Книга Предтеч

-Не понимаю по-английски...

-O, I see... Master!

На его зов откуда-то изнутри явился еще один мужчина, тоже бородатый и в такой же овчинной безрукавке поверх тонкого черного свитера. Мужчины перекинулись парой фраз, и тогда вновьпришедший обратился к нему на чисто русском языке:

-У тебя все в порядке, парень?

И все-таки в речи его чувствовался не акцент, не пресловутая излишняя правильность речи, не чуждая интонация даже, а какое-то смещение привычных оборотов речи, чуть "сдвинутый" набор их.

-Как будто бы да... А в чем дело-то?

-Только в том единственно, что по картам нашим выходит, что до ближайшего жилья верных восемьдесят пять километров, а ночь - вот она. Может, заночуешь?

Он небрежно пожал плечами:

-Мне уже недалеко. Эти самые восемьдесят пять я как раз и прошел за сегодня, с трех ночи.

-О-о-о... Тогда проходи, посиди хоть посредственно в кумпании.

Он сидел за столом, вытянув ноги, и блаженствовал, а свитер его тем временем исходил паром и распространял запах мокрой овчины, будучи распят на раскаленной дуге сушилки.

-Выпьешь?

-Спасибо. Даже вкуса знать не хочу. За меня мой папа все выпил в молодости...

-Поешь?

Но он опять, несколько удивляясь себе, только помотал отрицательно головой:

-Лучше поголодать, чем размякнуть, вы же знаете.

Кликнутый "master"-ом понимающе покивал головой:

-Это, однако, так... А ты не хочешь, случайно, присоединиться к нам? А чего, в самом деле? Нашу жизнь, если хочешь знать, ни с чьей не сравнить: и тихо, и привольно, и за окном каждый день что-нибудь новенькое.

- А куда вы сейчас?

Тот только пожал плечами:

- Да как обычно... Торнишляхом вдоль всего Леса с востока на запад. Самую малость только к югу забирая, так что весну встретим на полмесяца раньше. А там - на "катки", да и в Пески на все лето, вдоль Гуннарова Тракта. Давай, право, парень ты стоящий, я вижу... Хельга! Вдруг позвал он, прерывая себя, и очень скоро на зов его в "кумпанию" вошла какая-то светловолосая девица его приблизительно лет. - Вот, дочке компанию составишь, у нас ее сверстников нет, а натура своего требует, далеко ли до беды...

Гость чуть прищурился, окидывая девушку оценивающим, но не бесцеремонным взглядом. Девица оказалась довольно рослой, длинноногой, крутоплечей, статной, с румянцем во всю щеку и огромными серо-голубыми глазами. Что называется, - кровь с молоком. Неожиданно для себя он восхищенно покрутил головой, а потом с его языка совершенно привычно сорвалась обыкновенная вроде бы, но абсолютно, совершенно немыслимая для него фраза:

- Не-ет, мастер Марк... ТУТ ТОЛЬКО СВАТОВ ПОСЫЛАТЬ ВПОРУ... ЕЖЕЛИ ДАМА НЕ ПРОТИВ, РАЗУМЕЕТСЯ.

- О, да ты, оказывается, знаешь мое имя?

- Наслышаны, как же. Не такие уж мы пеньки лесные.

- Ну, с ней я поговорю... Только как посылать-то будешь?

- НУ, ДЛЯ НАС ЭТО НЕ ПРОБЛЕМА, ВЫ ЖЕ ЗНАЕТЕ...

Помолчав, хозяин спросил все-таки еще раз:

- Может, останешься все же, переночуешь?

- Спасибо, мастер Марк. Я не просто так, как вы сами понимаете, отправился за сто километров на своих двоих, у меня дельце есть. Небольшое, но неотложное. И - ждут меня, боюсь, начнут волноваться.

-Что ж... Тогда не смею задерживать. Но и отпускать тебя просто так - уж совсем не по-людски. Дочка, налей ему фляжку "Дикой Розы", да погорячее...

-А чего ж сородичи на Крылатом не подкинули-то?

Но он, натягивая сухой, восхитительно горячий свитер, только оттопырил губу:

-Кланяться еще из-за мелочей...

-Да, за-анятный ты все-таки парень...

"Дождавшись, когда два немыслимых корабля скроются в дали, слившись с молочно-серым под ночным небом снежным покровом, я как-то сразу вспомнил (Почуял? Понял?) куда мне надо направляться теперь, и очень скоро увидал уже знакомый, занесенный снегом овражек. Отсюда мне было не больше получаса хорошего хода. Удобнее всего было бы счесть происшедшее сном, но этот удобный во всех отношениях вариант, к сожалению, не вытанцовывается: фляжку с двойными стенками гладкого белого фарфора, расписанную девоголовыми птицами и пернатыми колесами, налитую горячей жидкостью с незнакомым запахом - тоже никуда не денешь. Кстати, - жидкость эта обладала свойствами первоклассного стимулятора, так что Мастер Марк, чье имя я вспомнил таким загадочным образом, совсем не случайно дал мне именно ее. Уже трясясь на очень кстати подвернувшейся "четверке", я подумал: а на что, спрашивается, рассчитаны наши школьные программы по иностранным языкам? Худо-бедно каждого, кто мало-мальски не дебил, - да и из дебилов кое-кого, - наша школа вполне надежно обучает писать, читать и считать. Приложив мало-мальское старание, почитывая кое-какую дополнительную литературку, можно изучить физику, химию, биологию, и учителя за редким исключением не откажут в помощи. Что же касается иностранного языка, то я не знаю ни единого человека, который хоть на минимальном уровне изучил бы его в обычной нашей школе, и, наверное, таких просто нет. Я утверждаю, что зная школьную программу по иностранному языку назубок, разговаривать, читать, писать, переводить во всяком случае уметь не будешь. Иногда мне кажется, что программа эта специально с таким расчетом и составлена. После этого происшествия я, во всяком случае, дал себе торжественную клятву изучить, по крайней мере, английский. Не знаю только, откуда произношение взять? Ладно, решим как-нибудь. Должен сказать, что этот случай меня не напугал. Прогрессирую, а может быть, как говорится в известном анекдоте, просто привык. Сам униполярно выворачиваться пока не решаюсь, хотя вполне представляю себе теперь, как это можно сделать: кого-нибудь другого из свернутого состояния я бы вернул запросто, но кто, спрашивается, распакует меня? Сам? Да в том и беда, что я не представляю себе, какие способности и цели сохраню после выворота. А жаль: если бы такого рода попытка удалась, проблема любых линейных расстояний, по моему расчету, навсегда потеряет для меня всякую актуальность, и не будет никакой нужды в каком-либо транспорте.

ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, КАК ВОЗБУДИМАЯ СРЕДА ОСОБОГО РОДА

Для начала этого, ведущегося наполовину в шутку, разговора, мне хотелось бы привести два весьма мудрых, вообще говоря, но ставших от частого употребления банальными, высказывания. Одно из них авторское, и гласит, что нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Другое, что бы там ни утверждали всяческие исказители и злопыхатели, автора, скорее всего, не имеет и гласит, что дорога в ад вымощена именно благими намерениями.

Последнее утверждение, по крайней мере, близко к истине, и тому можно привести множество убедительнейших примеров, но интересно все-таки - почему? Почему в Ад? Следует ли утверждать, что именно благие намерения вообще и заранее обречены и, тем самым, бесполезны? А если это так, то какого плана намерения могут вести в направлении, так сказать, - противоположном инфернальному? Для ответа на эти а, возможно, и еще на некоторые другие небезынтересные вопросы, кажется целесообразным хотя бы в самых общих чертах проследить ход самого процесса. Любая идея, которую мы пока условно назовем "благой", рождается сначала в одной светлой голове, непременно завоевывает первоначальный, сравнительно узкий круг сторонников, как правило достаточно бескорыстных, достаточно-честных, и твердых, - до фанатизма порой, - в своих убеждениях. Круг этот, особенно на первоначальном этапе, является своего рода прямым продолжением учителя, своеобразным расширением его тела, и опыт истории показывает, что такие первичные ядра способны действовать с неслыханной эффективностью, - наподобие настоящих артиллерийских снарядов в каких-нибудь театральных декорациях из фанеры и крашеной бумаги. Затем идея, учение или концепция вроде бы как побеждает, что проявляется, понятное дело, в охвате широких людских масс... И тут начинается самое интересное, охватив эти самые широкие массы, идея начинает потихоньку, но зато непрерывно трансформироваться: вдруг выясняется, что каждый из тех, кого имеет осчастливить данная идея, может совершенно неожиданным для Учителя образом может представлять себе это самое счастье и несколько непредсказуемым способом понимает излагаемые ему идеи и даже прямые законы. Овладевая массами (опять-таки цитируя одного Очень Умного Человека) идея действительно становится реальной силой, но при том массами этими отчасти - не понимаются, отчасти - не принимаются, а отчасти - сознательно используются для достижения собственных целей, иногда, - увы! - не столь высоких, нежели поставленные Основоположником, но зато значительно лучше понимаемых и более практичных для держателя... К числу наиболее известных примеров этого рода относятся, разумеется, известные случаи смены религии, - не малым числом адептов, из первых-апостольных-равноапостольных, а всем народом, с тяжкого благословения власти и под фактическим ее нажимом. Не было ни единого случая, чтобы прежние боги сразу же после этого умерли: они, в зависимости от терпимости нового вероучения, переходят в разряд младших богов, становятся врагами божества - дьяволами и, наконец, исподволь сообщают торжествующему новому Богу иные из своих атрибутов. Они расплываются, искажаются, забываются, теряют порой индивидуальность, пропадают из виду, но парадоксальным образом никогда не умирают до конца. Человек, живущий среди людей, неизбежно проникается общей моралью, взглядами, словесными штампами, даже двигательными стереотипами и не бывает свободен от них, даже сознательно пытаясь восстать против общепринятого. В обществе, подобно волнам по воде, прокатываются моды, слухи, мифы, манеры поведения, и отдельно взятый человек становится точкой, молекулой, вовлеченной в такую волну вне зависимости от того, проводит ли он дошедшее до него дальше, трансформирует, преломляя через свою личность или же отражает, в попытке неприятия. В столь сложной среде распространения волн при сохранении источника энергии неизбежно формируются постоянные, самоподдерживающиеся динамические структуры типа "стоячих волн", которым в конкретных условиях человеческого общества соответствуют такие феномены, как обычаи, традиции, господствующие предрассудки, ритуалы и, что самое важное, - разного рода сообщества, со своими специфическими чертами организации и межчеловеческих отношений. Давно потерявшие главенствующее положение в обществе типы отношений не отмирают совсем, соседствуя с современными, накладываясь на них, образуя поразительные порой сочетания, и человек не может не быть деталью подобных образований, как точка не может не иметь координат. То, что столь смело именуется "свободой воли", накладывается поверх общественно детерминированных черт личности, и попытки как-то изменить положение предпринимаются личностями, которые сами являются неотъемлемыми частями этого положения. В обществе помимо сознательно созданных (неизбежно - возникших сначала в чьей-то одной голове) связей и, зачастую, куда успешнее их складываются связи стихийные, системно обусловленные и, нередко, при этом для всего общества в целом вредные. Попытки ликвидировать их неизбежно порождают новые структуры, структуры противодействия. Не раз и не два гибли государства, накопившие колоссальный опыт управления, но перегруженные стихийно складывающимися и постоянно нарастающими в количестве связями, которые потом окостеневают, никак не завися от воли отдельных лиц. Иногда положение в какой-то мере исправлялось под воздействием внешних сил, вроде прибывших издалека захватчиков, относительно-чистых от паразитических связей данного общества. Неизбежность нарастания энтропии в замкнутых системах - вещь в физике известная настолько, что давно уже стала общим местом, но по какой-то причине (возможно, мифологического характера, вроде пресловутой "свободы воли") положение это упорно не относят к закономерностям, управляющим функционированием общества. В современном, до предела интегрированном обществе, никакой надежды на такого рода внешнее вмешательство, разумеется, нет. Бессмысленные с общих позиций, вредные связи распространяются, пересекаются, интерферируют, образуя поразительно сложные порой структуры, и при современной, громадной численности населения в какой-то мере радикально избавиться от паразитических структур становится абсолютно невозможно. Рациональные попытки воздействия попросту образуют новые волны, сложно взаимодействующие с прежними самоподдерживающимися процессами, а ситуация в целом не меняется или даже усугубляется. Самым наглядным примером, пожалуй, может служить срастание организованной преступности с полицией и юстицией. Утверждают, кстати, что нормы взаимоотношений, наличие особого языка и иных атрибутов в уголовной среде до мельчайших подробностей напоминают обычаи "мужского дома" в первобытных обществах, и здесь трудно допустить чисто-конвергентную природу сходства. А в поведении более примитивных, - молодежных, - шаек явственно проявляются некоторые черты организации и еще более архаичной, типа первобытного стада или ватаги первобытных охотников. В самом наисовременнейшем обществе продолжают блуждать, приспособившись к нему, побуждения первобытного стада, обычаи "мужского дома", законы пещерного общежития, тактика межплеменных войн. И, кроме того, - каждая революция, война, конфликт, спор, акт конкуренции порождает бесконечно циркулирующие в обществе волны. Принципиальная невозможность для сложных систем избавиться от однажды образованных внутренних связей за счет только внутренних ресурсов является общим свойством любых достаточно сложных систем; живая природа борется с этим явлением весьма безжалостным и радикальным способом, создав сопряженные механизмы смерти и размножения. Так есть ли у современного общества хоть малейшие шансы избавиться от паразитических связей исключительно за счет внутренних сил? На наш взгляд, - это совершенно нереально: положение в этом аспекте при фактической уникальности цивилизации будет в дальнейшем только усугубляться и приведет современную цивилизацию к гибели, механизм которой следует ожидать близким к "естественной" смерти организма от старости, каковая, по сути, и есть нарастающая со временем перегруженность системы различного рода связями. Если гибель человечества при этом не является совершенно неизбежной, то более чем вероятным является вариант с субкритическим падением численности населения в глобальном масштабе с полным распадом прежних связей. За этой высокоученой формулировкой на самом деле практически следует понимать чудовищную, не имеющую прецедентов в истории катастрофу. В этих условиях следует обдумать возможность вариантов, в том или ином виде предполагающих образование полностью изолированных от общества групп всесторонне подготовленных людей с перспективой формирования дочерней цивилизации. Помимо того, что такого рода деятельность в любом случае, даже при практически-невозможном благоприятном развитии событий, послужит к благу как этих групп, так и всего человечества, мне кажется чрезвычайно-несправедливым, что отдельные люди должны будут отвечать за грехи никак не зависящего от их воли общего целого. Я вообще отношусь к той нечастой категории людей, считающих отдельную личность вполне равноправной со всем человечеством.