Страница 8 из 44
В глубине души Морсби понимал, что доктор наверняка прав. С другой стороны, пластина - определенная, видимая, осязаемая подсказка, единственная, если не считать перчаток. Он чувствовал, что пластина ему необходима, хотя еще с трудом представлял, чем она ему поможет.
На следующий день он понес ее к производителю, готовый к тому, что над ним будут смеяться, и уверенный, что выдержит насмешки с достоинством человека долга и расспросит их о том, что они могли бы сказать о судьбе пластины после ее выпуска.
Над ним действительно посмеялись. Потом директор внезапно перестал смеяться и стал пристальнее разглядывать пластину.
- Ну,- сказал он наконец,- ваша удача, инспектор. В девятистах девяноста девяти случаях из тысячи ответить на ваши вопросы было бы просто невозможно, разве что дать список больниц, куда мы поставляем эти пластины последние двадцать лет. Но в данном случае...
- Что?- жадно спросил Морсби.
- Ну, не так все безнадежно.
Директор, сухощавый человечек, говоривший с шотландским акцентом, очень аккуратно насадил очки на нос и еще раз с удовольствием изучил пластину.
- Как же это понимать?- нетерпеливо спросил Морсби.
- А вот как. Примерно пять-шесть лет назад, насколько я помню, а может, и четыре года... это я посмотрю но книгам... В общем, несколько лет назад мы выпустили серию пластин из нового сплава, раньше мы таких не делали. Не припомню точно состав, это вас и не заинтересует - но дело в том, что их мы сделали не так уж много. Это была экспериментальная партия, понимаете? И не очень "дачная. В отзывах пластины называли недостаточно гибкими. Так что больше мы этот сплав не использовали.
- И эта пластина - одна из тех?
- На каждой из них,- невозмутимо продолжал директор, который торопиться не любил,- мы поставили особый значок после знака фирмы, указывавший, что это экспериментальное изделие, понимаете? На этой пластине я разглядел тот значок.
- И сколько таких вы выпустили?
- Сто. Ровно сто, ни больше ни меньше. Я это отлично помню.
- Это очень мне поможет,- энергично сказал Морсби.- Я все думал, неужели мне ни капли не повезет с этим делом, как обычно везло с успешно раскрытыми, Один процент удачи на девяносто девять, мистер Фергюсон, вот что такое работа сыщика; и ни одна удача не работает, пока не свяжешь ее с другой, так же тяжко добытой. Значит, насколько я понял, раз это была экспериментальная партия, больницы в таком случае вели особый учет операций, где они использовались?
Мистер Фергюсон покачал головой без прежнего энтузиазма.
- Нет, такого они не могли делать, так как мы не сказали, что пластины экспериментальные. Им не важно, какой сплав, пока пластины их удовлетворяют. А при нашей репутации все наши пластины должны отвечать соответствующим требованиям. Эти просто были не высшего качества. Так что, получается, что вам это вряд ли поможет.
- О, сэр, обязательно поможет,- благодарно сказал Морсби.- Вы только посмотрите дату отправки первой пластины из этой партии и последней, и тогда мне это поможет очень существенно.
Глава 4
Из фирмы по производству металлических пластин Морсби с торжеством унес ценные данные - даты выпуска первой и последней пластины из экспериментальной партии: 27 апреля и 14 июля одного и того же, 1927 года. Перед Уходом он спросил сухощавого директора, сколько времени в больницах сохраняют пластины в запасе, и получил ответ: сказать невозможно; если пластина занесена в основной список имеющихся в наличии инструментов и приспособлений, запись о ней может сохраниться там на неопределенный срок.
И тем не менее Морсби торжествовал. Без этих данных пришлось бы проверять все хирургические операции, сделанные за двадцать лет; теперь сроки сократились до вполне преодолимых. Тело нашли 22 января 1931 года. Судебный медик теперь установил, что тело пролежало в земле не менее четырех месяцев. Когда пластину изъяли из трупа, он исследовал костную мозоль и твердо заявил, что перелом произошел не раньше года до смерти. Таким образом, не позже, например, конца августа 1929. Морсби понятия не имел, сколько переломов бедренных костей скреплялось пластинами в Англии с 27 апреля 1927 года до 31 августа 1929-го, но намерен был это выяснить.
Вернувшись в Скотленд-Ярд, он сразу же набросал срочное письмо и разослал по экземпляру во все больницы и частные лечебницы на Британских островах. Был, правда, вариант, что операцию делали не в Великобритании и что убитая женщина была иностранкой, поскольку директор Фергюсон подчеркнул широкие экспортные связи своей фирмы. Но Морсби решил для начала ограничиться Британией. К тому же шестое чувство опытного сыщика подсказывало ему: наконец-то он вышел на верный след.
Как только стали поступать ответы на запросы Морсби, он сам и его подчиненные погрузились в ту нескончаемую, изнурительную рутинную работу, о которой люди ничего не знают, которая не упоминается даже в суде, но которая составляет девять десятых всей работы Скотленд-Ярда. Было выяснено, что за запрошенный период операции с использованием пластины, скреплявшей правую бедренную кость, были сделаны шестистам сорока одной женщине. Из них по несоответствию возрасту и другим данным исключили двести девятнадцать. О каждой из оставшихся четырехсот двадцати двух необходимо было узнать, куда она отправилась из госпиталя: домой, в снятую квартиру или на другое место жительства. Это узнавалось, часто с огромными трудностями, с неизбежными расспросами дюжины свидетелей для установления одного-единственного переезда, пока не выяснялось, что она либо жива, либо мирно и чинно скончалась.
Любые простые случаи - а их было немало - доверяли местному сыску районов и графств; но даже с учетом этого на плечи Морсби легло изрядное их количество. Почти три месяца он постоянно переезжал из конца в конец страны, лично разбираясь с самыми запутанными делами (поразительно, сколько дам переезжали в такие дальние концы и так часто всего за четыре года). То и дело он пересекал Англию, мчась на помощь менее опытным инспектору Фоксу и сержанту Эффорду, работавшим в его команде, когда тот или другой терпели фиаско, и поддерживал постоянную связь со Скотленд-Ярдом, все время проявляя энергию и проворство, не свойственные его годам и габаритам.
Упоминания о деле в печати постепенно становились короче и реже и наконец исчезли вовсе; трагедия понемногу улетучилась из непрочной памяти читателей. А пока те, кто помнил, автоматически занесли ее в чудовищный лондонский список нераскрытых криминальных загадок, кропотливая работа шла своим чередом. И вот однажды в конце апреля старший инспектор Морсби, вернувшись в свой кабинет в Скотленд-Ярде, вычеркнул из списка прооперированных женщин четыреста двадцать первое имя, и в нем осталось лишь одно.
"...в последний раз о ней слышали в Эллингфорде,- написал в отчете Морсби,- где она...". Он бросил писать и стал покусывать кончик ручки. Эллингфорд - что-то знакомое, но с чем у него связано это название?
Прежде всего, Эллингфорд находится на краю муниципального полицейского округа, за двенадцать миль от Чаринг-кросса. Это не окраина Лондона - между ними лежит незастроенная территория. Морсби не был уверен, что бывал там прежде. Почему же тогда ему так внезапно пришло в голову, что с девушкой, за которой проследили до Эллингфорда, связано что-то особенное? Да, и даже с той самой школой в Эллингфорде?
И тут он вспомнил. Мистер Шерингэм как-то вскользь упомянул прошлым летом, что собирается заменить, в основном шутки ради, заболевшего учителя в своей бывшей начальной школе Роланд-хаус в Эллингфорде. Морсби слушал тогда краем уха, как почти всю болтовню мистера Шерингэма (конечно, если она не касалась интересующего Морсби дела), но теперь случайно запомнившаяся деталь обрела очень важное значение. Прошлым летом... и тоже в Роланд-хаусе...
Морсби потянулся к телефону и заказал номер Шерингэма.
Его не было на месте.
Морсби, человек колоссального терпения, снова взял ручку и продолжил писать свой отчет.