Страница 6 из 7
- Здравствуйте. - Лева кивает головой и Лизкой. Ходока проще пропустить. Тропка узкая, и тащиться по колено в снегу не хочется. По щиколотку лучше. Гуськом, один за другим.
- Здравствуйте, - отвечает бабка и смотрит на Васильева. Долго и внимательно. Фотографирует. Без вспышки. А потом показывает остренькие вставные зубки.
- А ведь я вас знаю, молодой человек. Вы зять Калерии Гавриловны Росляковой? Правильно?
Левка не знает, кем он приходился покойной сестре своей тещи. Зять? Ну, пусть зять. Звучит получше деверя и шурина.
- Да. Именно так.
- То-то я смотрю на вас. Думаю, видела. Видела тогда в онкологии Калерию с каким-то молодым человеком. Мы с ней вместе работали. В Энергоснабе. Очень плохо она тогда выглядела. Очень плохо. Прямо никакая. Оклемалась? Нет?
"Ах, ты, старая, гнусная грымза! - думает Лева. - Вылезла погулять. По лестнице спустилась от площади Пушкина. Приковыляла. Ни раньше, ни позже. И ведь, действительно, могла видеть. Возил. И не один раз. Возил Калерию Гавриловну на химию. Было. Пока Светка сама не сдала на права".
- А у меня сынок - зав. отделеньем в онкологии. На капельницы к нему ходила, - не умолкает бабка, лопочет. - А Калерия у него-то и наблюдалась. Только, сказал, чудо поможет вашей подруге. Только чудо. Господи Исусе".
А рожа - такое солнышко. Лучики - морщинки. И губы накрашены. Слюна розовая и, кончики клыков. Словно сама воробья съела. Живьем. Только сейчас заметил. Плохой ты, Лева, физиономист. И вообще не наблюдателен. Учись у ребенка. Учись, пока не поздно.
- А вот чудо и случилось! - бухает Лева Васильев, говорит решительно и вдохновенно. - Произошло. Оно самое. Все нормально. Обливания помогли. Рассосалось. Вчера как раз уехала к подруге в Германию. На полгода.
- К Заре Михайловне? - темнеет бабка. Зеленеет. Под стать пальтишку становится. Драпу в рубчик. - Да вроде бы никогда особенно и не была близка с Вайнштоками? Ну надо же!
Лева разводит руками. Вернее, одной. Второй крепко держит Лизку за коленку. Уж извините.
- Чапа! - кричит бабка. - Чапа, немедленно вернись! В реку упадешь, глупая ты псина!
Палка орудует, как шило. Дырокол. Ходко пошла старушка. Обиженно сдавать страницу берега в архив.
- Чапа!
Лева с Лизкой на плечах тоже выходит на запорошенную тропинку. Санки сзади. Широкими полозьями зализывают дыры в снегу. Большие и маленькие.
Медленно, не торопясь. Пусть все исчезнет. И снова воздух станет прозрачным. Без цветных примесей. На все четыре стороны света.
А мартовское солнце старается вовсю. Желтые блики играют в мелкой воде Искитимки. Бесполезные золотые рыбки.
"Вот так и попрощался с Калерией, - думает Лева. - Вместе со всеми. Получилось. Само собою. Действительно, Господи, прости".
- Папа. - Лизка пригибает голову и шепчет прямо в ухо. - Папа, а почему ты обманул чужую бабушку?
- Разве обманул?
- Да. Баба Лера ведь никуда не уехала. Она же дома. Мы же ее не провожали. Не отвозили в аэропорт. И на вокзал не отвозили.
Лева молчит. Чужую бабушку - это цветочки. А вот собственную дочь - уже целое искусство. Но выбора нет.
- Знаешь, малыш, - говорит Левка, - это не обман. Это сказка. Ты думаешь, только детям рассказывают волшебные истории? Нет. Бабушкам и дедушкам тоже.
- Но они же не верят. Ни в Железного дровосека, ни в Буратино.
- Вот поэтому им и рассказывают сказки друг про друга.
За спиной тишина. Ребенок задумался. Лева чувствует холодок. Вокруг своей собственной шеи. Циркуляцию воздуха, а не крови.
Угловой дом на вершине крутого склона смотрит на Васильева всеми своими черными окнами. Можно подумать, тоже осуждает. Заодно с парой, что телепают там. Все еще тащатся вверх по извозу. Все меньше делаются и меньше. Но совсем исчезнуть не торопятся. Не спешат.
Вообще остановились. Мальчишки помешали старушке. Точно! Какой-то там воспитательный момент. У чугуна и камня, возле "Реки-труженицы".
- А давай не на мне поедешь, а на санках, - предлагает Лева. Поднимает двумя руками дочь и ставит на снег.
Лизка садится на сиденье, как Емеля. К Искитимке передом, а к рулю задом. Лева бы охотно присоединился. Но кто-то должен бдить. Всегда. Смотреть в оба.
А на вершине, на изломе Притомской набережной, в воздухе палка. Старушка из Энергоснаба лютует. Мать эскулапа, убийцы Калерии Гавриловны. Кого-то и она хочет достать. Лично, сама. Бабанька в зеленом, луговом пальто.
Одного хорошо видно. Стоит у ограды в черной куртке. Ногу задрал, положил на железные перила. Прыгун, гимнаст. Брумель и Андрианов. В полной готовности. А второй мелькает. Красная куртка. То появится из-за плеч рукотворной русалки, то исчезнет. Что-то еще отламывают. Определенно. Два малолетних хулигана. Попались, акробаты.
Клюка трясется. Собака и человек - то в унисон, то в разнобой. Но слов не слышно. Зато видно. Старуха резко подалась вперед. Палка проткнула воздух. Бесенок в красной куртке спрыгнул с камня, слетел, сорвался - и по снегу, по крутому склону, снарядом, бомбочкой - к реке. Его товарищ в черном сигает следом. Через ограду перемахивает - и в том же направлении, но только колбасой.
Кто победил, не ясно.
- Я вас достану... негодяи! - уже доносятся отдельные слова. И подозрение оправдывается. Десять очков у хулиганов. Что-то там красное прилипло. Светится. Осталось на теле "Реки-труженицы". Еще пара шагов вверх, в гору - и Лева оборачивается.
- Лиза, смотри, твоя птичка-невеличка прислала Речке-Весне шапочку с небес. Как в этом... как в мультфильме...
Лизка бросает взгляд через плечо. Разворачивается всем телом, встает и все равно не верит своим глазам.
Правда, старая лыжная шапка. На ковано-сварном металле головы. Олени и стрижи. Узорчатая. Чудесная, с игольчатым помпоном. Шариком на ниточке.
- Ой, - говорит Лизка, - как у гномика! Только этих нет...
Она показывает руками.
- Да, - понимает Лева, - полей. Но их и не должно быть. Это же шапочка эльфов, а не гномов.
- Каких эльфов?
- Ну эльфов... сказочных, волшебных... которые воду в Искитимке зимой греют.
- Какое безобразие! Нет, вы видели? - Старуха ждет сочувствия, а может быть, и помощи.
- Простите, мы очень торопимся, - отвечает Лева. - Извините.
И мимо. Не останавливаясь. Под ветки рябин Притомской набережной.
- Молодой человек, имейте совесть! - доносится из-за спины, Остановитесь. Одна минута же. Снимите это безобразие. Мне не достать.
Под ногами бесконечная белая лента широкой дорожки. Справа черная невысокой ограды. Высоко и хорошо. Вся река видна и даже рыбаки за белым языком острова. Словно ветер раскидал мерзлую ягоду. И некому склевать. Счастье.
- Эта бабушка с палочкой, - говорит Лизка, когда замолкает вдали голос и лай глохнет, - она очень плохая. Очень.
Лева останавливается и оборачивается.
- Папа, - продолжает ребенок и встает на сиденье, - а давай посмотрим на реку. Может быть, мы увидим этих эльфов, которые шапку принесли. Или гномиков. Может быть, они еще не убежали обратно. К своим печкам. Это же они дымки пускают? Да?
- Конечно, конечно. Давай, - легко соглашается Лева. Посмотрим.
Он берет дочку на руки, поднимает и подходит к самой ограде.
Теплый воздух над ближними полыньями, словно тончайший шелк. Радужные нити. Одежда невидимых кочегаров. Кузнецов и косарей. Они славные. Не курят и не дергают девчонок за косички.
Лизка молчит. И Лева молчит. Очень красиво.
- Папа, - неожиданно говорит ребенок, - папа, ты не сказал, почему мама звонила медленно-медленно.
- Не сказал? - переспрашивает Лева.
- Не сказал. - Лизка поворачивает свою головку и смотрит ему прямо в глаза.
- Потому, что думает о нас с тобой. Просто думает о нас с тобой - и все.
На лице ребенка появляется удивительное выражение. Оно светится. Оно греет. Внезапно Лизка обхватывает Левину голову руками. В одно мгновение. Как мяч. Притягивает к себе. Прижимает и целует. В нос, в щеки, в губы. Горячо.