Отрешенные люди

- Именно так. А вчерась прискакал оттудова верный человек и сообщил, что киргизы его со всем обозом к себе увели и выкуп немалый требуют.

- Да сроду такого не припомню, - всплеснула руками бывшая здесь же в прихожей Варвара Григорьевна.

- Не тронь лиха, пока лежит тихо, - сокрушенно вздохнул Корнильев, присаживаясь на лавку в горнице, куда они прошли для разговора.

- Большой выкуп требуют? - поинтересовался Зубарев, заранее зная, что Михаил впрямую не ответит, уйдет в сторону.

- Солидный выкуп, - уклончиво ответил тот, - да не в выкупе даже и дело...

- Еще чего просят?

- Дело в том, что выкуп тот надобно им в стойбище доставить. Сам я ехать не могу, дел невпроворот, у Алексея стекольная фабрика, не бросишь, Василий, младший наш, - Зубарев кивнул понятливо головой, ему были знакомы приемы младшего Корнильева и его умение выходить сухим из воды, - захворал, занемог, как про то известие услыхал. Дело-то такое, можно и без головы, с такими деньгами едучи, остаться, - провел он ладонью по горлу.

- Так ведь туда полки наши ушли, в степь, - встрял Иван Зубарев.

- Вот из-за них киргизцы как раз и озлились. Солдаты, видать, поразорили их стойбища, скот поугоняли, а, может, еще чего, в общем, киргизцы обещали всех купцов, кто мимо них ехать будет, ловить, у себя держать, пока за них выкуп не дадут.

- Выкуп-то они возьмут, - почесал в затылке Василии Павлович, - а вот отпустят ли Федора с миром? Я их норов давненько знаю, имел дело с ихним братом.

- Вот как тут поступать? - перекрестившись на темные образа, спросил Михаил Яковлевич. - Казаков нанимать, чтоб отбили Федора?

- А чего б не попробовать? - шмякнул кулаком по столу Василий Павлович, которого самого несколько лет назад хорошо пощипали в степи, после чего он более года расплачивался за взятые в долг товары.

- Что ты, Иван, скажешь? - обратился Корнильев к младшему Зубареву.

- Я б не так поступил, - скупо ответил тот.

- Да? И как же? Скажи, послухаем.

- Надо ихнего старшину похитить или кого иного из их знатных людей, а потом и поменять на Федора.

- Ишь ты каков! - покрутил головой Михаил Яковлевич. - Только кто за такое дело рисковое возьмется? Уж не ты ли?

- Возьмусь, - спокойно ответил он, и глаза у него зажглись. Отец, хорошо знавший, что обозначает этот блеск, только крякнул и громко высморкался.

- Чего скажешь? - Корнильев глянул на Зубарева-старшего.

- Ох, и хитер ты, Михаил, - Василию Павловичу подобная затея сына была явно не по душе,- знал, неспроста ты к нам зашел. Опять станешь Ивана сбивать на дурь какую. Все тебе мало... И так едва из острога его выручили. Пущай пожил бы хоть чуток без азарту или не знаешь, каков он? Мы тут собрались было свататься... - на этих словах Василий Павлович прикусил язык, поняв, что сказанул лишку, но было уже поздно, и Корнильев заулыбался и лукаво сощурился.

- А-а-а... вон оно в чем дело? И к кому свататься собрались? Отчего я о том ничего не знаю? Вот молчальники великие! Нехорошо, ой, нехорошо родных людей забывать...

- Зато ты о нас, Мишка, помнишь. Чего Федора не остановил, когда он в такое время в степь поехал? Знал, поди, что солдаты на войну отправились добра не жди, - продолжал выговаривать ему Зубарев-старший, но по тону его было видно, что он уже помягчал, смирился с мыслью, что сыну придется ехать в степь на выручку богатого родственника.

- Ладно, ладно, - примирительно взял за руку разошедшегося хозяина Корнильев, - я же не задаром его об услуге прошу, заплачу за брата родного. Сын у тебя, Василий Палыч, вон каков, башковитый, за печкой его не упрячешь, - и он похлопал по плечу Ивана, который засмущался, потупил глаза, так, что легкий румянец окрасил его смуглые щеки.

- Чего ты, отец, испугался? Не впервой мне, вывернусь...

- Ага, вывернешься. Тулуп выворачивали, выворачивали, пока на две половины не разорвали. Киргизцы, они шутить не станут, пырнут ножичком в брюхо, и поминай, как знали. А ножички у них знаешь какие? Во! Наскрось выйдет и еще останется.

- Поди, не дойдет до смертоубийства, - попробовал успокоить Зубарева Михаил Корнильев, - не тот человек у тебя Иван, чтоб пузо свое под нож киргизский подставлять. Так говорю?

- Решайте сами, - махнул расстроенный Василий Павлович и пошел из горницы, - но чтоб через месяц был тут, а то ... - и, не договорив, ушел к себе в кабинетик.

Двоюродные братья, оставшись одни, переглянулись, и Михаил, который был на добрых полтора десятка лет старше Ивана, подмигнул тому и, перейдя на шепот, спросил:

- Значит, под венец идти собрался? Набегался по девкам уже? Гляди, не прогадай. Жена как голова, одна до самой смерти дается.

- Все одно, рано ли, поздно ли, жениться надо, - отвел глаза в сторону Иван, - вернусь, и поженимся.

-- То тебе решать. А теперь о деле. Дам тебе с собой в помощь двух человек своих: Никанора Семуху и Тихона Злыгу. Оба парни крепкие, крученые, с нашими обозами везде хаживали. Деньги как соберу на выкуп, то сразу дам знать тебе. Запрячешь их хорошенько, ладом, чтоб не сыскали при случае. Подскажу, как лучше сделать, через недельку и выступите.

-- А лошадей? Не пехом же топать.

-- То само собой. Каждому будет по паре, чтоб подменять могли.

- А с оружием как?

- Пару пистолей дам, - неохотно согласился Корнильев.

- Там пистолями не обойтись, мушкеты или фузеи нужны.

- Ты, впрямь, как на войну собираешься. Где я тебе их возьму?

- Найдешь, коль захочешь. Без мушкета не поеду. И по сабле каждому, а лучше, так тесаки. Крупы, солонины, сухарей не забудь, а то придется с половины пути возвращаться. Сам вон чего не едешь?

- Я же говорил, дела, - набычил свою крупную голову Корнильев.

- Смотри, у меня ведь тоже дела найтись могут, если голыми нас спровадишь.

- Найду все, о чем просишь, - вздохнул, вставая, Корнильев, - дорого же мне выкуп братца родного встанет, угораздило его в переделку попасть...

Варвара Григорьевна, проведав о поездке сына в степь, разволновалась, заголосила, кинулась уговаривать, чтоб отказался, но Иван стоял на своем крепко и не сдавался на уговоры матери, не отвечал на попреки отца.

Через четыре дня, на пятый, явился посыльный от Михаила Корнильева, сообщил, что все к поездке готово и завтра можно выступать. Иван отправился к двоюродному брату и застал того разглядывающим старенький побитый мушкет, который явно кто-то поспешил сбыть с рук за самую незначительную цену. Но препираться с Михаилом было бесполезно, и Иван взял оружие, надеясь, что, может быть, пользовать им и не придется. Тут же он познакомился со своими попутчиками. То были здоровенные парни, ростом с него и не уступающие, видать, по силе. Тот, что назвался Никанором, был рус и конопат, а Тихон носил расчесанные на прямой пробор волосы и небольшие черные усики, которые смотрелись довольно нелепо под его большим мясистым носом. Отозвав Ивана в сторонку, Михаил вручил ему увесистый кошель с деньгами и посоветовал зашить его в седло или сшить специальный карман в заплечной суме. Иван обещал подумать и отправился домой, чтоб отоспаться перед дорогой. На другой день еще в темноте в окно к нему постучались, и, выйдя на крыльцо, он увидел взнузданных коней и двух всадников, поджидающих его. Едва простившись с родителями, он вскочил в седло и, ощущая радостное и щемящее чувство дороги, изо всей мочи хлестнул своего коня, направив его вскачь по бревенчатой мостовой.

13.

Когда в Петербурге чуть растеплило и весело зачирикали уцелевшие после лютых зимних морозов неунывающие воробьи, братья Шуваловы собрались в воскресный день для празднования именин двоюродного брата, Ивана Ивановича, носившего, к прочим, звание российского президента Академии. Из всех гостей приглашен был лишь граф Михаил Илларионович Воронцов, сидевший на почетном месте, справа от виновника торжества. Он и руководил застольем, произнося шуточные тосты и здравицы имениннику. Правда, пили мало, а больше разговаривали о делах, об императрице, которая, следуя давней традиции, неизменно дарила на именины близким ей людям какую-нибудь дорогую безделушку. На сей раз Иван Иванович восседал в тонкой шелковой рубашке, воротник и рукава которой были расшиты бисером. Именно эта рубашка и была преподнесена накануне собственноручно Елизаветой Петровной в качества подарка имениннику.