Пятое Евангелие

Все эти чувства были это, которые принесли к состоянию, что имел место некий совсем определенный разговор между ним и личностью, которой стала ему мать. Мать любила его колоссально и она часто говорила с ним обо всем красивом и великом, что показывало себя в нем с двенадцатого года. Некая все более интимная, более благородная, более красивая взаимосвязь образовалась к этой сводной матери. Но свой внутренний разлад он вплоть до этого умалчивал также этой матери, так что она видела только красивое и великое. Он видела только, как он становился все мудрее и мудрее, как он все глубже проникал в целую эволюцию человечества. Поэтому было из того, что имело место как некий род генеральной исповеди, многое ново для нее, но она приняла это с близким, теплым сердцем. Это было в ней как некое непосредственное понимание для его печальности, его чувственного настроения, того, что он томился назад к тому, что он имел в себе до своего двенадцатого года. Поэтому искала она чтобы поднять и утешить его, тем что она начала говорить обо всем, что с тех пор выступало в нем так красиво и великолепно. Она напомнила ему обо всем, что ей стало через него известно об опять-обновлении великих учений, мудрых изречений и сокровищ закона Иудаизма. Что все через него выступило, об этом говорила она с ним. Ему становилось однако только все тяжелее для сердца, когда он так слушал говорящую мать, так ценящую то, что он внутренне все-же собственно чувствовал как преодоленным. И окончательно возразил он: Да, это пусть все так есть. Но через меня или через некого другого сегодня могли бы быть обновлены все древние, великолепные сокровища мудрости Иудаизма, что имело бы это за значение для человечества? Это все в основе все-же незначимо, что в таком роде выступает. Да, если сегодня было бы вокруг нас некое человечество, которое имело бы уши, чтобы слышать еще древних пророков, тогда было бы для этого человечества полезным, когда могли бы быть обновлены сокровища мудрости древнего пророчествования (Prophentums). Но само если некто так мог бы говорить, как говорили древние пророки, само если Илия пришел бы сегодня - так говорил Иисус из Назарета - и нашему человечеству желал бы возвестить то, что он как лучшее испытал в Небесных широтах: нет ведь людей здесь, которые имели бы уши, чтобы слышать мудрость Илии, древних пророков, также Моисея (Moses), да вплоть вверх до Авраама (Abraham). Все, что эти пророки возвещали, было бы невозможно возвестить сегодня. Их слова были бы неуслышанно заглушены в ветре! И так есть это ведь все, что я имел в своей Душе, неценно.

Так говорил Иисус из Назарета и он указывал на то, как недавно слова некого истинно великого учителя, беря в основе, прозвучали без того, чтобы оставить некое большое воздействие. Ибо, так говорил он, хотя не был он также никаким учителем, который достигал до древних пророков, так был он все-же некий великий, значимый учитель, добрый старый Хиллел (Hillel) (#28). Иисус знал точно, что этот старый Хиллел для многих значит в пределах Иудейства, который сам в так тяжкие времена Ирода (Herodes) как Духовный учитель знал, чтобы завоевать некий большой престиж (Ansehen). Это был человек, который имел великие сокровища мудрости в своей Душе. И Иисус знал, как мало сердечные слова, которые говорил старый Хиллел, находили доступ в сердца и Души. Однако-же о старом Хиллел говорили: Тора (Thora) сумма древнейших, значимейших законов Иудейства исчезала и Хиллел опять-таки ее восстановил. - Как некий обновитель пра-источной Иудейской мудрости являлся Хиллел для тех его современников, которые его понимали. Он был некий учитель, который также странствовал вокруг как некий истинный учитель мудрости. Кротким был его осново-характер, неким родом Мессии был он. Это все рассказывает сам Талмуд и это позволяет себя после-проверить через внешнюю ученость. Люди были очень большой хвалы о Хиллел и рассказывали много хорошего о нем. Я могу только отдельное выхватить, чтобы намекнуть на тот род, как Иисус из Назарета говорил своей матери, чтобы уточнить свое Душевное настроение.

Хиллел описывается как некого кроткого, мягкого характера, который колоссально действовал через мягкость и Любовь. Некое рассказывание сохранилось, которое есть особенно значимо, чтобы показать, как Хиллел был человеком терпения и кроткости, который каждому шел навстречу. Два человека поспорили однажды о возможности, чтобы возбудить Хиллел до гнева, ибо было известно, что Хиллел вообще не может впасть в гнев. Здесь поспорили, теперь, два человека, из которых один сказал: Я желаю сделать все, чтобы Хиллел довести до гнева. - Он желал затем иметь свой спор выигранным. Как для Хиллел время прямо было наивсезанятым, как он имел наибольшим поделать с подготовлением к Саббат (Sabbat), где некому такому человеку можно наименьшим помешать, здесь постучал тот человек, который вовлекся в спор, в дверь к Хиллел и сказал, не примерно в неком вежливом тоне или с каким-нибудь обращением - а Хиллел был председателем высшего Духовного ведомства, который привык, чтобы быть обращаемым вежливо - но человек позвал просто: Хиллел, выходи наружу, выходи быстро наружу! - Хиллел накинул себе свое пальто и вышел наружу. Человек сказал в остром тоне, опять-таки без малейшей вежливости: Хиллел, я имею нечто тебя спросить. - И добродушно отвечал Хиллел: Мой дорогой, что имеешь ты тогда спросить? - Я имею тебя спросить, почему Вавилоняне (Babylonier) имеют такие тонкие головы? - Здесь сказал Хиллел с наикротким тоном: Теперь, мой дорогой, Вавилоняне имеют такие тонкие головы, потому что они имеют таких неловких акушерок. - Здесь пошел человек прочь и думал, этот раз остался Хиллел кротким. Хиллел уселся опять-таки за свою работу. После пары минут пришел человек назад и вызвал Хиллел посреди его работы опять-таки грубо наружу: Хиллел, выходи наружу, я имею нечто важное тебя спросить! - Хиллел накинул себе свое пальто, вышел наружу и заговорил: Теперь, мой дорогой, что имеешь ты опять спросить? - Я имею тебя спросить, почему Арабы (Araber) имеют такие маленькие глаза? Кротко сказал Хиллел: Потому что пустыня есть такая большая, это делает глаза маленькими, глаза становятся маленькими при рассматривании большой пустыни, поэтому имеют Арабы такие маленькие глаза. - Опять остался Хиллел кротким. Здесь был человек верно напуганным о своем споре, и он пришел опять-таки и позвал в третий раз в грубом тоне: Хиллел, выходи наружу, я имею нечто важное тебя спросить! - Хиллел одел свое пальто, вышел наружу и спрашивал со всегда одинаковой кротостью: Теперь, мой дорогой, что имеешь ты теперь спросить? - Я имею тебя спросить, почему Египтяне имеют такие плоские ступни? - Потому что местности здесь есть такие болотистые, поэтому имеют Египтяне такие плоские ступни. - И спокойно и невозмутимо ушел Хиллел к своей работе. После пары минут пришел человек опять и рассказал Хиллел, что он желал его теперь не спрашивать; он сделал один спор, что он его желал бы ввести в гнев, но не знал, как он его мог бы ввести в гнев. Здесь сказал Хиллел кротко: Мой дорогой, лучше, что ты проиграешь твой спор, чем Хиллел впадет в гнев!

Эта легенда рассказывается к доказательству того, как кроток и любезен был Хиллел сам с каждым, кто его мучал. Такой некий человек есть - так намекал Иисус из Назарета своей матери - во многом отношении нечто, как некий древний пророк. И не знаем ли мы многие высказывания Хиллел, которые звучат как некое обновление древнего пророчествования? Некоторые красивые высказывания Хиллел-а привел он и затем сказал он: Смотри, дорогая мать, о Хиллел говорилось, что он есть как некий воскресший пророк. Я имею еще особый интерес к нему, ибо достопримечательно проясняется нечто во мне, как если еще якобы есть некая особая взаимосвязь здесь между Хиллел и мной; мне проясняется нечто, как если то, что я знаю и что во мне живет как великое откровение Духовного, приходит якобы не единственно из Иудаизма. - И равно так же было это ведь у Хиллел; ибо таковой был ведь по внешнему рождению Вавилонянин и вошел только позднее в Иудаизм. Но также он происходил из рода Давида, был из пра-древних времен родственнен с Давидовым родом, из которого Иисус из Назарета и Его-близкие (Seinigen) сами также происходили. И Иисус сказал: Когда я также так, как Хиллел, как сын из рода Давида желал бы высказывать высокие откровения, которые как некое просветление вливались в мою Душу и которые есть те же самые высокие откровения, которые были даны иудейскому народу, сегодня не есть никаких ушей здесь, чтобы их слышать!