Страница 10 из 108
- Так что, вашскородь, к буфетчику бегал, у вестовых шиттовского не было, - ответил Козлов, ставя поднос и принимая пепельницу.
- Молодец, Козлов, отставить верблюда! - сказал Ливитин весело и, сбросив ноги с койки, сел.
- Рад стараться, вашскородие, - ответил Козлов негромко и, осторожно высыпав окурки на ладонь (чтобы не беспокоить возвращением), поставил пепельницу и вышел.
Юрий Ливитин жадно потянул пенящееся пиво и сказал, облизнув верхнюю губу:
- Тебя послушать, так идеальный матрос - это автомат!
- Правильно, Юрочка, в этом мудрость военной службы! И к этому клонится вся система, выработанная веками. Выделка автомата трудна, а рецепт прост. Берется деревенский парень, Митюха вульгарис, призывного возраста, двадцать один год, желательно малограмотный. Митюху в течение новобранской зимы бьют по черепу уставами, правилами, традициями, бьют долго и много... Умело бьют, не так, как вас, Юрий Петрович, по вольности дворянства, - пока всю шелуху не обмолотят. Получается, так сказать, отливка, грубая еще заготовка будущего матроса, бессмысленно-исполнительная машина, в которую, как в глину, требуется вдуть флотский дух. Брак в отливке бывает преимущественно из окончивших городское четырехклассное или - не дай бог - техническое училище и в дальнейшую отделку не идет. Ни черта из него не выйдет, хорошо, если службу дотянет, не подгадив... А хорошая отливка, в которой, кроме уставов, правил и ощущения непреложности совершающегося, никаких вольных мыслей нет, идет в дальнейшую обработку на корабле. Тут уже все мы принимаем участие ежеминутно, незаметно, постоянно! Ты думаешь, мне очень весело вывалившись из "Фении" в шесть утра, в восемь, как идиоту, докладать командиру, что в четвертой башне случаев не было? А надо, не для нас надо, а для Митюх. Чтобы Митюха всей душой верил, что коли в восемь часов не поднимут флага и господа офицеры не отрапортуют, - то, значит, в восемь часов одну минуту случится светопреставление... Или очень мне приятно Ирину на улице кидать и материть чужого матроса в три света вполголоса, коли он не откозырял? А надо, чтоб всякий Митюха чувствовал, что в этом есть особый, неведомый ему смысл, который настолько важен, что за соблюдением этого смысла следят неусыпно, повсеместно, твердо и до скончания века. Никогда не показывай матросу, что король - голый. Делай глупости с серьезным видом, вызывай отбывающему адмиралу караул и оркестр наверх, чтобы отпустить их вниз, не использовав, едва он покажется на палубе. Выслушивай в рапорте, что в вахтенном отделении столько-то унтер-офицеров и нижних чинов, хотя список суточного наряда у тебя в руках. Требуй, чтобы матрос уверил тебя, что он рад стараться, коли ты его похвалил; отдавай под суд, если он присел в карауле у кормового флага, хотя стеречь, собственно, нечего, ибо корабль стерегут сигнальщики и вахта, а флаг спущен и лежит в вахтенной рубке... Вот пройдет человек через такую обточку - айн, цвай, драй! - и в знаменитой русской душе - чисто, как на палубе: ни тебе святыни, ни тебе навозу, а главное - никакой неожиданности!
- Ну, знаешь, - сказал Юрий, улыбаясь, - ты просто рисуешься своим цинизмом.
- Какая тут, милый, рисовка! Я с тобой как на духу говорю и покорнейше прошу моих откровений не разглашать. Тебе, конечно, по молодости лет обидно насчет человеческой души, опять же Станюковича ты начитавшись, видимо, - там у него это замечательно расписано. Только хлопотно, доложу я тебе, целой ротой человеческих душ командовать. Пожалуй, в печали их вглядываясь, на стрельбе щита не разглядишь. А ста двадцатью четырьмя матросами командовать - вовсе даже свободно. Проще живите, мой юный брат, и смотрите в корень. Жизнь принадлежит сильным, а сильным можно быть только тогда, когда понимаешь, на чем держится порядок вещей. Получите вечерний афоризм и допивайте ваше пиво. Дин скооль, мин скооль...
- Алля вакра фликорс скооль!* - ответил Юрий, беря бокал. - А от твоих цинических речей все же довольно неуютно. Выходит, и меня обтачивают? Что я тебе - болванка?
______________
* "За твое здоровье, за мое здоровье... " - "За здоровье всех хорошеньких девушек" - обычный шведский тост при чоканье бокалами.
- Непременно. Только из более капризного материала и потому требующая более тонкой обработки... Шурку Пахомова видаешь?
- Уг-гу, - сказал Юрий гулко в бокал.
- Ты еще в штаны делал, когда мы с ним в гимназии цапались. Он же красным был и на сходки шлялся. Я ему раз морду побил - не сошлись во взглядах на знамя: он уверял, что это тряпка, а я тогда еще принимал вещи всерьез. Вот полюбуйся теперь, как он щелкает шпорами и вытягивается на улице в струнку, когда мимо даже чужую тряпку проносят, - красота! А много ли человека обрабатывали? Всего два года Николаевского кавалерийского, и вместо лохматой шевелюры - пробор в ниточку, а под пробором - мысли справа по три как на ученье, одинаковым аллюром, одинакового ранжира... А ты говоришь - купаться! У нас с тобой с детства привычка к военному делу, а уж коли Шурку Пахомова оболванили под гребенку, - значит, система продуманная.
- Это что же, от чистки кобыл такой сдвиг в умах происходит? - спросил Юрий ядовито. - Так и швабру мою понимать прикажешь?
- Да не обижайся ты на швабру! Швабра - великая вещь. На ней да на чистоле весь флот стоит! Неужели ты думаешь, что тебя всерьез три года учат медяшку драить? Подумаешь, какие интегралы! Не в том тут сила: тебя с отроческих лет приучают делать вещи, весь смысл коих заключается в их бессмысленности. Вот парадокс, красота!
Лейтенант наградил себя глотком пива.
- Ведь бессмысленно драить медяшку, когда висят тучи и через полчаса пойдет дождь, - однако ты драишь и не удивляешься. Так же мало смысла посылать с вахты спрашивать у старшего офицера разрешения дать команде обед, не дать которого он не может. Или мне, сходя на берег, обращаться к вахтенному начальнику - младше меня чином - с неизменным "Разрешите?", когда я имею на то согласие старшего офицера... А между тем эти бессмысленные вещи необходимы как для нас, так и для Митюх, так и для вас - третьего сословия. Во-первых - это признак одежды на голом короле, во-вторых - поддержание незыблемости порядка. В-третьих - железная необходимость соблюдения и знания тысячи этих правил предохраняет от вредных рассуждений, вроде моих. Военный человек должен быть всегда занят, иначе он начнет задумываться, что, как известно по индюку, для здоровья вредно. Дай-ка мне вон зеленую книжку, я тебе флотскую библию почитаю!..
Юрий стал перед книжной полкой. Индусская мистика "Хатха-йоги" втиснулась между рассказами Аверченко и "Морской практикой" Гельмерсена. Морской устав прислонился к цветистому томику стихов Игоря Северянина, английский словарь - к "Женщине, стоящей посреди", изделия Арцыбашева. "Морская тактика" адмирала Макарова странным образом зажалась между желтыми французскими романами, самые названия которых показывали, что лейтенант поддерживает знание языков литературой нескучной. Зеленая книжка нашлась в строгом окружении "Курса морской артиллерии" и Семеновской "Расплаты" и по изъятии оказалась приказами адмирала Шанца издания 1865 года. Николай Ливитин перелистал страницы.
- Толковый покойничек был! Тут есть философские мысли о воспитании юношества - сахар!.. Вот: "...мною замечено, что господа офицеры беседуют по вечерам с гардемаринами о посторонних флоту вещах, как-то: о театрах, о политике и о родне. Господам офицерам следовало бы помнить, что дни, проведенные гардемаринами в обучении, невозвратны, что рассуждающий юноша легко может набраться и на стороне вредных мыслей и что гардемарин с идеями в голове подобен человеку, который под парадным сюртуком имеет заношенное и дурно пахнущее белье. Я ожидаю, что господа офицеры сами поймут легкомысленность своего поведения и впредь будут практиковать приватные разговоры вне службы лишь в целях научения будущих офицеров морскому делу, опыту и флотскому духу, коего я, к сожалению, на эскадре вижу мало, а не развращать юные умы не ведущими к цели посторонними разговорами". Видал? Вот это воспитание правильное!