Страница 17 из 17
Второй больной почти полностью был в гипсе. Как знал уже Домингес, он являлся жертвой автомобильной аварии. Этот больной не мог ответить Домингесу, даже если бы и хотел: у него была в гипсе шея и нижняя челюсть. Со временем Домингес стал воспринимать второго пациента (имени он его так и не узнал, хотя, по правде сказать, и не старался узнавать) как естественную часть интерьера палаты.
Экстерьером для Домингеса стал небольшой кусок голубого неба, не завоеванного серой стеною...
Больничное окно было большим и чистым; через оконное стекло были видны самые мелкие трещинки в серой стене и любые атмосферные явления. Раз в два дня палату убирала молодая уборщица. Перед задумчивым Домингесом и неразговорчивым Вторым Пациентом происходил ритуал, отработанный до совершенного автоматизма. Уборщица тщательно вымывала пол большой тряпкой. Затем она вытирала пыль другой влажной тряпкой, по размерам явной уступающей первой, с тумбочки, ночников и подоконника. Третьей тряпкой она протирала оконное стекло. Домингес закрывал глаза -- видеть заоконный мир ему мешала нескладная женская фигура в белом халате, -- и единственными ощущениями оставались только звуки. Он слышал тихое поскрипывание и позвякивание протираемого стекла. Эти звуки для него были настоящей музыкой. "Как жалко, -- думалось в такие моменты Домингесу, -что у меня еще не срослась кость... Я бы тогда потанцевал под это поскрипывание и позвякивание, плотно закрыв глаза... Многие ошибаются, когда думают, что музыка должна быть громкой, нарочито веселой или резкой. Настоящая музыка еле слышима, она аритмична и внешне совсем не музыкальна. Такую музыку нужно воспринимать, только плотно закрыв глаза... Только закрыв глаза..."
Тут задумчивость Домингеса прерывалась: уборщица заканчивала свою работу и уходила из палаты. Домингес открывал глаза, и к нему приходил заоконный мир: небольшой кусок голубого неба, еще не завоеванный серой стеною.
Киев, весна 1995 г. -- 9 марта 1997 г.