Сицилианская защита

Доведись мне сейчас увидеть ту девушку, не узнаю ее.

Но .это ничуть не смущает. Потому что и первая моя любовь была,чем-то вроде тех зеленых абрикосов, которые мы упорно рвали в чужих садах, но есть не могли и выбрасывали в арык, текущий к Гетару.

Луиза вышла, из лаборатории. Рубен поднялся и тоже направился к двери.

Я сорвался с места, боясь, остаться наедине с Седой...

Но Рубен подошел к умывальнику у двери и стал медленно и лениво мыть руки.

Седа, опустив голову, молча работала.

Я принялся бесцельно перелистывать журналы. Рубен тщательно вытер руки и толкнул дверь лаборатории.

- Рубен!

Он остановился, недовольно взглянув на меня.

- Можно тебя на минутку?

Рубен подошел.

- Когда намерен представить отчет?

- Отчет готов! - Он вынул из своего ящика несколько листков, отпечатанных на машинке.- Пожалуйста... Могу идти?

- Подожди,- сказал я.- Здесь, мде кажется, ошибка.

- Я все проверил, и не раз,- ответил Рубен.

Хоть бы вернулась Луиза, и я бы прекратил этот дурацкий разговор.

Но она не возвращалась.

- Здесь ошибка,- настаивал я.

- Нет никакой ошибки.

- При такой температуре процесс не может продолжаться.

- А если, он продолжался?..- коварно спросил Рубен.

- Черт возьми... Если продолжался, значит, нужно поздравить шефа.

- Да? Вот я и иду поздравить шефа.

- Пожалуйста, будь посерьезней. Я, кажется, тебя предупреждал?

- Я абсолютно серьезен,- сказал Рубен.

- Повторить опыт! - приказным тоном потребовал я. - Где Луиза? Седа, сейчас же повторите опыт.

И, растерявшись, я замолчал.

Седа подняла голову. Ее взгляд только скользнул по моему лицу.

- Повторите опыт. Когда температура дойдет до этой точки,- я указал на точку резкого преломления кривой на одной из страниц данного мне Рубеном отчета,- сообщите мне. Я иду к Айказяну.

В два часа семнадцать минут, хлопнув дверью, в кабинет влетела Луиза.

- Идите, уже, время!

Шеф взволнованно взглянул на меня и помчался в лабораторию. Потом, вернувшись из коридора, спросил:

- А ты не идешь, Левой?

- Нет,- ответил я.- Хочу решить и эту задачу.

Я услышал удаляющиеся шаги Луизы и Айказяна.

Карандаш притупился. Я стал терпеливо оттачивать его в ожидании Айказяна.

Без шефа я никак не мог сосредоточиться Мысли уносили меня далеко-далеко. Вспомнил Седу, и невольно возникла какая-то параллель между нею и той девушкой из моего детства, появлявшейся к вечеру на кривой улочке Нариманова.

Когда я вдруг дредставлял, что мог бы так в течение всей жизни и не встретиться с Седой, мне делалось жалко себя и я ощущал ужасную беспомощность.

...В этот день мы с Айказяном засиделись в кабинете допоздна. Шеф был доволен результатами опыта, а я тем, что так и не остался наедине с Седой.

Мне стало невыносимо .тоскливо дома, и я решил пойти в лабораторию. Шел не спеша, не беспокоясь, что опоздаю и старик смерит меня недовольным взглядом из-под очков...

Свернул к институту и приподнял воротник пальто. На улице никого не было, и только мысли незримо сопровождали меня.

Как это приятно, когда тебя, пусть даже изредка, незримо сопровождают только твои собственные мысли... В такие минуты одиночество становится понятием относительным. Человек оказывается один на один с бесконечно огромным миром.

Институтский дворик с низким забором был погребен под снегом, подернутым корочкой льда. С водосточных труб свисали тяжелые бесформенные сосульки. Деревья, особенно тонкие, тянущиеся к небу тополя, стояли словно удивленные этой суровой и причудливой зимой, А вдали вместе с темнотой расползался мутный туман.

Институтский сторож, бормоча что-то под нос, отворил тяжелую дубовую дверь и поспешил к себе в каморку: как бы не упустить сон. Ночные сторожа, по-моему, рождаются на свет с единственной целью выспаться и никогда не высыпаются.

Я как тень проскользнул по коридору, оказался у дверей лаборатории и повернул ручку.

Яркий свет ударил мне в лицо. Я прикрыл глаза руками и услышал возбужденный голос:

- Наконец-то явился. Смотри, какой странный полимер получился!

Они не спешили.

Шагали молча на некотором расстоянии друг от друга.

Катились минуты. Чтобы потом сложиться в часы. Седе и Левону казалось, что они стоят, а мимо, бесшумно дребезжа, протащился старенький, допотопный трамвай.

Они молча остановились у дома Седы. Левой взял в ладони озябшие пальцы девушки.

Он почувствовал ее теплое дыхание.

Наклонился к ней. Его лицо погрузилось в волосы Седы.

Губы чего-то, искали.

А Седа вдруг сказала: - Знаешь, Луиза, помирилась с Араиком.

- Не знаю,- ответил Левой.- И не хочу знать.

- Они помирились, и я очень рада,- продолжала Седа.

- Седа...

- Спокойной ночи, Левой.

- Седа...

Седа взбежала вверх по лестнице.

- Седа! - закричал Левой.

Это был не я. Мне кажется, это был другой, совершенно другой Левой.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Я увидел пылающее лицо Луизы. Увидел ее широко раскрытые глаза и услышал почти шепотом сказанное ею слово:

- Гадина.

Рубен попытался улыбнуться. Потом беспомощно взглянул на нас. Седа смерила его с ног до головы, а я отвел глаза,

- Гадина!..

Луиза все повторяла это липкое слово.

Рубен молча вышел из лаборатории.

А Луиза всхлипнула от обиды. Седа безуспешно пыталась ее успокоить.

"Ты должен был тут же с ним разделаться и, однако, смолчал!" - шепнул мне в ухо тот, другой Левой, и я провел рукой по глазам, чтобы он исчез, не провоцировал меня.

"Дурак,-буркнул я мысленно.-Дурак. Это не в моих принципах".

Другой Левой появился на гладкой поверхности пробирки и с выражением сожаления уставился на меня.

Я тряхнул пробирку. Но он и не собирался вылезать оттуда.

"Ничего себе принцип! Спешишь умыть руки, не коснуться этой мерзкой рожи?!" Дабы не нанести ущерба научно-исследовательскому институту, не раскокать стеклянную пробирку о паркетный пол, я осторожно положил ee на стол и отошел в сторонку.

Теперь тот Левой, перебравшись на никелированную поверхность рефлектора, отвратительно гримасничая, пытался вывести меня из терпения.

"Принцип есть принцип! - мысленно отвечал я ему. - И измена принципу бесхребетность".

"Ложь, Ложь! Ложь! - напустился на меня с никелированной поверхности мой судья, имевший отдаленное сходство со мной. - Ты всегда был зрителем. А всякого рода Рубенам такие и нужны. Только зрители. Ты, конечно, можешь утешать себя, называя это принципом. Но это совсем не то!" - он скривил рот, и, словно чудом, лицо его вытянулось во всю длину рефлектора, как отощало.

Мне не хотелось спорить с этим дураком, и я подошел к девушкам.

- Что произошло?

Луиза все всхлипывала. За нее ответила Седа:

- Ну что, еще могло произойти? Ведет себя непристойно, привязывается к девушке. Настоящий хулиган. - Седа протянула Луизе платок.

- Очень на него похоже,- сказал я.- в таких случаях надо прижучить, чтобы держал себя в руках.

- Вон что? - удивилась Седа.- А я и не знала. Хотя вообще-то была близка...

- Он и к тебе пристает? - перебил я ее.

- Бывает,- сказала Седа.

- Пусть только попробует!..

- Не стоит с ним связываться, Левой,- вздохнула Луиза.- Честное cловo, не стоит.

- Не расстраивайся, Луиза,- успокоил я.

- Да ничего... Но ты держись от него подальше. Знаешь, он ведь уже и с Айказяном сблизился.

- Ну и что?

- Изо всех сил в доверие втирается.

- Не удивительно. Но я пока не замечал... Тем хуже для нашего шефа.

- Он то и дело хвастается своей дружбой с Айказяном,- продолжала Луиза.- И мне все обещает замолвить перед ним слово и еще все время твердит, мол, если Айказян захочет, он в течение года сможет защитить кандидатскую диссертацию.