Враг в зеркале

- ...Мне пригодятся. Есть же люди, для которых пять тысяч рублей немного! Что б им всем сдохнуть! Это я не о вас, - сердито скрежетала огромная Венера Федоровна. - Ну, где они? Где эти ваши рубли?

Я вытащил заранее отложенные купюры и протянул ей.

- Вот, значит, последний привет от муженька!.. Не ждала, не гадала...

Она взяла деньги, отошла к большому шкафу, открыла дверцу и, покопавшись в стопке белья, вернулась пустая. Сев на прежнее место, она вновь принялась за работу.

- Тут такое дело... - начал было я, но Венера Федоровна перебила.

- Конечно, дело. Я все жду, не может быть, чтобы просто так такие деньги давали. Не может - и все. Только вы уже сами сказали, что деньги Михаила, а значит, мои. Нет у меня ничего, а деньги мои.

- Вы не поняли...

- А чего тут не понять. Вам что-то надо, вот поэтому и побеспокоились, вещи продавали. Ну, так что?

- Да нет. Просто жили рядом, а ни разу не виделись. Я вот вашего сына ни разу не видел. Даже на фотографии. И не представляю, как он выглядит. Брат, все же...

- Степан? А чего его представлять? - она подняла голову и, прищурившись, оглядела меня. - На себя в зеркало посмотрите, вот и познакомитесь со Степаном. Одна кровь. Отец один, и все дела. Вы тоже, наверное, из зоны? Или сидели, разницы никакой. - Она вновь смерила меня взглядом. - Только мой побольше. Вы тоже крупный мужчина, а он побольше. И лицо... Вы добрый (эка новость! подумал я), а он зверюга, век бы ему воли не видеть, прости меня, Господи!

- Нельзя ли посмотреть фотографию.

- Откуда? Были фотографии, да. Но как его взяли, все тут перерыли. Фотографий-то было всего две-три. Где ему было фотографироваться? Папаша ваш и мой разлюбезный муж пил по-черному. Оттого и сгинул. Сначала руку потерял, а потом сам спился. Степан и сбился с дороги. Как школу закончил, так сразу в тюрму попал. Убийца мой сынок.

- А чего это вы о нем, да о нем? - подозрительно сощурилась она. - Тут на днях приходили из милиции, все расспрашивали, глазами зыркали. Может, вы тоже из милиции? Сбежал он, что ли? То-то я ещё тогда подумала. Так я ничего не знаю, сюда он не приходил. Сидеть ему ещё лет пять, амнистия по его статье не положена. Может, правда сбежал, а мне не говорите?

- Венера Федоровна! Хотите паспорт посмотрите. Вот, Фролов Иван Михайлович.

- Не нужны мне ваши документы, я не отдел кадров. А если и Фролов, то все равно можете в милиции работать.

Стал я уставать. Мое лихорадочное возбуждение усилилось. Я старался сдерживаться. Да и делать мне здесь больше было нечего. Я ещё раз осмотрелся; у стула треснула спинка... фарфоровая ваза на столе с явно подклеенным куском...

- Я помню у вас дочь была, - рассеянно сказал я. - Она с вами живет?

- Как же! Пущу я ее! В Москве, шлюха, устроилась. С иностранцами путается, вот эти самые доллары зашибает. Пущу я её, пусть не надеется! перешла она на крик, надеясь, видно, голосом покрыть расстояние до Москвы. - Мне не нужна дочь проститутка, - напоследок выкрикнула она, и я понял, что мне пора.

- Венера Федоровна! Время. Я должен идти.

- Уже уходите? А то я вот, обед приготовлю... У меня и на стол сейчас нечего поставить. А может, чаю хотите?..

- Если что, приходите опять, - говорила она, явно обрадовавшись моему скорому уходу.

Я тут же попрощался и вышел.

Я быстро сбежал вниз. За то время, что я провел в гостях у старухи, что-то изменилось. Я думал, мне станет легче на воздухе - не тут-то было. С деревьев, кустов, не знаю ещё с каких трав стекали разные дурманящие запахи, а в небе набухала душная мгла. У соседнего подъезда строилась колонна провожающих, возглавляемая небольшой группой наемников-музыкантов. В стороне, окруженный скорбным частоколом мрачных старух, на табуретках расположился гроб. Еще больше потемнело; вдруг ветер нежданно налетел, расталкивая всех - зашумели деревья, звякнули литавры, рявкнули трубы, поднялся гроб, и тотчас же в темно-лиловом небе тронулась, покатилась глухая груда - отдаленный гром.

Я поспешил к машине. Едва спрятался, как забарабанило каплями по крыше, залило стекла косами ручейков, и я, вынув сигарету из пачки, с наслаждением закурил, чувствуя легкими сухое, упругое прикосновение дыма.

Достал листок с адресами. Чингиз. Должно быть, где-то недалеко, я смутно помнил, как некогда связывал его район с местом обитания отца. Но спросить было некого, пока я курил и пережидал грозу. Приспустив стекло, благо козырек не позволял каплям проникать внутрь, я думал, что шествие на кладбище придется отложить и, действительно, в просветах воды, сквозь дикое, бледное блистанье молний, увидел машину и прикрытый крышкой гроб в кузове с откинутыми бортами. Больше не было никого, ибо широко и шумно шедший дождь загнал всех обратно в подъезд.

Я закурил новую сигарету и сидел, откинувшись на спинку сиденья, чувствуя, как с расслабленных мышц уходит болезненной волной ломота.

Дождь вдруг перестал. Я открыл дверцу и вышел в томный тающий туман. Кругом, в сероватом оглушенном громом воздухе плавали кусты, деревья, блестящая крыша моего джипа. Снова выходил народ.

Я уточнил, как мне лучше доехать, и тронул с места машину. Осторожно обогнув заново строящуюся процессию, выехал на дорогу и через десять минут уже искал пятнадцатый дом на улице Пешкова.

ГЛАВА 27

ЧИНГИЗ

Мне открыла дверь сонная, татарского покроя девица в пестреньком домашнем платьице, причем столь коротеньком, что посетитель невольно (даже если вовсе и не собирался), за легким трепетаньем ткани ловил взглядом инородный материал трусиков либо натуральных прелестей.

Я, во всяком случае, оказался в роли такого любопытного; девица же, едва открыв дверь, молча повернулась и пошла в комнату, словно поросенка морковкой увлекая меня за собой. Я встряхнулся, только заметив её лукавую усмешку, но она мне уже протягивала один из наполненных стаканов, который я с благодарностью принял.

По вкусу это был джин с тоником. Я отпил половину и впервые голосом нарушил наше почти интимное общение.

- Вы всегда так принимаете гостей?

- Нет, только если они мне нравятся, - ответила она, с наивным бестыдством разглядывая меня чуть косящим колдовским взором.

- А если нарветесь на слишком активного любителя сладкого?

- Я знаю лишь одного любителя сладенького, но даже и он здесь не опасен.

Я на всякий случай спросил:

- Вы имеете в виду Александра, лейтенанта милиции и брата Ленчика?

- О! - она с интересом посмотрела на меня, потом подошла к двухэтажному столику на колесиках и дополнила свой стакан. Потом и мой.

Усевшись в кресло, она пригласила меня сесть напротив.

- Вы, оказывается, всех знаете. Почему же я вас, такого красавчика, не видела раньше?

- Я недавно приехал. Меня зовут Иван, - представился я, и переждав ответное - Роза, продолжил: - Я старый друг Чингиза... Марата. Все время сбиваюсь на детские прозвища, - извинился я.

- Что вы, его и сейчас так зовут. Но если вы его знаете, тогда понимаете, что даже этот козел Сладенький здесь не опасен. - Я подружка Марата, - скромно пояснила она и потупилась, а мне в этот момент удалось разглядеть (это было нетрудно, хотя я и сопротивлялся), что под платьем у неё ничего нет.

Она усмехнулась (понятливая оказалась девица), поставила стакан и, закинув руки за голову, потянулась сладострастно, как кошка.

- Люблю дергать тигров за усы. Только там, где витает дух Марата, все тигры ручные. Или я ошибаюсь, - с надеждой вопросила она и, подняв стакан, лизнула край розовым язычком. - Хотите?

- Что? - улыбнулся я.

- Еще выпить, - засмеялась она. - А вы что подумали?

- Я это и подумал. Нет, к сожалению. Боюсь расслабиться.

Я огляделся, ибо до этого момента ловкая подружка Марата профессионально управляла моим вниманием.

Квартира была в состоянии несколько небрежном, но состоятельность хозяина сомнений не вызывала. И чувствовалось присутствие подружки, а не хозяйки-жены. В открытом дверном проеме соседней комнаты на резиновом коврике лежала штанга. Здесь на стене висела большая фотография Чингиза; голый по пояс, напряженный, он готовился выскочить сквозь рамку: тонкая кожа обтягивала сухие литые мышцы, а взгляд был все тот же, знакомый мне издавна - яростный, беспощадно орлиный...