Волжская метель

Отец Федор ухватился за облучок и поднялся в возке на ноги. Под руку ему попал собственный крест на серебряной цепочке. Он повернул крест перекладиной вниз и закричал:

- Анафема! Анафема вам, иродам прокля...

Срезанный пулей, он рухнул навзничь, и в тот же миг взвилась на дальнем конце села зеленая ракета.

Сигнал этот дал группе Зурива второй пулеметчик, Иван Губанов. Значит, и у него дело кончено, путь отхода свободен.

Капитан Зуров выкатил свой пулемет на придорожную тропку, дал по дороге две последние очереди, добивая раненых в пыли, и, волоча горячий "максим" мимо белых сельских берез, четверо стрелков заторопились на соединение с губановской группой у больницы.

Долго не приходил в себя беглец с баржи смерти. Сашка доставил доктору Попову больше хлопот, чем все остальные пациенты из города. Две недели, до первых чисел августа, жизнь еле теплилась в его полубесчувственном теле. Сознание возвращалось урывками. Больной не мог взять в толк, почему рядом нет Антонины, лица чужие. Не узнал больной и Семена-бакеншика, когда тот, верный обещанию, отважился вновь прошмыгнуть мимо вражеских и своих стрелков, чтобы отвезти спасенному рыбы на пропитание. Не терпелось Семену сообщить бывшему арестанту с баржи последнюю новость о его товарищах по тюрьме.

Оказывается, утром 19 июля баржу, полурасстрелянную пушечными снарядами и пулеметами, сорвало с якорей (чему помогли и сами узники), поволокло течением мимо Стрелки и прибило к береговой отмели у Коровников, почти рядом с тюрьмой. Дружинники открыли было огонь по судну, опасаясь вражеской хитрости, но, по счастью, разобрали слабые стоны и крики: "Не стреляйте! Здесь свои, товарищи!" На палке показался красный лоскут обрывок чьего-то платья или платка.

Смельчаки кинулись к барже. Под неприятельским огнем удалось переправить уцелевших узников - десятка полтора изможденных людей. До бортовых проемов оставалось всего несколько сантиметров от волжской поверхности. Баржа утонула вместе с телами недавно погибших, как только спасенных укрыли на берегу.

- Молодец, рыбак-бакенщик! - сказал доктор. - Не забыл своего арестанта. Не узнавал про ту... сестру милосердия с баржи? Про которую Овчинников и в бреду и наяву толкует?

- Жива, сказывали. Сняли с баржи. Молодая, выживет!

- Это нашему арестанту лучше всякого лекарства поможет. Ну а в городе, как там? Утихло?

- Как сдались беляки, так и утихло. Только города, почитай, и нет.

- Как это нет? Люди русские, ярославцы, остались?

- Люди, знамо, остались. Не все сгорели.

- Ну коли люди остались, значит, и город есть. Были бы кости - мясо нарастет! Следующий раз присылай за больным провожатого. Без спутника с такой дорогой не сладит. После ильина дня выпишу.

...Провожатым за Александром Овчинниковым Семен-бакенщик решил отправить Макарку Владимирцева, случайного своего гостя в бакенной. Семен рассудил, что Сашке сподручнее будет ехать в Яшму вместе с Макарием, его матерью и опекуном.

Днем 4 августа Макар одиноко шагал из Прусова но лесной дороге. Попутчиков в этот раз не случилось. Только навстречу еще у самого Прусова попались ему две пароконные подводы с угрюмыми мужиками. Их было девять человек. Один указал другому на встречного подростка с узелком, на что второй махнул рукой в сторону близкой прусовской околицы: близко, мол! Макарушке встреча не понравилась, пошел осмотрительнее.

А когда лес поредел и даль открылась, Макар остолбенел.

Села Солнцева в восемьдесят дворов с церковью и земской больницей... не было! Ветром несло угарный чад. Лишь пожарный сарай с распахнутыми воротами сохранился как надгробный памятник Солнцеву.

Вдали, где еще темнели старые парковые липы зуровской усадьбы, Макар заметил живых. Это были всадники на неоседланных конях. Макар схоронился за развалинами, но осмелел, когда понял, что всадники одного с ним возраста. Ребята гнали табунок стреноженных жеребят-двухлеток из ночного. Под утро пастухи наелись картошки, уснули и проспали нападение бандитов. Лишь у одного мальчика оказались живы мать и сестра.

В больнице были сорваны с петель двери. Правое и левое крылья здания остались без крыш после взрыва, со вздыбленными полами и перекошенными, вырванными рамами. Перед входом лежал расстрелянный доктор Попов. Макару пришлось перешагнуть через тело Сергея Васильевича.

Внутри громоздилось месиво из железных коек, штукатурки и людских останков. Лишь в средней части здания, где рядом с кабинетом доктора находилась палата для слабых, в окнах сохранились переплеты. Пересиливая ужас, Макар приоткрыл дверь "потерпии".

На койке Сашки Овчинникова сидел белый, как известка, знакомый больничный фельдшер. А на подушке той же постели Макар узнал Сашкино лицо, очень худое, небритое, испачканное кирпичной пылью. Синие Сашкины глаза напряженно взирали на вход, в ожидании, кто же появится из-за двери, а фельдшер держал наготове кочергу, чтобы защищаться хотя бы и таким оружием. Других уцелевших во всей больнице не оказалось - кроме Сашки Овчинникова, никто не лежал в "слабой" палате перед нападением. А фельдшер случайно спал именно здесь после дежурства.

Макарка постоял в растерянности среди палаты, не в силах сделать еще шаг. И вдруг ему показалось, что раненый, оглушенный взрывом Сашка Овчинников пытается заговорить и приподняться навстречу яшемскому знакомцу. Макар кинулся к больному, а тот прижал его к себе, и мальчишка, рыдая, уткнулся в Сашкино плечо.

Поздним вечером 4 августа в село Прусово на волжском берегу прибыл обоз. Привезли на крестьянских подводах раненых и обгорелых людей из Солнцева. Беженцев-погорельцев разместили в селе, а тяжелых больных, в том числе Сашку Овчинникова, отправили пароходом в Кострому, в лазарет.

На следующее утро прибыл в Прусово пароходом "Пчелка" из Ярославля отряд рабоче-крестьянской милиции. Здесь они, к своему удивлению, выяснили, что бандитов, спаливших Солнцево, уже кто-то разыскивает.

Группа из девяти вооруженных людей, назвавшихся чекистами, накануне конфисковала катер у местных рыбаков, обошла стороной Диево Городище и, оставив катер в Новодашкове, направилась, видимо, в сторону железной дороги.

Глава четвертая. ЛЕТЧИК ШАНИН

1

На унженской пристани в Макарьеве ждал рейсового парохода летчик в кожаном реглане с вышитыми на рукаве крылышками и в суконном шлеме со звездой. Накануне он отметил у макарьевского военного коменданта свое отпускное свидетельство, удостоверявшее, что комиссару Военного учебно-опытного авиаотряда Сергею Капитоновичу Шанину разрешено увольнение от службы для розысков семьи. За четыре года войны и девять месяцев революции это был первый отпуск летчика Шанина.

Дальняя родственница, чье новое жилье в Макарьеве он отыскал с трудом, поведала ему, что летом 1912 года Мария Шанина с дочерью Антониной поехали в Ярославль, но по пути заболевшую Машу сняли с парохода. Где сняли, родственница не- знала. Название же парохода запомнила - "Кологривец".

Оказалось, что пароход уцелел. Может, и часть команды осталась прежней? На счастье комиссара выяснилось, что пароход этот.ожидается через сутки и. следует до Юрьевца.

...Длинный одноэтажный "Кологривец" был весь заставлен мешками, бочонками, деревянными сундучками. На палубах, па крышах, в проходах и на трюмных люках ехал народ, в одиночку и целыми семьями, кто в соседнее село, а кто на край света. Кого ждала лучшая доля, кого - мать сыра земля. Сергей Капитонович тоже вдавился в человеческое месиво, и через минуту, тоненько прогудев, пароходик заторопился на фарватер.

Шанин подождал, пока на борту все маленько утрясется и люди притерпятся друг к другу, обомнутся. Затем летчик поднялся в штурманскую рубку. Как всегда, здесь были лоцман и штурвальный матрос, вахтенный помощник и обычный гость - судовой ревизор. Он-то и дал новую нить для продолжения поисков.

- Гражданка с дочерью, говорите, товарищ красвоенлет? В августе 12-го? Давненько, но был я тогда на этом пароходе и припоминаю, что действительно врач снимал примерно в ту пору с нашего "Кологривца" двух молоденьких... Все думали - сестры, оказалось, мать и дочь. У матери тиф случился, на носилках выносили, вроде бы на пристани Яшма...