Олимп

Не вставая с колена, Пентесилея горделиво подняла голову. Синие глаза сверкнули вызовом.

– Обвинения против богинь напрасны. Вся эта война – чья-то пустая выдумка. Бессмертные защитники Илиона, в том числе и верховный Зевс, желают, как и прежде, опекать и поддерживать вас. Даже светлоокая дева Паллада перешла на сторону Трои по причине подлого вероломства ахейцев и в особенности Ахилла, который очернил ее доброе имя, приписав Афине убийство своего друга Патрокла.

– Значит, олимпийцы предлагают условия мира? – почти умоляющим шепотом вымолвил Приам.

– Нет, кое-что получше, – произнесла царица амазонок, поднимаясь на ноги. – Паллада и все небесные покровители Илиона предлагают вам победу.

– Победу над кем? – воскликнул Деифоб, шагнув к отцу. – Ахейцы теперь – наши союзники. Они – и еще рукотворные существа моравеки, что защищают города и станы людей от яростных стрел Громовержца.

Пентесилея рассмеялась. В этот миг в зале не осталось мужчины, который не восхитился бы ее красотой. На щеках царицы играл нежный румянец, живое лицо блистало свежестью беспечных лет, а изящно отлитые из бронзы доспехи не скрывали гибкого, стройного и в то же время полного жизненных соков тела; зато глаза, кипящие огнем страстей и острого ума, и волевое выражение придавали этой полудевчонке сходство с героем-воителем, готовым к бою.

– Победу над Ахиллесом, который сбил с пути благородного Гектора, а нынче ведет ваш город к пропасти! – провозгласила гостья. – Победу над аргивянами, ахейцами, доныне жаждущими покорить священную Трою, разрушить ваши дома и храмы, сгубить ваших сыновей и внуков, а жен и дочерей увести в ненавистное рабство!

Приам чуть ли не сокрушенно покачал головой.

– На поле боя быстроногому Пелиду нет равных, амазонка. Сам покровитель войны Арес уже три раза пал бездыханным от его руки. Сама Афина спасалась от Ахиллеса бегством. Сам Аполлон был изрублен им на золотые, облитые ихором куски и в спешке увезен прочь. Да что говорить, если сам Кронид боится сойти с Олимпа ради честного поединка с этим полубогом.

Пентесилея замотала головой, разметав золотые локоны.

– Зевс никого и ничего не страшится, о почтенный владыка и гордость рода дарданов. Он мог бы уничтожить всю Трою – да что там, всю землю, на которой она стоит, одною вспышкой эгиды.

Солдаты у трона изменились в лице и побледнели; седовласый царь не удержался и поморщился. Амазонка упомянула самое могущественное и таинственное оружие Тучегонителя: с его помощью он бы при желании в минуту истребил даже всех прочих богов. Эгида внушала подлинный ужас, не то что простецкие термоядерные бомбы, которые Кронид без пользы бросал на силовые щиты моравеков.

– Обещаю тебе, благородный Приам, – начала амазонка, – Ахиллес погибнет еще до того, как нынче в обоих мирах закатится солнце. Клянусь кровью моих сестер и матери, что…

Потомок Дардана поднял руку, прерывая гостью.

– Не торопись божиться, юная Пентесилея. Ты была мне с младенческих лет как родная дочка. Вызвать Пелида на битву – это верная смерть. Что же привело тебя в Трою искать подобной кончины?

– Я говорю не о кончине, владыка, – с явным усилием изрекла царица. – Речь о нетленной славе.

– Что часто одно и то же, – вздохнул Приам. – Подойди, мое милое дитя, сядь рядом. Пошепчемся.

Отпрыск Дардана жестом отослал от себя свиту и Деифоба; амазонки также отступили на почтительное расстояние, дабы не слышать ни слова. Пентесилея опустилась на высокий престол Гекубы, спасенный из-под обломков сгоревшего дворца, ныне пустующий, но установленный в тронном зале в память о царице. Водрузив сияющий шлем на широкий подлокотник, девушка наклонилась к старцу.

– Отец, меня преследуют фурии. Сегодня вот уже долгих три месяца, как эти твари не дают мне покоя.

– Почему? – изумился владыка и тоже подался вперед, будто некий священнослужитель из будущего, отпускающий грехи своей прихожанке. – Мстительные духи требуют платы крови за кровь, лишь если никто из живых не в силах этого совершить, и чаще всего, когда человек причиняет страдания близким. Уверен, ты не делала зла никому из вашего царского рода?

– Я убила свою сестру Ипполиту, – дрогнувшим голосом сказала Пентесилея.

Отец троянцев отпрянул.

– Ты – Ипполиту? Царицу амазонок и супругу Тезея? Мы слышали, она скончалась от шального дротика на охоте, ошибочно принятая кем-то за быстроногую лань.

– Я не желала ей смерти, Приам. Но после того как Тезей похитил сестру – будучи в гостях, обманом завлек ее на корабль, поднял паруса и был таков, – амазонки поклялись свести с ним счеты. Покуда все взоры на Пелопоннесе и скалистых островах прикованы к Илиону, покуда герои в отлучке и Афины остались без обычной защиты, мы соорудили маленький флот, устроили собственную осаду – разумеется, ничего серьезного или достойного бессмертных песен по сравнению с тем, что творили данайцы у ваших стен, – и вторглись в крепость вероломного соблазнителя.

– Да, конечно, мы слышали, – пробормотал почтенный старец. – Однако сражение быстро завершилось переговорами, после которых амазонки удалились прочь. Говорили, будто бы царица Ипполита улетела в чертоги Аида немногим позже. Погибла во время большой охоты, устроенной в честь примирения.

– Она скончалась от моего копья, – пересилив себя, выдавила Пентесилея. – Вначале афиняне бежали от нас, Тезей получил рану, и мы полагали, что город уже взят. Единственной нашей целью было избавить Ипполиту от этого мужчины, пусть даже против ее воли. И мы почти осуществили задуманное, когда Тезей возглавил контрнаступление, отбросившее амазонок на целый день нелегкого пути обратно к кораблям. Многие из моих сестер погибли в той схватке. Теперь, когда мы боролись уже за собственные жизни, бесстрашные воительницы снова начали одерживать верх и оттеснили Эгеева сына. Чтоб завершить битву, я бросила копье в самого Тезея. К несчастью, оно пронзило сердце бедной сестры, которая – так походя на мужчину в бесстыдных афинских доспехах – сражалась бок о бок со своим супругом и повелителем.

– Сражалась против амазонок, – прошептал царь. – Против родных сестер.

– Именно. Как только мы выяснили, кого я убила, война прекратилась, и был заключен мир. Воздвигнув подле акрополя белую колонну в память о благородной Ипполите, амазонки удалились в глубокой печали, покрытые жарким стыдом.

– И вот неумолимые фурии изводят тебя за пролитую кровь сестры.

– Каждый день, – подтвердила Пентесилея.

Ее увлажнившиеся глаза блестели; щеки, зардевшиеся во время рассказа, покрыла внезапная бледность. Как же она была хороша!

– Все это очень печально, дочь моя, однако при чем здесь Ахиллес и наша война? – одними губами спросил Приам.

– Месяц назад, о сын Лаомедона и достойный потомок рода дарданов, Афина явилась мне воочию. Безжалостных адских тварей, объявила богиня, не задобрить никакими подношениями. Потом велела отправиться в Илион с отборным отрядом подруг и победить Пелида на поединке, дабы закончить нелепое противостояние, восстановив прежний мир между смертными и бессмертными. Только тогда, изрекла она, я избавлюсь от невыносимых терзаний.

Старик задумчиво потер подбородок, поросший сизою щетиной с тех пор, как не стало Гекубы.

– Одолеть Ахилла невозможно, амазонка. Мой Гектор – величайший из воинов, когда-либо вскормленных Троей, – восемь лет боролся с ним, но терпел неудачу за неудачей. Сейчас он ближайший союзник и друг быстроногого мужеубийцы. Восемь последних месяцев сами предвечные олимпийцы поочередно вызывали Пелида на поединок. Арес, Аполлон, Посейдон, Гермес, Аид и светлая Афина – каждый из них был повержен или бежал, опасаясь Ахиллова гнева.

– Все потому, что они не ведали о его слабости, – чуть слышно ответила Пентесилея. – Богиня Фетида, мать быстроногого, нашла чудесное средство, как наделить кратковечного сына, тогда еще беспомощного младенца, неуязвимостью в битвах. Да, он и впрямь не может пасть на поле сражения – разве что будет ранен в одно неприметное место.