Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 108

Раскланявшись, друзья вышли из обманчивого пня - жилища обманчивого человека, о котором нельзя сказать однозначно, хороший он или плохой, и вскоре были уже далеко от той поляны.

В глазах дочери Владимир мог прочесть все, что угодно, кроме радости от того, что вернулась домой. Была там и усталость от дороги, и гордость за жениха ( а ведь отец обещал, правда?), и досада, что сбежал он от нее дальше подвижничать, оставив княжну под крепким доглядом Лешака Поповича. Тот оказался тверже кремня - как ни упрашивала, не сжалился, не отпустил догонять Руслана. Еще и связать пригрозил, аспид... А вот радости от возвращения - не было. Ну и что? Владимир недоуменно пожал плечами. И впрямь, стоит ли носиться с какой-то девкой, пусть даже и дочерью родной, когда полон короб дел поважнее? Детей у него много; да, если разобраться, теперь вся Русь - его дети, от кичливого боярина до простого холопа. Вздохнув, князь пошел в Золотую палату, где гудел бесконечный пир.

Глава 30

Любовь настигла Рыбьего Сына неожиданно и бесшумно, как настигает беспечного караульного брошенный умелой рукой швыряльный нож. С той памятной ночи, когда он под действием страшных чар заснул у костра, Фатима стремительно ворвалась в его жизнь, заставляя сердце то трепетать в груди перепуганной птахой, то громко стучать, так, что голова раскалывалась. Никогда с ним не было ничего подобного! Каган Хичак Непримиримый не один год пытался женить его; лучшие печенежские воины стремились отдать за него, обласканного каганом, своих дочерей, отнюдь не последних по печенежским меркам красавиц. Но он не испытывал такой страсти, не сходил с ума от одного лишь взгляда. Что же происходит с ним сейчас? Почему это именно сейчас? Непростые вопросы всплывали в его голове, и далеко не на все он мог найти ответ. Но от любви деваться было некуда, да и не хотелось никуда деваться, честно говоря.

Покинув гостеприимного лесного человеконенавистника, друзья старались идти так быстро, как только могли. Когда устала Фатима, ее посадили на Шмеля. Тот попробовал было поканючить, но Руслан с Молчаном одновременно грозно зыркнули на него, и неглупый конь прочел в их глазах, что дорога, конечно, еще неблизкая, но по пути будет много деревень и весей, а поди найди дурака, чтоб от такого доброго коня отказался. И потому конь вздохнул и поплелся дальше. К закату снова вышли на тракт, миновали весь, другую, третью...

Молчан шагал задумчивый, под ноги не смотрел, из-за чего несколько раз чуть не упал. Он продолжал размышлять о гнусной человеческой природе: что угодно, хоть новых богов придумают, лишь бы оправдать собственную злобу, ненависть, слабость, подлость или еще что неприглядное... Дураку понятно, что старик-лесовик - очень не простой человек. Умный, начитанный - эвон, сколько у него книг во пне! - да и маг не последний. Причем веет от него не старой магией, а новой, той, что бывает и черная, и белая. В лесовике обе они так переплелись, что воспринимались как одна, серая магия. Ни вашим, ни нашим, так сказать. Ни богам, ни Ящеру. Опасно это, ох как опасно! Эвон, полвека еще не прошло с тех пор, как жил недалече от Новгорода дерзкий волхв Ступка. Пойдя с детства по пути Старых Волхвов, по пути магии, к пятидесяти годам стал он сильномогучим колдуном, но возгордился от этого. Ему не было дела до нужд людей, он жаждал знаний и счастья лишь для себя. И что же? Однажды вздумалось Ступке призвать самих Белобога с Чернобогом, ибо возомнил он себя выше их и хотел заставить их служить себе и прославлять повсеместно безграничное могущество не бога, но смертного человека, сумевшего достичь неизмеримых высот познания и мастерства, вплотную приблизившись к богам... И боги явились, и утащили они наглеца незнамо куда... А тоже ведь непростой человек был! А когда непростой человек берется за какое дело, ждать от него можно всякое. Это пока старик-лесовик сидит в своем лесу и охотится на охотников. А дальше? Вдруг ему взбредет в голову выйти из леса и пойти истреблять население окрестных весей? Или наслать свои чудовищные дубы вместе, скажем, с большой стаей волков на какой-нибудь город? Человеческая природа, конечно, гнусна, но ведь лесовик и сам такой же человек, как те, кого он так страстно ненавидит. Впрочем, об этом лучше поразмышлять неспешно, как-нибудь тихим вечером, глядя на пляшущие лепестки костра...





Этот день начался просто великолепно. Черноморд проснулся с чувством поразительной легкости в теле. Тщательно проверив все свои ощущения, он пришел к выводу, что сила, наконец-то, полностью к нему вернулась. Отметив это знаменательное событие чашей сладкого вина, колдун полетел в башню.

Пора немощи прошла, настала пора удовольствий. От чего еще можно получить такое сладкое наслаждение, как не от мести? А если отнять у врага женщину и развлекаться с ней, пока ее взбешенный возлюбленный спешит через тридевять земель, терпя неизбежные в долгой дороге лишения, навстречу собственной смерти? Так-так, ну, где там те проходимцы, что посмели увести весь гарем? Покажи-ка, зеркальце! Зеркальце послушно показало всю троицу, да девку. Идут себе куда-то трактом. Лица озабоченные, видать, прикидывают, где бы еще чего спереть. А куда остальных наложниц дели? Неужто продали?! Какие предприимчивые варвары, однако! Ну, ладно. Еще немного, и вы ребятки, не пойдете, а побежите. И не куда-нибудь, а ко мне, доброму дяде Абдулу. А уж я вам такую встречу приготовлю, на всю оставшуюся жизнь запомните! Правда, жизни той останется всего ничего - пяток минут, не больше... Что я вижу! Моя наложница, пользуясь тем, что остальные пялятся на горизонт, целуется с плешивым варваром?! Ну-ну, посмотрим, что ты вскорости запоешь, пташка, когда вспомнишь меня. Я не стану тебя ласкать. Я сначала избалую тебя, изнежу, искупаю в цветочных водах, прогуляю по моему прекрасному, как рай, саду, до отвала накормлю сладостями, чтобы побольше расслабилась. А затем медленно сгною. Так что умирать ты будешь так долго, как я захочу.

Заранее потирая крохотные сморщенные ладошки и злорадно хихикая, Черноморд вылетел на охоту.

Близился вечер. Перед закатом черные тучи затянули небо, пошел дождь. Поначалу он лишь накрапывал, словно не решаясь разойтись на полную, но потом осмелел и хлынул, как из ведра. Ветвистые молнии пронизали небо, загрохотал гром.