Страница 67 из 77
- Знаете, - сказал он старику, ощущая в то же время под собой новую дрожь ступени, но это воспринималось уже привычно, вроде как в поезде. - А я бы у вас тут остался. - И пояснил в ответ на мудрый, недоверчивый взгляд: - Уж очень мне везет - ни пули не берут, ни лазеры. И в этом свете вот что интересно - как со мной справится ваш катаклизм?
- Боюсь, что вам скоро предстоит это узнать, - грустно сказал старик. Никто здесь вам не поможет, если у вас нет при себе трансверсора или кругленькой суммы в имперских кредах.
Степан только махнул рукой, откидываясь на ступень - он вновь почувствовал чудовищную усталость, веки слипались. И эта жара...
- Туаза, - еще позвал он, - вы пока поразмыслите над моими предложениями. А мне надо немного отдохнуть. Если раздобудете браслет, то разбудите. - "А впрочем, зачем?.." - домыслил он уже про себя, погружаясь в сон.
Он ехал в плацкартном вагоне, полном почему-то голых баб. Они шныряли мимо туда и сюда, но рядом сидела Туаза, одетая, и отпускала на их счет разные критические замечания. Потом она сообщила, что этот поезд идет прямиком к разбитому мосту, но им-то, мол, нечего бояться, и многозначительно постучала по браслету на своем запястье. Степан пришел в ужас, что погибнет столько женщин, и даже поймал одну проходившую за бедро с намерением ее спасти, но вредная Туаза сказала, что он может эту телку прямо здесь, но только не при ней, после чего исчезла, гордо взмахнув своим трансверсором. Это было несправедливо, и Степан подумал, что раз так, раз уж все равно погибать, то, может, ему и правда прямо здесь - тем более что пойманная дама его к этому склоняла. Но в этот момент его стали бесцеремонно будить. Оказалось - та же несносная Туаза.
- Просыпайтесь, да просыпайтесь же! - зудела она в ухо, тряся Степу за плечо до тех пор, пока он не открыл глаза. - Послушайте, что мне удалось выяснить, - сразу перешла она к делу: - Трансверсировать нас эти окорока отказываются, уговоры, угрозы - все бесполезно, они даже не слушают. А забрать прибор силой будет не так-то просто - у каждого защитное энергополе, при малейшем намеке на опасность оно включается. Я только резко шагнула к одному доблоху, и меня шибануло так, что до сих пор волосы дыбом.
Степан покосился на ее волосы - они были, как всегда, аккуратно зачесаны и забраны на затылке заколкой в виде серебристого иероглифа.
- Интересные дела, - сказал он сипло, - а когда мы сыпались по лестнице, пихая их во что ни попадя, я что-то ничего подобного не ощутил.
- Вы что, еще не проснулись?
- Да, не совсем, - признался он.
- То-то я и гляжу, что вы туго соображаете.
Обижаться на Бяксу не имело смысла, к тому же она была права - соображал он туго. И главное - в данную минуту был не очень-то склонен соображать. Ну зачем ему этот трансверсор? Весь народ отсюда с его помощью все равно не спасешь - как-никак, целый материк. А самому ему и тут неплохо. Да черт с ними, с наслажденцами, - пусть созерцают. Катастрофа не за горами, и у него имеется наконец реальная возможность в ней поучаствовать. Померяться силами - но это к "зверю", пускай-ка попробует, если сможет, остановить локальный Армагеддон. А пока он надвигается, остается время еще чуть-чуть подавить на массу. Что Степан и сделал, оставив заносчивую Туазу с ее проблемами.
Он ехал в том же поезде, только на сей раз вместо женщин мимо шныряли псифы розовой расцветки. То есть - надо понимать - тоже женщины и тоже в некотором роде раздетые, но такая "обнаженка" Степана совершенно не вдохновляла. Поднявшись, он пошел по вагону и шел до тех пор, пока не увидел в одном из купе свою тетушку: та сидела, пригорюнясь, напротив псифицы и рассказывала ей, что племянник, мол, ее пропал - не иначе как бандиты убили из-за денег, а деньги эти - американские доллары - лежат у нее в кухонном столе, она к ним прикоснуться-то боится и подумывает, не отнести ли их в милицию. Степан схватил ее за руку:
- Да что ты, теть Паш, вот же я, живой!
Тетя в ответ вцепилась в него с неожиданной силой, и тут словно пелена спала с его глаз: он увидел, что никакая это на самом деле не тетя, а лысый интриган Экселенц.
- Ну что, Степан Геннадиевич, попались? - сказал Экселенц с ласковой ехидцей. - Знаем, на что вас брать!
- А чего это псифы так суетятся? - спросил Степан, в надежде отвлечь его внимание и вырваться тем часом из цепких лап.
- А это пожар, - радостно объяснил Экселенц. Тут только Степан обратил внимание, что сильно тянет гарью. Тут же и псифы заорали по-кошачьи на разные голоса, а вагон заходил ходуном, немилосердно тряся его и толкая. Степа сразу вспомнил, что этот "поезд в огне" должен, кроме всего прочего, еще и рухнуть с раздолбанного моста. Но не успел он вновь озаботиться спасением особей женского пола, пускай на сей раз и в шерсти, как понял, что причина тряски кроется в другом. Оказалось, что это его будят, и на сей раз куда более бесцеремонно.
Открыв глаза, он, к своему удивлению, не увидел обожаемой Бяксы. Зато узрел ТАКОЕ!!! Свет ему застили две фантастически-роскошные груди, колыхавшиеся чуть ли не перед самым его носом. В прошлый раз при пробуждении его лишили чего-то подобного во сне, теперь же, наоборот, преподнесли наяву, как говорится, в натуре. Он как завороженный уставился в чьи-то налитые перси, не обращая внимания на окружившую его плотную толпу полуголых граждан.
- Я говорю вам - это он, тот самый! Он был с ней! - сказали умопомрачительные буфера, вернее, конечно, сказала где-то над ними их счастливая обладательница, всего-навсего склонившаяся в таком замечательном для Степана ракурсе, чтобы его опознать. Не будучи полностью уверенным, что проснулся, он протянул руку и поймал в нее это трепещущее чудо. Дама задохнулась и смолкла, глядя в немом изумлении на свою плененную персь, тем временем он, все еще сомневаясь, решительно взялся и за другую, произнеся с хрипловатым восторгом:
- Вот это да!
- Хам! - как-то неуверенно сказала она, почему-то однако не препятствуя жадному овладению хамом своими сокровищами. Степан с удовольствием бы продолжил это увлекательное занятие, а там, глядишь бы, и развил, но тут его грубо поставили на ноги, оторвав от таких упоительных и уже вроде бы оприходованных им молочных желез. Их хозяйка отступила, бормоча с растерянным видом: