Страница 15 из 15
Старик банщик собрал их одежду и развесил по шкафчикам.
Рыбаки сидели на верхней полке, хлестались вениками. Молчали. Один сказал:
- Степана жаль...
И все на миг перестали хлестать себя, а потом снова как-то ожесточенно стали бить по спине и груди.
...Я тяжело спал в эту ночь, и снилось мне море: идет по морю, как по лесу, Нина и все ищет, ищет...
1961
ПАРОМ
Комитет комсомола института послал Егора во время каникул читать лекции по международному положению в Киришский район.
Началась осенняя непогода. Дороги вконец испортились.
Дали Егору коня, чтобы добраться до села Городище. Сел Егор на коня, приладил мешок, и конь рванулся что есть духу - галопом. Егор коленями прилип к бокам коня.
Проскакал он километра два, и остановился конь как вкопанный. Посреди дороги. Понукает Егор - конь ни с места. Огляделся: направо - лес, налево ров с водой и кустарник, впереди и сзади - расплывшаяся дорога в серой пелене дождя. Смутился Егор. Ветер воет, зябко под дождем, и кустарник, показалось ему, странно шевелится. "Волки!" - подумал он. И лаской, и лозой на коня воздействовал - не шелохнется конь. Тогда развязал Егор свой мешок, достал рафинад, ткнул коню в ноздри понюхать - и швырнул сахар вперед на дорогу. Конь только ушами повел, а за сахаром не двинулся.
А потом, минут через десять, конь сам вытащил ноги из грязи, сделал несколько шагов - и снова ударил галопом. "Шальная скотина!" - только и успел подумать Егор, вцепившись в гриву.
Городище - село большое, на берегу Волхова, широкая сельская улица рассекает его.
Ворвался Егор в село, скачет конь во весь опор по главной улице, разгоняя гусей и поросят. Народ дивится: "Что за ездок в кожаном пальто горячку порет?" А Егор, улучив момент, кричит с седла:
- Где клуб?
- Там! - несколько голосов в ответ, и показывают налево.
Натянул узду Егор, и вылетел конь на луг. На лугу действительно стоит дом - клуб, и две девчушки перед крыльцом пилят дрова.
- Я лектор, - хрипит с седла Егор, - где завклубом?
А конь - кругом по лугу, не может угомониться.
Девчушки прыснули:
- А если лектор, ты коня сначала останови!
- Не могу, - почти жалобно сказал Егор.
Тогда одна из девушек крикнула:
- Тишка! Ко мне!
И конь остановился.
Егор слез с коня, стащил мешок, надел очки.
- Вы правда лектор? Извините. А я завклубом - Надя. - А потом не удержалась, улыбнулась: - А кто же вам такого шелапута дал? Тишку у нас во всех деревнях знают.
Надя мало походила на заведующую клубом, - раскрасневшаяся от пилки, в лыжном костюме, носик, как назло, легкомысленно вздернут.
Вечером в клубе была лекция. Слушали внимательно, задавали вопросы, одна бабка спросила:
- Значит, с Америкой мы войны не поимеем?
- Не поимеем, - весело сказал Егор. Все засмеялись и, шумно двигая стульями, стали расходиться.
Надя сидела всю лекцию в первом ряду, шикала на тех, кто разговаривал, и проникалась к Егору уважением: "Ну, немножко постарше меня, а сколько знает!" Она переоделась перед лекцией и в зеленом модном пальто выглядела почти красивой.
После лекции она подошла к Егору и сказала просто:
- Вот ведь вам сегодня через Волхов не перебраться. Можете у нас ночевать.
Надя жила вдвоем с матерью, но в этот день мать отправилась по делам в райцентр и там застряла.
Наде нравилось быть хозяйкой. Она нащепала лучины, разожгла самовар и через полчаса пригласила Егора к столу. Они сидели за деревянным столом, пили из граненых стаканов чай, и лоснящийся пузатый самовар придавал их чаепитию какую-то торжественность.
Егор рассказывал о своей студенческой жизни, оживленный, веселый, и он совсем перестал быть для Нади лектором из Ленинграда, а все больше становился Егором, хорошим парнем, ну, которого она чуть-чуть помоложе. Она тоже что-то рассказывала, смеялась и время от времени, вспоминая о своих обязанностях хозяйки, бегала в погреб или на кухню. И вдруг, сама того не ожидая, спросила:
- А девушка у вас есть?
Егор замолк на миг и сказал серьезно:
- Нету.
И у Нади перехватило дыхание, она смутилась, покраснела и растерянно прошептала:
- А варенье смородиновое забыла поставить...
Наде казалось, что какая-то невидимая стена, вырастает между ними: и в разговоре уже не было той легкости, и сама она вдруг новым взглядом увидела лицо Егора - чуть припухшие губы, бледный шрам у левого виска, родинку на щеке.
Она постелила Егору спать на печи, а сама легла в соседней комнате на кровать матери. И всю ночь не спала, слушала, как шевелится он во сне, как, откинув руку, стукнул в тонкую перегородку, как перевернулся на бок. А когда под утро задремала, то увидела Егора, мчащегося на взмыленном коне прямо к ней. Что она чувствовала, она, наверное, никогда не могла бы выразить словами, но это чувство было прекрасным и словно несбыточным.
На заре она затопила печь и испекла оладьи.
Она проводила Егора до парома, неловко протянула руку.
Егор легко прыгнул на бревенчатый настил парома и помахал Наде, когда паром тронулся.
Надя стояла на берегу. Паром не спеша отваливал от берега. Сначала полоска между берегом и паромом была узкой и черной, потом она стала шире, светлее, потом сверкнула голубизной и в ней отразились облака. Нет ничего грустнее медленной разлуки.
Егор доплыл до середины реки, но Надя все еще видела его так отчетливо: и русые волосы, разметавшиеся по лбу, и белую рубашку в горошек под распахнутым пиджаком. И внезапно пронзила Надю первая, за ее недолгий век, по-серьезному взрослая мысль, что все настоящее возникает неожиданно: заря неожиданно появляется из-за кромки леса, неожиданно вспыхивают прозрачные росы на травах... И любовь тоже всегда неожиданна. И вообще она нечасто бывает у людей, потому что люди считают - любовь должна расти, созревать и только тогда становится истинной.
"А ведь она неожиданна!" - думала Надя, и ей становилось тревожно, потому что между нею и Егором темнела, плескалась, может быть, навеки разлучала волховская вода.
1964