Страница 12 из 17
- Пейте со мной, - выкрикнул Халдерсен. - Все те, кому больно, кто живет в скорби! Мы сами примем это лекарство! Мы очистим наши страждущие души! Пейте же благословенную воду и пойте славу господу, давшему нам забвение!
***
Фредди Монсон всю вторую половину четверга и всю пятницу провел у себя дома, отключив всякую связь с внешним миром. Он никому не звонил и не отвечал на звонки, игнорировал телеэкраны и только трижды за эти тридцать шесть часов включал ксерофакс.
Он знал, что все кончено, и пытался теперь решить, что же делать дальше.
В памяти, похоже, установилось какое-то равновесие. Ничего, кроме пяти недель биржевой деятельности, не исчезло. Дальнейших пропаж не наблюдалось, и все же приятного было мало. Вопреки оптимистичному заявлению мэра, Монсон не видел ни единого признака того, что провалы в памяти начинают заполняться. Он был неспособен реконструировать исчезнувшие подробности.
Непосредственной опасности пока не было, он знал это. Большинство клиентов, чьими счетами он манипулировал, были дубовыми головами, которые не станут интересоваться состоянием дел, пока не получат ежемесячный отчет. Они предоставляли ему неограниченные полномочия, так что он мог использовать их вклады, прежде всего, для своей выгоды. До сих пор Монсон всегда был способен закончить любую операцию за месяц, и по отчетам ничего не было заметно. Ему постоянно приходилось решать проблему изъятия ценных бумаг, что должно было отражаться на отчете, и он решал ее, колдуя над домашними компьютерами клиентов, заставляя их стирать информацию о подобных изъятиях: абсолютно надежной системы защиты существовать не может. Таким образом, он мог удержать на десять тысяч акций "Юнайтед Спейсуэйз" или "Комсат", или ИБМ недели на две, использовать этот кусок в качестве собственного дополнительного обеспечения, а потом вернуть его на место, да так, что комар носа не подточит. И вот, через три недели должны были появиться ежемесячные отчеты, демонстрируя счета, пестрящие совершенно необъяснимыми пробелами, и он готовился к предстоящей катастрофе.
Неприятности могли начаться даже раньше и прийти с любой стороны. С того времени, как начались неприятности в Сан-Франциско, биржевые цены резко пошли вниз. Видимо, в понедельник следует ждать звонков от встревоженных клиентов. Биржа Сан-Франциско, конечно же, была закрыта. В четверг утром она так и не открылась, поскольку множество маклеров было тяжело поражено амнезией. Но биржи Нью-Йорка работали, и они весьма тяжело отреагировали на новость из Сан-Франциско, скорее всего из-за боязни заговора, способного повергнуть всю страну в хаос. Если бы в понедельник открылась местная биржа - если бы - цены на бумаги скорее всего, были бы равны нью-йоркским или что-то около того и продолжали бы падать, и Монсона попросили бы предоставить наличные или ценные бумаги в погашение недостачи. У него совершенно не было наличных, а единственным способом раздобыть ценные бумаги было запустить руки в счета других клиентов, усложняя свое положение. С другой стороны, если он не будет отвечать на звонки клиентов, это только выдаст его, и он никогда не сможет поместить акции в нужное место, даже если и вспомнит куда.
Он попался в западню. Он мог либо потрепыхаться недели две-три, ожидая падения топора, либо бежать прямо сейчас. Он предпочитал не ждать.
А куда? В Каракас? Рино? Сан-Паулу? Нет, оазисы не сулят ему ничего хорошего, потому что он не должник. Он вор, а оазисы укрывают лишь банкротов, а не преступников. Ему надо бежать дальше, в Лунный Купол. Луна не выдает преступников. Но и не оставляет надежды на возвращение.
Монсон потянулся к инфору, намереваясь позвонить своему агенту по путешествиям. Два билета до Луны, пожалуйста. Один ему, другой Хелен. Если она не расположена к путешествию, он отправится один. Нет, облет меня не интересует. Но агент не отвечал. Монсон еще несколько раз набрал номер. Потом подпал плечами, решив позвонить напрямую, набрал номер "Юнайтед Спейсуэйз". Занято.
- Следует ли повторить ваш вызов? - спросил инфор. - При существующем положении вещей потребуется дня три, чтобы пробить его.
- Забудь о нем, - ответил Монсон.
До него только сейчас дошло, что Сан-Франциско перекрыт. Даже если он и купит билеты до Луны, до космопорта он доберется разве что вплавь. Он заперт, пока не откроют транзитные магистрали. Когда это будет? В понедельник, вторник, пятницу? Не могут же закрыть город насовсем... или могут?
Все, что ему оставалось делать, это молча ждать, куда повернут события. Обнаружит ли кто-нибудь его проделки с вкладами раньше, чем он найдет способ бежать на Луну, или же возможность побега представится ему слишком поздно? С этой точки зрения паническая ситуация превращалась в интересную и азартную игру. Весь уикэнд он потратит на поиски возможности выбраться из Сан-Франциско и если потерпит поражение, ему останется только стоически глядеть в лицо надвигающимся событиям.
Успокоившись таким образом, он вспомнил, что, обещал передать Паулю Мюллеру несколько тысяч долларов на оборудование студии. Монсон почувствовал угрызения совести от того, что позволил себе забыть об этом. Он любил оказывать помощь. И даже сейчас, что значили для него два или три куска? У него была куча имущества, которое не могли описать по суду. Он вполне мог дать Паулю немного денег прежде, чем юристы наложат на них лапы.
Одна только проблема. При нем было меньше сотни наличными - у кого их в наши дни больше? - а он не мог перевести деньги на счет Мюллера, потому что у Пауля не было больше ни кредита, ни инфора. И откуда было достать столько наличных - время уже позднее, да, и город парализован. Уикэнд уже близился. Тут Монсону пришла в голову мысль. Что, если он отправится завтра утром в магазин вместе с Паулем и просто переведет все, что тому нужно, на свой счет? Прекрасно. Он потянулся к телефону сказать, что все устроилось, вспомнил, что Мюллеру теперь не позвонишь, и решил сообщить об этом Паулю лично. Прямо сейчас. Так или иначе, ему нужен свежий воздух.
Он был почти готов к тому, что встретит за дверью робота-бейлифа, поджидающего его, чтобы арестовать. Но за ним, понятно, никто еще не охотился. Он направился к гаражу. Была прекрасная ночь, прохладная, звездная, садним лишь намеком на туман на востоке. Огни Беркли слегка мерцали сквозь эту дымку. Улицы были тихи. Во время кризиса люди предпочитали сидеть дома. Он быстро добрался до дома Мюллера. Перед дверьми расхаживали четыре робота. Моисеи бросил на них неприязненный взгляд, взгляд человека, который знает, что за ним по пятам идет шериф. Но вышедший на порог Мюллер не обратил на сборщиков ни малейшего внимания.
Монсон сказал:
- Прости, что я никак не мог встретиться с тобой. Я. обещал тебе денег...
- С этим все в порядке, Фредди. Сегодня утром у меня был Пит Кастин, и я занял у него три куска. Студия уже готова. Заглянешь посмотреть?
Монсон вошел.
- Пит Кастин?
- Для него это великолепное вложение. Он делает деньги, если у него есть мои вещи на продажу, так? Поэтому он больше всех заинтересован помочь мне начать все снова. Мы с Кэрол весь день собирали арматуру.
- Кэрол? - спросил Монсон. Мюллер показал в сторону студии. На полу было разложено все необходимое для создания звуковой скульптуры: сварочный карандаш, вакуумный колокол, большой бак с обмазкой, несколько разъемов, мотки проволоки и тому подобные вещи. Кэрол запихивала раскиданные упаковочные коробки в мусоропровод. Подняв глаза, она неопределенно улыбнулась и провела рукой по длинным темным волосам.
- Хелло, Фредди.
- Вы снова подружились? - спросил он в замешательстве.
- Никто и не помнит никакой вражды, - ответила она. И улыбнулась. - Ну разве не замечательно потерять такие воспоминания?
- Замечательно, - произнес Монсон бесцветным голосом.
***
Командор Браскет произнес:
- Могу я предложить вам воды?
Тим Брайс улыбнулся. Лиза Брайс улыбнулась. Тед Камакура улыбнулся. Даже мэр, эта пустая ореховая скорлупа, и тот улыбнулся. Командор Браскет понял значение этих улыбок. Даже сейчас, после трех дней тесного контакта, его все еще считали повернутым. Бутылок, принесенных из дома на командный пост, должно было хватить на неделю. Ему твердили, что вода городского водопровода безопасна для питья, что она очищена от амнезификаторов; но почему никто не мог понять, что его недоверие к питьевой воде восходило еще к тем временам, когда про пожирающие память лекарства и слыхом не слыхивали? В резервуарах полно и других химикатов.