Страница 5 из 6
Что касается "Русской фени" Быкова, она оставляет совершенно жалкое впечатление - особенно в свете претензий автора на некий "научный подход". Это хорошо выразил Плуцер-Сарно:
"Словарь Быкова - первая работа, в которой совершена хоть какая-то попытка превратить бессмысленные списки слов в словарные материалы, то есть попытка систематизации материала. К сожалению, эта попытка была заявлена в предисловии, но не была реализована в самом словаре. На наш взгляд, именно неоправданная претензия на научность делает эту работу самой безграмотной из всех существующих".
Действительно, большую часть "жаргонной лексики" в словаре составляют просторечные и грубо-просторечные слова и выражения, не имеющие отношения к арго. Эта типичная ошибка авторов словарей доходит у Махова до крайности. Но хуже всего, когда человек, абсолютно не знающий языка "дна", не понимающий и не чувствующий его, берет на себя смелость сочинять примеры употребления жаргонной лексики. Читать это, честно говоря, стыдно: вроде как интеллигентный человек в зоопарке на глазах у всех передразнивает мартышку, пытаясь копировать ее движения. Только у мартышки-то они осмысленны, а у пересмешника являются проявлением идиотизма. А он совершенно уверен, что способен легко перенять и повторить обезьяньи жесты и звуки: все-таки гомо сапиенс! Только для того и даны гомо сапиенсу мозги, чтобы не кривляться подобно обезьяне, а пытливо изучать смысл обезьяньего языка. Приводить примеры я даже не буду - неудобно...
К СОЖАЛЕНИЮ, мне придется сказать несколько критических слов и о книге человека, которого я очень уважаю и на книгах которого многие года учился профессора Валерия Михайловича Мокиенко. Его "Историко-этимологический словарь воровского жаргона", по сути, почти не имеет отношения к уголовному арго. И прежде всего потому, что автор не ориентируется в том, что является блатной лексикой, а что - нет. Он совершенно серьезно черпает запас "блатных" слов и выражений из словаря Балдаева и подобных изданий. Поэтому в его исследовании в качестве "воровских" рассматриваются такие слова и фразеологизмы, как "бочку катить", "буза", "гнать тюльку", "до лампочки", "вешать лапшу", "пижон", "под колпаком", "финт ушами" и т.д. Я не говорю уже о том, что автор не знает, какие слова являются устаревшими, какие входят в состав активной жаргонной лексики. Поэтому его толкования многих фразеологизмов вызывают недоумение и сожаление. Например: "Слово Аноха в современном арго характеризует умственно отсталого или наивного, простодушного, недалекого человека". Автору невдомек, что слова "Аноха" в современном жаргоне вообще не существует. Это - архаизм конца прошлого века. Или о выражении "шварц-вайс": "В воровском арго это словосочетание уже давно обозначает "паспорт на чужое имя". Между тем это словосочетание на современном жаргоне ничего не обозначает, оно давно уже устарело и отошло в область преданий. Перечислять подобные промахи не имеет смысла: практически весь словарь является сплошной ошибкой - в результате некритического отношения автора к многочисленным "липовым" "исследованиям" арго и безоговорочной вере в компетентность их авторов.
ВЫШЕ Я ЧАСТО ЦИТИРОВАЛ статью Алексея Плуцера-Сарно "Русский воровской словарь как культурный феномен". Статья действительно грамотная и во многом справедливая. Однако автор, сам того не осознавая, нередко повторяет ошибки и просчеты тех, кого сам же критикует за некомпетентность. И причина в том, что Плуцер, так же, как и его коллеги, совершенно не знаком с лексикой блатного арго. Потому нередко попадает в глупое положение, пытаясь разделить слова на "воровские" и "неворовские". Критикуя словарь Дубягина, он безапелляционно утверждает: "Слова бабки, балда, бедолага, бич, бугор, бычок и тому подобные явно не имеют ни малейшего отношения к воровскому жаргону, а являются общеупотребительными...". Однако все перечисленные слова являются именно лексикой уголовно-арестантского жаргона! Да, "бабки" сейчас вошли в состав общеупотребительной лексики, однако слово это - изначально уголовное (для справки можно обратиться хотя бы к "Петербургским трущобам" Крестовского или к словарю Даля). "Балда" тоже имеет несколько арготических значений, одно из которых - солнце:
Вместо воли - "небо в клетку",
Солнца нет, а есть "балда"...
(Из тюремного фольклора)
"Бедолага" - осужденный, который постоянно бомбардирует административные органы жалобами, доказывая свою невиновность ( на старом жаргоне - пистолет; сегодня это значение сохранилось в языке малолетних преступников в форме "беда"). Слово "бич" тоже с давних пор существовало в уголовном арго, заимствованное из матросского сленга, и даже имело во времена ГУЛАГа чисто арестантскую "народную этимологию" - "Бывший Интеллигентный Человек" (интеллигенты в лагерях быстрее всего опускались и становились оборванцами, доходягами, ковырялись на помойках). "Бугор" тем более слово уголовное: бригадир заключенных, а на Севере даже - авторитетный уголовник, стоящий во главе группы арестантов или преступной "кодлы". "Бычок" - вообще словечко знаменитое, рожденное зэками - строителями Беломорканала (по этому поводу существуют даже целые исследования). Человек, который берется судить других, должен знать такие элементарные вещи. В другом месте, критикуя уже Балдаева за то, что тот включил в свой словарь подавляющее большинство общеупотребительных слов, Плуцер пишет: "Из более чем пятидесяти словарных статей, расположенных на страницах 140-141, могут быть признаны как строго воровские только 6 слов: заехорить, зажмуренный, зажухать, заимка, зайти, закабурить". Между тем отношение к воровскому жаргону из перечисленных имеют только слова "зажмуренный", "зажухать" и "закабурить".
Кто без греха...
КРИТИКУЯ ДРУГИХ, не могу обойти молчанием свой собственный "Словарь блатного и лагерного языка. Южная феня" (Ростов-на-Дону, 1992). С сожалением приходится признать, что и он не лишен серьезных недостатков. Во многом они обусловлены тем, что издание было случайным: в издательстве "Гермес" готовилась моя четырехтомная "Блатная энциклопедия", и то, что вошло в словарь, было всего лишь наметками, набросками к ней. Директор "Гермеса", покойный Вадим Костинский, предложил издать их в качестве небольшого словарика, не дожидаясь выхода энциклопедии. Я согласился. Возможно, делать этого не следовало, но - что сделано, то сделано. Несмотря на явное несовершенство, словарь получил очень лестные отзывы от многих филологов, однако сам я прекрасно вижу свои просчеты. Один из главных - неоправданное включение общеупотребительной, просторечной лексики в качестве арестантской и уголовной: "хай", "хайло", "по уму", "уебище", "трубы горят", "телка", "толкнуть" и т.д. Это, к сожалению, типичная ошибка филолога, обусловленная стремлением включить в сферу своего исследования как можно больше материала. В словаре также фактически отсутствуют иллюстративные примеры и грамматические пометы. Не отражены некоторые краеугольные понятия и термины уголовного жаргона, упущены важные значения отдельных слов. Нет словарных статей "бродяга", "каторжанин", "положенец", "воровская идея" и т.д.; отсутствуют такие определения, как "правильный", "достойный", "прокоцанный" и т.д.; в словарной статье "босяк" отсутствует основное значение "профессиональный уголовник, соблюдающий воровские законы, отрицательно настроенный по отношению к администрации мест лишения свободы; одобрительная характеристика преступника и арестанта", в статье "пассажир" не дано главное значение - "любой осужденный; "случайный пассажир" - осужденный, не имеющий отношения к профессиональным преступникам, "не отсюда пассажир" подозрительный осужденный, не заслуживающий доверия" и т.д.