Страница 4 из 7
Голос Эйлурии сломался, как льдинка:
– Мы были почти счастливы в этом уголке двести лет назад. Он был нежен, приносил цветы, фарш… Но все рухнуло! Его отняли у меня химия и теория игр!
– Да его сразу было видно, что игрок! – сказал Тишкин. – Много продувал?
– Они рассчитали с Марзуком жизнь каждого рюмянина по секундам: когда ему смеяться, когда спать, какие видеть сны. Они управляют всей планетой и каждым рюмянином из отвратительного синего ящика.
– Ишь, артисты… А где этот хитрый ящичек?
– Это страшная тайна. Ящик постоянно перепрятывает сам Лур. Кто пытается не подчиниться ящику, тот постепенно исчезает! Вот мы таем и скоро станем, как дым… И тебя они рассеют, Фима!
Тишкин сложил кривую черную фигу и показал в пространство, вероятно, Луру:
– Видали, синие черти! Вы у меня сперва сами в свой ящик сыграете! Эх, девочки, а вы-то чего тут сидите, понапрасну линяете?
– О, нет! – живо возразила Эйлурия. – Здесь родник жизни, оазис! Только здесь еще можно постирать, пошить, повозиться у печи, спасти свою женственность.
– Ладно, пора этот гнусный ящик найти, – сказал Тишкин, направляясь к двери и закричал: – Эй, Василий, идем в разведку!
Эйлурия легко подбежала, тронула Ефима за плечо и от волнения стала видна вся, до пяток.
– Ты позволишь на дорогу заштопать твой пиджак и почистить сапоги? – застенчиво попросила она.
«Эх, и тут от их не отобьешься», – подумал Тишкин, неохотно снимая пиджак.
Бесплотные девицы с радостным урчанием выхватили пиджак и унеслись с ним в соседнюю комнату.
– А я для тебя испекла пирожок, – краснея, сказала Эйлурия и сняла полотенце с пирога на столе.
Кривой, неуклюжий пирог был украшен надписью: «Тишк».
– Большое мерси, – сказал Тишкин. – Возьму в дорогу.
– А еще я приготовила такой напиток, такой субстрат.
– Субстрату налей, – согласился Тишкин. Но, попробовав его из синей колбы, заметил со вздохом: – Эдакого много не выпьешь, Лукерья.
В эту секунду за наружной дверью послышались шум, глухие удары и жестяной грохот, – видимо, упал верный Вася…
– Беги, я узнай почерк Лура! – воскликнула Эйлурия, открывая потайную дверцу за шкафом.
Прихватив со стола колбу с субстратом, Тишкин шагнул в тайник. Дверь снаружи распахнулась, и в комнату вбежал Лур, держа что-то под мантией. Дикий взгляд его уперся в Эйлурию.
– Ты должна быть невидима! – закричал он и, ослепленный ее светоносной шеей и грудью, прикрыл свои глаза тощей ладонью, точно от пламени доменной печи. – Закройся! Закрой хоть ноги! Почему ты видима?
Эйлурия всплеснула тонкими, как фиалка, руками:
– Почему? А ты посчитай, рассчитай, вычисли причину, ходячий арифмометр!
– И вычислю! – закричал Лур и вытащил из-под мантии портативную электронно-вычислительную машину.
Он включил машину; она заработала с таким напряжением, что от нее полетели искры и болты. На табло вспыхнула надпись:
«Эйлюрия лубит Ефима Тишкина. Бедный, бедный Лурик!»
Лур отбросил машину и сказал со стоном:
– Эйлурия, вечерняя звезда моего утра, любит какого-то пожарника с гармошкой! Это нонсенс!
Неожиданно из соседней комнаты выплыл пиджак Тишкина, который бережно несли несчастные невидимки.
Лур выхватил у них пиджак, швырнул на пол и начал топтать, выкрикивая:
– Нонсенс, нонсенс!
И тогда из-за шкафа вышел Тишкин в рубашке-ковбойке.
– Подними вещь, химик, – сказал он сердито. – Твой нонсенс не придет, не зови. И доставай-ка ящичек из-под своей попоны!
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДЫДУЩИХ ЧАСТЕЙ. ОПУБЛИКОВАННЫХ В №№ 2, 5 и 7.
Пришелец Глоус прилетает на Землю с планеты Рюм и остается жить в колхозе, так как он полюбил простую женщину Дашу. Глоус похож на ее бывшего мужа Ефима Тишкина. С планеты Рюм прилетают за Глоусом два высших бессмертных существа: Лур и Марзук. По ошибке они хватают не Глоуса, а Тишкина. Оказавшись на планете Рюм, Тишкин знакомится с бывшей супругой Лура.
Часть восьмая
Лур перестал топтать пиджак Тишкина и проговорил отчаянным голосом:
– Я не могу без Эйлурии! Но с ней я тоже не могу, Фима! Как меня раздирают противоречия!
Эйлурия пренебрежительно фыркнула:
– Они его раздирают пятьсот лет! Пойдемте, сестры. Мы скоро увидимся, Ефимушка.
Эйлурия вышла, следом выплыли бедные невидимки.
Лур схватился за синюю голову, заскрипел зубами.
– Извините, Тишкин, но я раздваиваюсь, – и вдруг начал разделяться на две половинки.
– Погоди, погоди! – вскричал Тишкин, стаскивая с себя ремень.
Он завел ремень Луру за спину и начал стягивать президента в плечах.
– Ты уж извиняй, Лур Иваныч, я тебя на последнюю дырку затянул. Как оно, полегче?
– Разрывает, – простонал Лур. – Рвет.
– Погоди, я сщас тебя намертво укреплю, – Тишкин поставил Лура к стене и начал двигать на него сервант. Он притиснул президента к стене и сказал:
– Ты с Лукерьей-то поаккуратнее… Мини ей подарил бы, какой-нито букет. На чулок-сапог разорился бы с получки. А то ходит она у тебя в сандаликах, ровно пацаненок.
Лур задумчиво спросил:
– Как вы проникли в тайну женской психики?..
– Проникнешь… – вздохнул Тишкин. – Ежели десять лет с ими на ферме покрутишься. Опять же нет-нет да Моруа возьмешь, «Письма к незнакомке», почитаешь вместе с бабами. Вслух. После дойки.
Лур благодарно пожал Тишкину руку и попросил:
– Отодвигай мебель, Фима. Вроде пронесло фазу.
Отодвигая сервант, Тишкин сочувственно заметил:
– Я тоже как в свою фазу вступлю, Дашутка почище твоей Лукерьи мне холку мылит.
– Тоже раздваиваетесь? – спросил Лур с любопытством.
– Сам-то не очень… А вот предметы – точно. Эх, Лур Иваныч, подал бы ты сигнал Дарье из своего ящика! Что я, мол, об ей тоскую.
– О, это для меня семечки! – обрадованно воскликнул Лур, достал из-под мантии длинный синий ящик управления планетой и поставил его на стол.
– Я вообще-то виртуоз, – сказал он хвастливо, сел перед клавиатурой и прикрыл глаза, будто Ван Клиберн.
– Валяй, вдарь, – подбодрил его Тишкин.
Лур исполнил несколько торжественных пассажей и жалобно сказал:
– Извиняй, Фима, но сигнал не доходит до Земли. Совсем чуть-чуть, метров сто.
– Дай-ка твою фисгармонию, – попросил Тишкин.
Он взял ящик, крепко ударил его об колено, поставил его перед Луром:
– Теперь достанет. Шпарь по новой свою хабанеру.
Не успел Лур закончить игру, как в комнату вбежал Марзук с перекошенным, черно-синим лицом:
– Вы гляньте, что творят бывшие женщины! – выговорил он зелеными губами.
Лур захлопнул ящик, взял то под мышку. Они поспешили к выходу. За дверью к ним примкнул верный робот Вася.
…Площадь гудела от нестройных ликующих криков. Над узкими улицами в небе реял портрет женщины в косынке, сотканный из разноцветных телефонных проводов. Это была увеличенная, шесть километров на девять, фотография, которую Тишкин подарил Эйлурии. Лур радостно воскликнул:
– О звезда моя вечерняя!
Марзук оборвал его;
– Какая звезда! Это Дашка, которая трахнула вас вилами.
– Я сохранил этот ее жест в своем сердце, – сказал Лур с нежностью.
А на площадь вступила колонна женщин в брюках.
– Это марш материнства и младенчества, – сказал Марзук.
– Какая у них платформа? – спросил Лур с беспокойством.
Марзук с тихим отчаянием воскликнул:
– Платформы нету! Ищут. А достать в обувном невозможно. Вот и кидаются на людей.
Лур сказал:
– Вон как мода их скрутила!
Вдруг из переулка вышел рюмянин, который тащил старую детскую колясочку на трех колесах.
– Стойте! – властно закричал Марзук. – Приблизьтесь.
Рюмянин подошел, втянув голову в плечи.