Сицилианская защита

Симонян Карен

Сицилианская защита

Карен Симонян

Сицилианская защита

Перевод Р. Кафриэлянц

Новую книгу известного армянского прозаика Карэна Симоняна составили три повести.

Из будничных дел, забот, событий и настроений, описанных в повестях "Сицилианская защита" и "До свидания, Натанаел!", складывается представление о нашем современнике, любящем труд, семью, землю, осознающем свой долг перед собой, обществом и временем.

За фантастическим сюжетом третьей повести "Аптекарь Нерсес Мажан" скрывается обеспокоенность автора нравственной деградацией личности, тревога за будущее нашей планеты. Современный человек должен сберечь Землю, ее бесценные богатства во имя себя и своих потомков - эта мысль придает повести остросовременное звучание.

Посвящаю Анаиг

Автор

ГЛАВА ПЕРВАЯ

У каждого в этом мире есть кто-нибудь самый близкий.

Товарищей и друзей может быть сколько угодно, и к тому же, потеряв одних, не трудно обрести других. А близкий тебе душой, как правило, единственный в жизни. Он не всегда рядом, чаще держится в стороне, не докучает своим присутствием.

Таким человеком для меня был мой дядя по материнской линии.

Близкий часто уступает свое место другим, уверенный, что в самые трудные минуты ты вспомнишь о нем, искать будешь именно его. А едва найдешь, он всепрощающе-улыбнется и спросит:

- Давно не показывался... Какие новости?..

Не снимая плаща, я сел на низкую тахту, заваленную подушками разных цветов и размеров.

- Наконец-то вспомнил,- сказал дядя.

Он стоял передо мной - руки в карманах халата, ноги расставлены. Строгий вид его не вязался с улыбкой на тщательно выбритом и припудренном лице.

- Ну, что сидишь в плаще? Снимай! - он потер широкой ладонью глаза.-Чем бы тебя угостить?

- Не надо ничего,- отказался я и, сняв плащ, кинул его на подушки.

Не обращая внимания на мой отказ, дядя прошел в соседнюю комнату. В зеркале напротив я следил за его неторопливыми движениями. Приподняв полы халата, Акоп Терзян присел перед буфетом.

- Вчера Джуля была, - услышал я под звон посуды.

Джуля - дочь моего дяди.

- Как я ни противился, настояла на своем. Вконец умаялась у газовой, плиты, бедная девочка.

"Бедная девочка", которой было уже лет тридцать, работала в райкоме.

- Наготовила, напекла всего. И отменно, надо сказать.Дядя вошел в комнату, леся две тарелки в руках. Поставил их прямо на тахту, снова, хотя был вовсе не сонливого десятка, потер ладонью глаза, чуть помолчал и добавил: - Сверху - шоколад... А начинка ореховая. Ты ведь любишь с орехами?

- Дядя,- не ответив на его вопрос, спросил я,- почему ты развелся?

Акоп Терзян помрачнел.

- История эта, сын мой,- сказал он, помедлив,- сложнее, чем ты можешь предположить.

Сказал и огромной ладонью заслонился от света.

Я подошел к письменному столу, наклонил абажур настольной лампы. Дядя опустил руку. Потом порылся в карманах халата, извлек оттуда пачку "Шипки".

- Ты все еще не куришь? - спросил он.

- Не курю.

- Очень хорошо.. И не начинай. Ничего заманчивого. Просто дурная привычка.

Он засмеялся. Как всегда, от волнения смех его стал каким-то неприятным, резал ухо.

- Дядя, жена твоя сама ушла?

Акоп Терзян приблизился к столику в углу. Склонился над шахматной доской.

- Жена моя...

Кончиками пальцев он приподнял черного коня за гриву и переставил его на другую клеточку.

- Сейчас я открою тебе тайну, очень удивишься. - Он погремел коробкой спичек. И всегда готовые загореться темные головки весело застучали.- Я когда-то в рот не брал папиросы. Ребята на рабфаке все пытались совратить меня, но я был тверд. А женился, и медовый месяц не прошел, как стал уже заядлым курильщиком. Скажешь, почему?..

- Почему? - машинально спросил я.

- Жена приучила.

Он глубоко затянулся и подошел теперь к белым фигурам. Взял ладью, переставил ее на ту горизонтальную, где недавно стоял конь черных.

- Жена курила одну за одной, - продолжал он. - Поневоле и меня втянула. Странно, правда? Почему ты не ешь? Смотри, пожалуюсь Джуле, что и не попробовал ее торта...

- Дядя, а когда она уходила, хоть записку тебе оставила?

- Записку? Какую еще записку?

Дядя раздавил в пепельнице окурок сигареты и одним движением руки смел с доски все шахматные фигурки.

Белая королева скатилась со стола и, проделав круг на полу, замерла у моих ног.

- В те времена были эдакие женщины, - в голосе дяди прозвучала нотка усталости, - обручальные кольца они считали признаком мещанства. Красивые прически - тоже. С утра и до ночи произносили речи. И курили хуже извозчиков. Только разве что не ругались, как мужчины. И им казалось, так они утверждаются в равноправии с мужчинами.

- Дядя, когда она ушла, тебе было очень тяжело?..

- Да нет, - пожал плечами Акоп Терзян. - Я был к этому подготовлен. У нас уже не было другого выхода.

- Наверное, это страшное дело - быть покинутым? - заметил я.

- Поначалу - да. А потом, привыкаешь. Я ведь вот уже четверть века один. Первое время было сложно. Даже постель не убирал. Но понемногу все уладилось.

Акоп Терзян обхватил голову руками. Голос его звучал глухо, словно издали.

- И сейчас ты доволен?

- Чем? - спросил мой дядя.

- Одиночеством?..

- А что мне остается, коли вынужден? Никакого другого выхода не нашел, пришлось смириться с судьбой. Ну, а о довольстве или недовольстве какая уж тут может быть речь?

Я обтер ладонью грушу..

- Мытые,- сказал дядя.- Сам мыл.

Я поднялся и стал ходить по комнате. Тень моя то уменьшалась, та делалась такой огромной, что, уже не умещаясь на противоположной стене, переламывалась и расползалась по потолку.

Мы долго молчали.

- Пойду,- неожиданно решил я.

- Спешишь?..

- Пойду,- повторил я,- спокойной ночи.

Дядя недоумевающе посмотрел на меня и покачал головой.

В коридоре было темно. Я стал ощупью отыскивать ручку двери.

- Левой,- позвал дядя.

Послышалось шарканье его домашних туфель.

- Ты дома был?..- спросил он.

- Дома? Конечно...

Дома на столе лежала желтоватая бумажка. На ней слова, небрежно набросанные коричневым карандашом со стертым грифелем, от которого на бумаге остались царапины.

Огляделся вокруг. Дом опустел.

Растерянный, ты сел за стол. И уставился на пятно, когдато прожженное утюгом. Клеенка сгорела, почернела фанера.

Нет, не почернела, а стала темно-коричневой. Чуть темнее, чем карандаш со стертым грифелем...

Как-то вечером вы забыли выключить утюг. Тогда вы еще жили у родителей жены. Из кино возвратились поздно.

Мать Асмик еще не ложилась, наверно потому, чтобы не откладывая объявить: "Получите комнату - дарю вам этот стол".

Ты только улыбнулся. А зря. Теща шутить не любила...

С трудом оторвал взгляд от пятна. Лениво переоделся и медленно, нехотя стал расшнуровывать башмаки. Легкий пинок - и один башмак исчез под кроватью, а другой полетел по скользкому паркету в противоположную сторону.

Ты улегся на кровать лицом в подушку и подумал, что в такую бумагу бакалейщики заворачивают колбасу или сыр.

Эта мысль привела тебя в ярость.

Человеку, чтобы чувствовать себя счастливым, всегда не хватает какого-нибудь пустяка. Пустяка часто столь ничтожного, что отыскать его, понять, чего именно недостает, совершенно невозможно. Но бывает и наоборот перебор какого-нибудь пустяка, чуть больше, чем надо. Вероятно, и в этом мало хорошего...

Ты подпер подбородок кулаками. Ты любишь лежать так на траве и смотреть перед собой в бесконечность.

А сейчас ты видишь только желтоватую стену, которая отделяет комнату от кухни. Между перегородкой и потолком - трещина. Когда соседи на кухне жарят кофе, дым проникает в ващу комнату. А случится, забудете погасить свет на кухне, во тьме комнаты под самым потолком полыхает яркая полоса.