Грани судьбы

— Гроб, Балис, никого не красит. Все там выглядят плохо, откровенно говоря.

Помолчали.

— Устал я, — наконец вымолвил внук. — Устал от этих тайн и загадок.

— А ты заявление напиши, — серьёзно посоветовал адмирал. — Мол, так и так, устал от жизни, прошу мне создать льготные условия. Может и рассмотрят. Хотя, думаю, не утвердят.

— Кто рассмотрит? И кто не утвердит?

— Кому положено, тот и рассмотрит…

— Вот и ты тоже темнишь… — с досадой произнёс младший Гаяускас.

— Нет, это я шучу. Раньше у тебя с чувством юмора было получше.

— Не до юмора мне сейчас.

— А без юмора в жизни вообще никуда, — дед очень знакомо вздохнул. — Она так устроена, что если только на проблемах да бедах зациклиться, то долго не протянешь.

— Слушай, дед, — Балис приподнялся на локте, — вот объясни мне одну вещь.

— Давай попробуем.

— Вот ты же знаешь, как меня всю жизнь учили: умер человек — и нет его больше. Тело сгнивает, а душа — религиозная выдумка. Ты умер, я сам видел. А теперь сидишь передо мной живой и здоровый. Что я, по-твоему, должен думать? Что скорбел над гробом кого-то другого? Или что ты воскрес, словно Христос?

— Во-первых, я не воскрес, — строго поправил Ирмантас Мартинович. — Я к тебе явился, а это далеко не одно и то же. А вот что ты о Господе задумался — это хорошо. Умнеешь.

— Поневоле задумаешься, — честно признался Балис, — если твой святой с иконы по ночам мозги вправляет.

— Поневоле не нужно, — всё так же строго ответил адмирал. — К Господу приходят только по доброй воле. И Святой — это тебе не замполит. Ладно, с этим разобраться у тебя время будет.

— Это ты о чём, дед?

Балис тщательно скрывал дошедшее до критической точки внутреннее напряжение. С самого начала было ясно, что дед здесь не просто так, что сейчас наступит какая-то определённость с его будущим. И вот теперь разговор подошел к самому главному.

— О тебе. Дело своё ты сделал и, надо сказать, сделал отлично. Дорога тебя отпускает. Так что, добро пожаловать на Высокое Небо.

— Куда?

— Увидишь. Но сначала у тебя есть ещё одно дело на Земле.

— В самом деле? — слегка иронично поинтересовался внук.

— А ты как думал? — проигнорировал иронию дед. — Перстень и меч уволок с собою? Надо вернуть.

— Я уволок? — изумился Балис.

— А кто же ещё? Если бы они тебе были не нужны, думаешь, после взрыва мины они бы пропали? Их такие мастера делали, что тебе и не снилось. Ядерный взрыв перенесут и целы останутся.

— Точно? — скорее машинально, чем недоверчиво переспросил морпех. Адмирал вдруг смутился.

— Ну, если, конечно, не в эпицентре окажутся. А вообще, точно не скажу. В магии я не особо силён. Самоучка же, наставника у меня не было.

— Кажется, я о тебе узнаю сегодня много нового.

— Узнаешь, — кивнул старик. — Обязательно узнаешь. Только не сегодня. Времени у меня сейчас слишком мало. В общем, как мальчишки наиграются — возвращайся в город, попрощайся со своим другом-эльфом — и на вокзал. Билет бери на Веллесберг, туда идёт много поездов. Ложись спокойно спать. А утром ты будешь знать, что тебе делать дальше.

— Дед, — вкрадчиво произнёс Балис.

— Что?

— Скажи, ты правда думаешь, что я вот так сразу соглашусь?

— А что, неужели такого подарка мне не сделаешь? — с шутливыми интонациями поинтересовался старик.

— Не, — усмехнулся внук. — Не сделаю.

— Мальчишка, — вздохнул адмирал. — Два метра ростом, а ума не больше, чем у этих.

Он кивнул головой в сторону воды, где всё ещё плескались Сашка и Серёжка.

— У них ума побольше чем у многих взрослых.

— Тоже верно. Ладно, чем тебя убеждать? Рассказывать малоизвестные подробности из розового детства? Как ты не любил геркулесовую кашу, всегда объедал белые горбушки и обожал управлять кофемолкой?

Да уж, это дед попал в десятку. По степени неприязни рядом с геркулесовой кашей у маленького Балиса могли сравняться только кукурузные палочки, и то после того, как он однажды объелся им до рвоты. Горбушки Биноклик, напротив, обожал неимоверно. В пять лет в летнем детском лагере его сначала усадили за один стол с капризной девочкой Мариной, которая тоже очень любила горбушки. Первые два дня мальчишка остался без лакомства, но потом сумел опередить девчонку. Ревела Марина просто потрясающе…

А зелёная пластмассовая кофемолка довольно долго числилась у Гаяускасов одной из самых любимых игрушек сына. Разумеется, после того, как он убедил родителей, что уже стал большим мальчиком и ему совершенно неинтересно включать её без крышки, а уж тем более совать в механизм палец. После этого ведь не получится соскребать ложечкой прилипшую к пластику крышки коричневую кофейную пыльцу.

— Скажу честно, чтобы знать такие подробности, совсем необязательно быть твоим дедом. Немного в мозгах покопаться — и готово дело. А уж в специалистах этого дела на Дороге недостатка нет.

— Тогда расскажи мне то, чего я не знаю, а ты знать обязан. Понимаешь, о чём я?

— Да уж догадываюсь. Только долго про всё рассказывать, а я, извини, временем сейчас жестко ограничен. Время не проведёшь.

— А как насчёт с ним договориться?

— Чтобы брало в своё время? — коротким кивком адмирал дал понять, что и он севастопольский пляж хорошо помнит. — Сейчас не получится — не та ситуация. Ладно, спрашивай, то, что считаешь главным. Самым главным.

— Кто убил Риту?

— Не знаю. Но подозреваю, что те же, кто и меня.

— Погоди, — изумлённый морпех приподнялся на локте, потом и вовсе сел. — Тебя разве убили? Мне сказали — инфаркт.

— Магия, — коротко пояснил адмирал. — Эта нежить белоглазая умеет, если надо, убивать без следов.

— Какая нежить?

— Да ты их видел. Помнишь, под Ташкентом в восемьдесят четвёртом? Я тебя потом ещё в ВМА водил на обследование.

В памяти Балиса снова ожили воспоминания: раскалённая жёлтая пустыня, белёсое горячее небо, чуть ли не текущий от жары серый асфальт, бьющий в лицо упругий жаркий ветер. Пахнущий раскалённым металлом «козёл», взмокший водитель, крупные капли пота на висках прапорщика. Красные лица непонятных "военных инспекторов". Красные лица…

Балис глухо застонал.

— Ты что? — обеспокоено шевельнулся дед.

— Каким я был дураком…

Как же можно было не сопоставить эти красные рожи с той, что он увидел за ветровым стеклом «Москвича» за мгновение до того, как машина сбила Кристину и Риту? Сейчас не было никаких сомнений в том, что они похожи, очень похожи. Но раньше-то почему он об этом не подумал?

— Ты что-то вспомнил?

— Да я эту красную рожу до смерти не забуду…

— Значит — точно они. "Красная рожа" — это у них, можно сказать, символ "национальной принадлежности". Быстро же они на тебя вышли. Я-то надеялся — не догадаются, кто стал наследником.

— Так это они из-за перстня и кортика?

— Ещё из-за архива. На Головинском я спрятал малый архив. Добраться до него они не смогут, но знать про него знают. Логовище у них там.

— И в это логовище ты меня послал? — изумился внук.

— Днём они для тебя безопасны были бы безопасны. В смысле магии и всего такого прочего.

— А не такого прочего?

Адмирал тяжело вздохнул.

— Недооценил я этих тварей. Времени у меня практически не было, да соображал я после смерти плоховато, но получается, что я виноват в том, что погибли Рита и Криста.

— Дед, ты себя послушай, какую чушь ты несешь, — искренне возмутился Балис. — "Соображал после смерти плоховато".

Старик вяло махнул рукой.

— Да нет, я всё правильно говорю. Мы ж другие люди, необычные. В таких ситуациях мы просто так не умираем.

— Погоди…

Морпех утёр рукой лоб. Мысли путались, сбивались в какой-то бесформенный клубок и он не понимал, что происходит.

— Другие люди… Так люди мы, или нет?

— А это кто как смотрит. В старину многие говорили, дескать мы — дары, высшие существа, а люди, по-нашему асхары — так, пыль придорожная. А другие считали, что и дары и асхары — всё равно люди, только разные. Никто не лучше и не хуже, не выше и не ниже. Просто — разные. Вот так то. А уж с кем соглашаться — каждый сам решает.