Страница 1 из 9
Берендеев Кирилл
Один из них
Берендеев Кирилл
Один из них
Мне снятся удивительные сны. Каждую ночь. Вот уже два с половиной года. Будь я писателем, благодаря им я обрел бы неисчерпаемый источник вдохновения.
Но я не писатель. Я коммерсант. И оттого мне иной раз становится жаль, что этот дар, а иначе я не могу назвать посещающие меня видения, достался человеку неспособному передать их необычайную мощь и величие. Порой невыносимо жуткие, до мурашек по коже и учащенного сердцебиения, порой сладостно соблазнительные, порой захватывающие, сны приходят мне, стоит только голове успокоиться на подушке, а глазам закрыться, ощутив сладкую дрему.
Наутро я просыпаюсь весь во власти увиденного. Но в суете рабочего дня краски снов блекнут, черты стираются, пейзажи бледнеют и выцветают. И встречая объятия нового сна, я лишь в самых общих чертах могу вспомнить о сне предшествующем.
Удивительное расточительство! Но я жажду его, я так привык к нему, что, самая мысль расстаться с ежевечерним ощущением чуда грядущего и ежеутреним чуда прошедшего тревожит и угнетает мой разум. Будь я писателем....
Но нет, мне и тогда бы не хватило ни слов, ни умения, запечатлеть волнующие образы: слова бессильны помочь мне. Бессильны и холст и краски. И самая совершенная компьютерная анимация не способна передать всего, что вижу я в полнощных странствиях, никакому музыкальному инструменту не извлечь той музыки, что касается моих ушей,... а какое устройство в способно передать очаровывающие меня запахи тех далеких миров? Все творения рук человеческих отступают пред моими видениями.
Прежде я не знал ничего подобного. До переезда в Спасопрокопьевск лишь бледные тени нынешних видений, те, что обыкновенно люди именуют снами, посещали меня. Тусклые копии, как не похожи они на великолепные полотна, что неторопливо, с истинным величием ныне раскрываются предо мной в звездной тиши.
Я не хочу вспоминать то время. Ведь куда важнее настоящее. А в нем то, что я имею сейчас.
И потому я задаю себе вопрос, который насмешит или раздражит любого человека, который не в состоянии понять, как можно уделять такое значение пускай и необычным, но все же снам, то есть любого человека. Что это удача, стечение обстоятельств или все же судьба?
В Спасопрокопьевск я прибыл из Москвы, убедившись в том, что все возможные дела в первопрестольной завершены и отсрочки не будет. С городом, в котором я родился и вырос, в котором родились мои родители, деды и прадеды, меня уже ничего не связывало более. И причина не только и не столько в неудачах, свалившихся на меня, - да и разве на меня одного? после августа 98. Год я сосредоточенно пытался выкарабкаться из тонущей лодки, но после того, как... нет, это личное, я не стану распространяться более об этом.
По возможности быстро я собрался и, препоясавшись, отправился в путь. Почему Спасопрокопьевск? - тоже случайность или опять-таки судьба подарила мне телевизионный сюжет об истории этого древнего города, о его жизни через века, простой и неспешной, о нравах и обычаях нынешних обитателей его, мало изменившихся с давних пор, и потому так не похожих на оставшихся у меня позади, суетных и задерганных москвичей? На этот вопрос нет ответа.
Поначалу я хотел дать себе отдохнуть, присмотреться к городу, свыкнуться с его ритмом жизни. Но как-то незаметно, исподволь, Спасопрокопьевск втянул меня в неторопливое свое течение, и я, поддавшись ему, поплыл. Оставшиеся на счетах деньги потратил на покупку маленького предприятия, к которому присматривался и на аренду сроком на 29 лет доходного дома 19 века, на первом этаже которого размещалась контора крохотной фактории.
И вот тут я снова спрашиваю себя. Что было раньше: подспудное желание оказаться на правах обладателя в комнатах старинного особняка за прошедшие полтораста лет существования не утративших и йоты прежнего достоинства или все же жажда с большой выгодой развернуть дело, которое обитатели конторы по простоте душевной никак не могли сдвинуть с мертвой точки?
Впрочем, теперь это не так важно. Я купил предприятие, взял управление в свои руки, наладил необходимые связи.... И, конечно, вселился в арендованный дом.
Особняк был выстроен в стиле классической помещичьей усадьбы. Двухэтажное светло-желтое здание с потрескавшимся фронтоном, рельеф который изображал герб города, и четыре ионические колонны, с балюстрадой меж ними. Ощущение полной оторванности дома от цивилизации, на которую усердно напирал архитектор, усиливал и запущенный городской парк, отделенный от здания лишь узкой пешеходной дорожкой, по которой вечерами прогуливались одинокие влюбленные пары. Действительно, точно заброшенное дворянское гнездо почти в самом центре города. Тихий, позабытый городом и миром, уголок.
Лишь раз увидев этот дом, я понял, что не в силах избежать его древнего очарования.
Доходному дому повезло в жизни. Все отпущенное ему историей время, вплоть до 1980 года, когда его вывели в нежилой фонд, он добросовестно выполнял взятые на себя функции жилья для обеспеченных персон, почти не пустовал и всегда вовремя ремонтировался. Четыре квартиры его: две пятикомнатные на верхнем этаже и две четырехкомнатные на нижнем (и это не считая комнат прислуги) до революции принадлежали уездному купечеству, после же 1919 года, когда в Спасопрокопьевске утвердилась Советская власть, отошли в ведение руководства одного из наркоматов и оставались на его балансе вплоть до 1937 года. Что случилось в ту роковую годину, я думаю, нет нужды рассказывать. В 1946 дом был отдан высшему командному составу, вернувшемуся из побежденного Берлина, затем тихо перешел их детям. И окончательно опустел лишь двадцать лет назад.
Когда я вселялся в дом, он был все так же, как раньше, крепок и не нуждался в ремонте, разве что в косметическом. И пока рабочие заново красили здание и меняли кровлю, я торопился обжить выбранную квартиру на верхнем этаже слева, как раз над швейцарской - в ней уже поселился сторож с супругой. Соседняя с ней квартира была занята конторой предприятия, противоположная отошла под склад. И только апартаменты напротив моих оставались пусты.
Первый день я бродил по дому как экскурсант, веря и не веря в свою удачу. В то, что дом этот, пусть и на оговоренный договором срок, но все-таки принадлежит мне. Я разглядывал богатую лепнину потолков и старинные люстры, верой и правдой служившие многим поколениям жильцов. Часть мебели оставалась в пустовавшем доме с прошлых времен: в комнатах я встречал типовые конторские шкафы, мирно соседствующие с дряхлыми креслами императорских времен, журнальные столики сделанные по моде советского авангарда и репродукции Бёклина и Сарьяна на стенах. Остались и вывезенные из Германии побрякушки и сувениры, сохранилась посуда, изготовленная Кузнецовым, и витые подсвечники местной артели "Красный чеканщик".
Все доставшееся мне богатство я собрал в своих комнатах. И как ребенок любовался ими, перекладывая и переставляя с места на место в пустой квартире. На покупку минимума мебели ушли последние деньги, но я не сожалел о содеянном. Я торопился поселиться в доме, освоиться в нем, стать в ряд людей, что почти без перерыва на протяжении полутораста лет занимали эти помещения - стать одним из их числа. Заветного числа, как казалось мне.
Сон, приснившийся мне на новом месте в день окончательного вселения, я помню до сих пор.
Я бродил по бесконечным галереям, спускался по мраморным лестницам, подобным той, что вела на второй этаж дома, любовался игрой прохладных струй фонтанов, слыша в отдалении нежные звуки флейты и вторящую ей мандолину. Я знал, что этот бескрайний дом принадлежит мне, знал, но отчего-то сомневался в безоговорочности своих прав на эти владения. И, странное дело, неуверенность моя подтверждалась с каждым шагом. Я спускался по лестницам, шел по коридорам, но никак не мог выйти из дома в благоуханный сад, виденный мной в окна. Я дергал за ручки дверей комнат, всех, что попадались мне на пути, но ни одна не отворилась мне. Я шел, будучи уверенным в цели путешествия, но обнаружил внезапно, что позабыл ее.