Страница 18 из 29
В яшемской земской больнице никаких следов Маши и Тони не оказалось.
Местный монастырь? Говорят, гам есть пункт фельдшерский или перевязочная. Оказывают помощь и пассажирам... Заглянуть разве?
Однако и здесь не удалось что-либо выяснить. Нет, мол, надобности хранить документы шести летней давности.
- А вы бы, добрый человек, - сказала ему монахиня, - не пожалели труда на кладбище наше заглянуть. Там у нас бывший пономарь сторожем. Он, не в осуждение будь сказано, к винопитию привержен, но всех покойничков пишет в тетрадь да и так, по памяти, любую могилку покажет. Ибо если супруга ваша в тифозной хворости сюда вошла, то выход ей был один: стопами вперед, вон в тую калиточку.
Комиссар последовал мрачному совету. Перед закрытием кладбищенских ворот на ночь шагал он в сопровождении сторожа по тенистой дорожке. Привела она комиссара к выступу кирпичной беленой стены, и тут, у поворота тропы влево, под молодой березкой, Сергей Капитонович медленно снял свой краснозвездный шлем. Потому что на сосновом кресте увидел он жестяную табличку с засохшим венком из лютиков. Комиссар прочитал: "Здесь упокоилась с миром раба божия Мария Алексеевна Шанина, усопшая 30 августа 1912 года. Жития ей было 29 лет".
...Часа через два незнакомец снова постучал в. сторожку, извлек из глубин своего реглана банку мясных консервов и пачечку керенок, быстро терявших цену.
- Приведи, дед, в порядок ту могилку. Цветы посади. Сделаешь?
- Спаси, Христос, батюшка кормилец! Кем она вам приходилась, Мария-то Шанина?.. Ах ти господи! У нас в селе из сотни баб едва ли единая мужика с войны дождалась, а вот и наоборот, оказывается, бывает: мужик цел, молодуха преставилась! Тоже, чай, воевали?
- С самой японской. Я военный летчик.
- Летаете? Чудеса? Чай, от хорошей жизни не полетишь?
- От хорошей не полетишь, а к хорошему прилететь можно... Скажи, дед, кто все-таки ходил за могилкой? В запустении она недавно. Кто надпись заказывал? Кто веночек сплел и повесил? Девочка... сюда не ходит? Впрочем, теперь уже... девушка? Не помнишь? Не замечал?
- Надписи монахини малюют, как им отец Николай, протоиерей наш, указует. За могилкой послушница одна ходила. Может, отец Николай такой послух на нее наложил.
- Я разыскиваю дочку. Как мне ту послушницу найти и расспросить?
- Не помню, батюшка, которая ходила. Их у нас с полсотни. Теперь я сам тебе могилку поберегу, будь покоен!
- Постой! Ты на похоронах моей жены был?
- Не ее ли в тифу с парохода сняли? Ту при мне отпевали.
- Не помнишь у гроба девочку, двенадцати лет?
- Вроде бы не было такой. Панихиду отец Николай благолепно служил, кутью нищим раздавали... Не сумлевайтесь, все чин по чину шло. А ежели при больной девочка была - надобно у отца Николая справиться, он все помнит. Только в отъезде нынче, в Костроме. Скоро воротится, ярмарка началась, самые дела.
- Дед, пароход мой гудит! Но скоро вернусь, дочь Антонину искать. Если что услышишь о ней, вот мой адрес, напиши мне в авиаотряд, под Москву. До весны адрес, верно, не изменится.
...Русинский пароход "Князь Пожарский", наверстывая опоздание, сократил стоянку в Яшме. Грузов и пассажиров оказалось мало, время было позднее, темное, и капитан "Пожарского" велел отвалить побыстрее.
Подбегая к береговому обрыву, Шанин услышал третий гудок. Внизу слабо виднелись четыре освещенных дебаркадера, и нельзя было разобрать сразу, от которого отваливает пароход. Где же, черт побери, та высокая монастырская лестница? Или рискнуть - прямо с откоса? Там круча, камни...
И вдруг перед летчиком - фигурка босоногого парнишки.
- Товарищ военный, вы с парохода?
Шанин тяжело дышал от быстрого бега.
- Да, да, друг. Обязательно надо поспеть. И притом ног не поломать. Без них и ходить плоховато, а летать и подавно!
- Так вы летчик? Бегите за мной, покажу.
Внизу, у пристани общества "Русь", пароход просигналил тонким гудочком: "туу-ту-туу!" Пароход чуть сдал назад - нос отделялся от дебаркадера.
- Сюда! Быстрее вниз!
Под ногами Шанина - узкая лестница с перильцами. Стремительно работая ногами, мальчишка ссыпался вниз. Шанин еле догнал его - спуск был словно на парашюте, в секунды! Полоса гальки. Пристанские фонари... Поднятые сходни... И корма парохода, плывущая как раз под черным бортом дебаркадера.
Прыжок над вспененной водой - и "Князь Пожарский" принял на борт комиссара Шанина. Сквозь шум колес и шипение пара до комиссара донесло мальчишеский голосишко:
- Товарищ военный! А вы правда по воздуху летаете?
Парнишка бежал вдоль перил дебаркадера, догоняя уплывающую в ночь корму парохода.
- Так точно, друг! Как ангел божий летаю! Спасибо тебе. Скоро прилечу к вам на аэроплане, найду тебя, покатаю по воздуху! Звать как? Где живешь?
- Звать Макарий Владимирцев. На горке живу. Спросите дом протоиерея отца Николая Златогорского. Он мой дядя. Слышите?
Летчик показал, что слышал. А сам подумал:
"Опять этот отец Николай, протоиерей яшемский. Никак его тут, видно, не минуешь!"
2
А сам отец Николай, представительный муж зрелых лет, но еще без пролысин и седин в шелковистых, хорошо промытых и расчесанных волосах, спешно собирался покинуть Кострому.
Служебная его поездка прошла успешно, разрешение на устройство Яшемской трудовой сельскохозяйственной религиозной общины-коммуны получено, иначе говоря, новая ипостась для сохранения яшемского Назарьевского монастыря благополучно найдена.
Закончив дела в губернском городе, отец Николай сперва терпеливо ожидал выздоровления старца Савватия и послушницы Антонины. Их привезли в костромскую больницу вскоре после спасения с баржи.
Антонина причастилась и исповедалась у отца Николая. Выслушав исповедь, пастырь помолился за упокой души раба божия Александра, принявшего смерть мученическую за други своя. Священник послал соболезнование старшему брату погибшего Ивану Овчинникову. Затем он потолковал с Савватием, и оба иерея пришли к одному выводу: после гибели жениха Антонине самим божьим промыслом начертан иной путь - не простой семейный жребий, а высокий удел служения церкви.
Отец Николай гордился Антониной, самой заметной, самой любимой своей послушницей в монастыре. Недаром он первым приметил ее, разгадал подвижницу будущую в юной сиротке. Сиротке?..
Господи, жив ли, нет ли ее родитель, можно ли без содрогания сопоставить мысль о непорочной Антонине, юной христианке, с образом безбожника-революционера? Портрет этого человека умирающая Мария Шанина, Тонина мать, передала в руки исповедника. Он сохранен. На обороте адрес... Нередко отцу Николаю попадается на глаза этот портрет летчика с упрямым лицом и печатью антихристовой. Портрет хранится в заветной шкатулке, и, когда отцу Николаю случается перебирать бумаги и ценности, глаза летчика с фотографии встречаются с глазами священника. Именно такие, как летчик Шанин, отрекаются даже от предсмертной исповеди. Жив он или нет - не назовет его Антонина отцом! Об этом сумеет позаботиться ее духовный отец, соборный протоиерей Николай Златогорский!
Досадно было опаздывать к ярмарке - тут-то и пустить бы умелый слушок о чудесном спасении узников с баржи силой чистой молитвы Антонины яшемской... Ведь в монастыре Назарьевском есть уже немало притягательных вещей: чудотворная икона, литургии на пристанях, образцовое хозяйство, лучшее в губернии, архиерейские молебны с водосвятием, крестные ходы по всей округе... Не хватает собственной святой, о чьих подвигах, славе и пророчествах далеко разносилась бы молва по всему православному миру... Давно задумывался об этом отец Николай, и теперь замысел близок к осуществлению.
Но тут-то и произошло нечто столь неожиданное, что и заставило отца Николая заторопиться из Костромы, несмотря на недуги спутников!
Его позвали исповедовать умирающего в одну из костромских городских больниц. Исполнив эту обязанность, он неторопливо шел по коридору к выходу. Дверь одной палаты была открыта, и священник невольно обратил внимание на знакомое лицо с синими страдальческими глазами.