Страница 4 из 30
В билете указан только вагон, места берутся "на ура". Я выбрал себе кресло у окна по левую сторону, и, ожидая отхода, погрузился в размышления. Ни о чем, мысли текли, не возвращаясь в прошлое, точно на их пути возникла невидимая непреодолимая блокада, воздвигнутая старательным разумом, блуждали меж околовокзальных впечатлений, пропадали и появлялись вновь, все такие же пустые и ненужные.
И все же кашне оставалось у меня в кармане; странно, я не вздрагивал, не покрывался холодным потом, когда вспоминал о нем, просто констатировал факт своей неразумности. После отправления я с ним распрощаюсь. На сей раз точно. Равно как и с ботинками тоже.
Минут за семь до отправления поезда в вагон вошла женщина, предлагавшая книги по сниженным ценам: любовные романы, боевики и детективы в мягкой обложке по пятаку за штуку. Я спросил у нее Чейза или Маклина, то в ответ покачала головой: только отечественные авторы. Взять что-либо и, тем самым, поддержать их, если не морально, то материально, я отказался. Никого из современников я не читал, да, признаться, желания такого не возникало. Может, я и не прав, не берусь судить, хвалят же наших писательниц-детективщиц. Да и пускай хвалят.
Мимо меня прошествовала молодая мама с сумками ни небольшой хозяйственной тележкой, за ней поторапливался малыш семи-восьми лет. В одной руке он нес пластиковый пакет, в другой - замусоленную книжку-раскраску. Заметив мой взгляд, он остановился, совершенно забыв про свою родительницу и принялся с интересом в ответ разглядывать меня. Спустя полминуты обоюдного молчания он произнес первую фразу для начала знакомства:
- Дядя, хотите взглянуть какого мне котенка на день рождения подарили?
Я кивнул на соседнее кресло, присаживайся, мол, и показывай свое сокровище. Малыш так и сделал, убрав книжку в пакет и бережно вытащив из-за пазухи крошечное рыжее создание с голубыми точно небушко глазами.
- Его зовут Стасик, - заметил мальчуган. - Мне недавно восемь лет исполнилось, вот.
- Хорош, - оценил я.
- Нравится?
- Еще бы.
- Можете погладить, - разрешил малыш. - Не бойтесь, он не будет царапаться и не убежит. Он домашний.
Стасик поднял на меня прелестную мордашку; я поднес к его розовому носу руку, он осторожно ткнулся в нее и согласился на то, чтобы ему почесали за ухом. Спустя минуту от удовольствия он негромко заурчал.
- Вы ему нравитесь, - прокомментировал маленький хозяин котенка и принялся гладить свое сокровище сам. - А у вас кошка есть?
- Нету, к сожалению.
- Непременно заведите, - посоветовал мой попутчик. - Не пожалеете.
В вагон вернулась мама, озабоченная отсутствием своего чада. Увидев нас, она несколько успокоилась и попыталась улыбнуться мне; улыбка вышла вымученной, конечно, ее раздражали тяжелые сумки и ребенок, который постоянно норовил исчезнуть из поля зрения. Я улыбнулся в ответ.
- Савва, - мама строго посмотрела на сына, - ты опять ко всем пристаешь со своим котом. Вот отберут его у тебя, будешь знать.
- Да кто ж отберет, - я решил встрять в разговор, видя, как резко падает настроение у мальчика - подобная перспектива его напугала. - Не посмеют.
Мальчик был вынужден со мной попрощаться, крикнув в последний момент, чтобы я заходил к ним; куда "к ним", я так и не узнал: может в соседний вагон, может, в их город, в их квартиру, может, туда, куда еду и я. Или они сойдут на какой-то другой остановке - впереди их две - которую малыш с котенком за пазухой и волочащимся по полу вагона пластиковым пакетом считает "своей"; одному Богу известно.
Хлопнула дверь тамбура, они ушли, оставив меня в полном одиночестве.
Наконец поезд тронулся, постепенно набирая обороты, поплыл пейзаж за окном, вагон тряхнуло на стрелках, раз, другой; станционные строения остались позади, расползшиеся колеи собрались в одну, соседнюю с нашей, прямую, устремленную в тот город, куда я спешил. За окнами замелькал лес: ельник перемешанный березняком и островками молоденьких сосенок, едва просматривающихся в марево голубом покрове леса.
Прошла контролерша, пробила компостером билет, следом за ней в вагон, совершенно пустой, если не считать обнявшуюся парочку в дальнем углу, вошла немолодая женщина с безразмерной стенторовской сумкой в руках. Молодые были заняты тихим, разговором, касавшимся их одних, женщина достала из сумки "розовый роман" и погрузилась в чтение, словом, каждый был предоставлен своим интересам, каждый мог чувствовать себя в полнейшем одиночестве.
Я принялся за кроссворд. Догадав его, еще раз перелистал газету и под конец задремал. Под ровный стук колес замечательно дремется, по себе знаю, сколько уж километров так пролетело, продремалось про шустрый перестук, бесконечных километров пути туда, обратно и снова туда, по стране, по другим странам из числа тех, что составляли некогда единую и неделимую "одну шестую земного шара", великую страну без имени. Хотя и теперь границы прозрачны, но за столько лет, проведенных порознь, подальше друг от друга, уклад жизни удивительно изменился, поменялось буквально все; я, путешественник поневоле, замечаю это, быть может, много лучше тех, кто живет в самих областях, краях и республиках некогда необъятной родины.
Поезд задергался, вагон замотало из стороны в сторону, я очнулся от дремоты, выглянул в окно. Уже заметно стемнело, солнце садилось где-то за грядой убегающего вдаль иссиня-черного леса. Путь был проложен по возвышенности - внизу открывался впечатляющий вид: лес, деревушки, бегущая куда-то прочь речка, янтарем блестевшая на закатном солнце; все это великолепие мелькнуло разом и исчезло, скрылось за лесозащитной полосой, за хозяйственными постройками, за поселком, к которому прибыл поезд.
Мне еще далеко, далеко...
Я взглянул на часы: нет, все равно поезд опоздает, теперь уже наверняка.
Постояв немного на станции - народу чуть прибавилось - поезд рванулся было вперед, опровергая мои прогнозы, но затем вновь перешел на неторопливый старческий ход.
Добраться до гостиницы с пышным названием "Императорский дом" мне удалось лишь заполночь. Заспанный портье проверил бронь, разыскал нужный ключ и просто махнул в сторону широкой парадной лестницы, буркнув, должно быть, какую-то любезность.
Комната находилась на втором этаже, окна ее выходили на лужайку, густо заросшую по периметру кажется тополями, мне в темноте не разглядеть было. Вроде вполне приличная обстановка; я так устал от переживаний нынешнего дня, что мне не до особенностей снимаемых апартаментов было, забыв почистить зубы, я рухнул в постель и заснул, едва голова коснулась подушки.
- Я звонил его жене только что. Думаю, это последнее место, где Марат Вадимович может быть, но все же.... Она меня и слушать не стала.
- Да, - собеседник нервно затянулся новой сигаретой от окурка и оглядел неопрятную, заваленную бумагами комнату. - Живут они как кошка с собакой, что и говорить.
- Я не знаю, куда мне еще можно обратиться, Сергей Львович, - почти жалобно произнес мужчина в расстегнутой на две пуговицы белой рубашке. Трубку телефона он все еще держал в руке. Его собеседник пожал плечами.
- Сонечке мы уже звонили, теперь она будет психовать вместе с нами. В Каратозово тоже, Юрскому, тот и слышать не стал, хотя и... не знаю, темнит он что-то.
- Варенцову, Рашелю, Марченко... - стал перечислять сидящий у телефона.
- Просто не могу представить, куда он вдруг запропастился, - в сотый раз произнес Сергей Львович. - Если захочет - вовек не найдешь. Как в прошлый раз, помните?
- В прошлый раз, хочу уточнить, не было такой надобности его разыскивать, - напомнил собеседник. - А сейчас.... У него же сотовый с собой, мог бы хотя бы дать знать. Если не нам, то хотя бы своему заму... Черт знает что... Я звоню в милицию.
На этот раз Сергей Львович только махнул рукой и нервно пробормотал:
- Один черт. Поехали по всему списку: больницы, травмпункты, морги, дежурные части, вытрезвители... что там еще? - он взглянул на часы. Полвторого. Будем считать, что с ним что-то случилось.