило далеко внизу, на краю родосского берега.
Если Великий Магистр, подобно ночному хищнику, был способен разглядеть все мелочи кипевшей там муравьиной возни, то мы с Фьямметтой ясно различали только мельтешение каких-то багровых огоньков и по доносившимся звукам могли догадаться, что вся эта суета связана со стоявшими у пристани кораблями.
- Мы получили сведения, граф, что венецианским толстопузам не терпится прибрать к рукам Родос, - сообщил Фульк де Вилларэ. - Представьте себе, они тешат себя надеждой, что нас можно согнать отсюда, как ворон. Рума больше нет, граф. Сельджуки выродились. Они растащили свое царство по кусочкам и стали продавать толстопузам из Венеции и Генуи. Теперь венецианцы снарядили двадцать пять кораблей, посадили на них этих варваров и, пообещав им пару тысяч золотом, отпихнули от румского берега в сторону Родоса.
- То самое золото? - усмехнулся я.
- Возможно, - невозмутимо ответил Великий Магистр. - Оно живет своей собственной жизнью. Итак, граф, мы ждем гостей. С часу на час флот сельджуков подойдет достаточно близко, чтобы получить достойный прием. Мы готовим для них смесь китайских огней с греческим огнем. С высоты этой башни вы увидите незабываемое зрелище. Наступает добрая ночь, граф. А кроме того, вы увидите исход последних тамплиеров в адскую бездну пламени и воды. Замечу особо, граф: последних настоящих тамплиеров, тех, которые двести лет вподряд не снимали со своих белых плащей алого креста, очень похожего на изображение китайского дракона.
- Что с вами, мессер? - испуганно прошептала Фьямметта, почувствовав, как весь я содрогнулся и тут же застыл, словно окаменев на месте.
- Каких тамплиеров вы имеете ввиду, монсиньор? - большим усилием придав своему голосу непринужденный тон, вопросил я Великого Магистра.
- Кого же, как не тамплиеров Румской капеллы, - отвечал Великий Магистр иоаннитов, - этих древних титанов, уже отчаявшихся взять приступом божественные высоты и теперь готовых воевать со всем миром. Венеция надеется на силу этой дюжины больше, чем на силу трех тысяч сельджуков.
- Вам дурно, мессер? - еще сильнее испугалась Фьямметта.
- Там мой брат, - шепнул я ей, взметнув своим порывистым дыханием прядь ее волос.
Ровно одно мгновение молчала Фьямметта.
Ровно одно мгновение я оставался пленником "Доброй Ночи".
Взор Фьямметты воспламенил мою душу. С этим жгучим пламенем не сравнился бы никакой греческий огонь, и никакая китайская смесь не смогла бы вспыхнуть ярче.