Ведьма

- И понесе мою душеньку за моря-окияны, за болота окаянны, за реконьки быстры, за озера чисты... - задумчиво пропела Лукерья и вдруг зыркнула на Прокопия так, что у того сердце захолонулось. - Ах, паскуда!.. Так вели Авдотье-то молочка снести...

- Тьфу! - Прокопий стряхнул оторопь и выскочил к бабам на крыльцо. - Чего устроили тута февральску революцию? - рявкнул он. - А ну, по домам, щас всех заарестую за буржуйску агитацию!..

Назавтра из колхозного стада исчезла корова по кличке Чемберленша. Числилась она, конечно, колхозной, но Авдотья Терентьева и доила ее сама, таская все молоко в дом, и держали Чемберленшу в отдельном загончике, и писали ее рекордсменкой, чтобы кормить по спецнорме... Пастух Санька Тараканов то божился, то клялся новеньким партбилетом, что перед деревней учел всех коров Чемберленша была в стаде, еще рогатила свою вечную соперницу Чалую... Тараканова арестовали и заперли в подполе сельсовета; милиционер Кутейков возглавил первый поисковый отряд, Прокопий - второй, и оба отряда, разойдясь от Морошковой поляны, стали прочесывать выгоны, луга, лес аж до самых Тихих болот. Три дня и три ночи ходили бывалые охотники, но не нашли ни следа, ни поломанной веточки, будто по воздуху перенесли Чемберленшу в неведомые края...

- Поставила Лукерья твою корову-то! - шамкали старухи Прокопию. - Сходи, повинись!..

- Да не может быть такого факту! - надсадно орал тот. - В болото, что ль, эта падла забрела?

На четвертый день у Тихих болот председателя чуть не задрал медведь мужики подоспели, когда косолапый уже начал елозить Прокопия по земле. Авдотья, отрыдавшись, к ночи собрала парного молока от Чалой, кое-какой провизии и пошла на поклон к Лукерье. Та долго дивилась такой чести...

- Каждый вечер теперя носи, - велела она и, когда Авдотья радостно кивнула, заслушалась тишью. - Ох, и не слыхать чего-то нынче ни шуршиночки, аж в ушах скрыпит. Погодь, а откель мычание-то? Уж не с Морошковой ли поляны?

Авдотья кинулась к мужу, тот уже натягивал сапоги... Корова стояла с краю поляны - тощая, больная от удоя, трава вокруг нее была сжевана до корней, а главное - лежал под Чемберленшей трехдневный навоз.. Прокопий весь измазался, проверяя факт, но ничего придумать не мог - четвертый день на этом месте стояла корова...

- Ты чего-нибудь видал? А твои глаза где были? - допытывался председатель у мужиков, и те в испуге показывали по поляне ходили не раз, коровы не видели..

- Обнаружу гадов - так лично расстреляю! - орал Прокопий - И Рожнову, даже если не замешана в банде, все одно сдам на переселение как кулацкий фактор по первой же разнарядке!.

Ночью Прокопия позвал на двор какой-то странный, дребезжащий голос. Прокопий вышел, зевая, удивленно огляделся: вокруг не было ни души.

Днем голос слыхали и мужики, сопровождавшие председателя на Тихих болотах в поисках тайного схоронища, в котором невидимая банда прятала Чемберленшу.

- Никак Федька Рожнов кличет - с ужасом признал кто-то.

Прокопий выругался, схватил дробовик и отчаянно полез в бурелом. Мужики едва успели повязать его и, крестясь, изложили общий бунт: боле они в эти гиблые места не ходят, хоть всех зараз порасстреливай...

- Так они ж нарочно издеваются - щас словим гадов! - пытался высвободиться Прокопий. - Пустите, ведь уйдут!

Его отвели обратно в деревню; назавтра Прокопий опять кинулся на поиски, выпустив из подпола Саньку Тараканова и обещав ему амнистию в случае поимки вора.

А береза стала чернеть, теряла последние листочки...

Каждое утро Авдотья выла, валялась у мужа в ногах; он гладил ее, увещевал ласково:

- Ничво, Авдотьюшка, вернулся я живой - нету никакой тут замороки, просто классовый враг озорничает... И имеется задача вывести его на чистую воду...

Прощаясь, он долго глядел на зареванную жену, целовал ее в сухие, жаркие губы...

...Тело Прокопия Терентьева, объеденное лисами, нашли только к ледоставу и совсем не в той стороне, на которую указывал Санька Тараканов и куда, по его словам, звал их, заблудившихся ночью в грозе, скрежещущий голос.

- Пойду я! - Прокопий, улыбнувшись, поднялся, шагнул в темноту Поздоровкаться, значит, охота... А иначе - мутно мне жить на свете.

Санька не двинулся с места, остался ждать рассвета, а Прокопия, видать, еще помотал, поводил за собой убийца-голос.

После похорон изба Лукерьи Рожновой занялась сразу с четырех углов, и одновременно с ней вспыхнули и сарай, и банька, сработанные еще плотницкой артелью. Толпа баб с дубинками и каменьями ждала сигнала за околицей, жадно выкуркивала на пожар, но из горящей избы мучительно долго никто не появлялся. Вдруг дверь затрещала, рухнула, и к реке прошмыгнула черная лиса с лисенком, а следом...

- А-а-а! - завопил в ужасе народ, кидаясь кто куда: на Лукерьино подворье шагнул из огня белый босой мужик с тлеющими волосами и бородой. Протерев пустые глазницы, он вышел на улицу и, волоча ногу, побрел к Генкиному дому.

- Это ж Федька Рожнов! А-а!.. Свят, свят, сгинь, нечиста сила! - визжали в беспамятстве обезножевшие бабы.

Наполовину сгоревший Федор встал у Генкиных ворот, поулыбался черным ртом и захромал к избе Ломакиных. Там он позвал Семена дребезжащим голосом. Семен вылез из подпола, пошел, как пьяный, но его успели загородить иконой, не пустили... Подождав немного, Федор отправился к кладбищу, пошатал обелиск Прокопия, оставив паленый след, а потом разыскал свою могилу и грянул оземь, стаял...

Лукерью с сыном нашли на пустыре и гнали до самой Ширшемянки.

- Убирайся, ведьмачка! - орали из толпы.- Су-ука! На-ка, еще вот!

Камень угодил Лукерье в голову - ведьма упала, бабы кинулись топтать ее, кто-то вылил ей на спину дымящуюся смолу... Сыночка ее огрели палкой. Услыхав его жалобный крик, Лукерья очнулась, взвилась и неведомо какой силой растолкала баб... Схватив сыночка за руку, она побежала к воде; молния разрезала небо, и в ее мгновенном свете все видели, как Лукерья с сыном исчезли в водовороте, закружившемся вдруг у самого берега... А дальше была уже только темнота и глухие раскаты грома...

- Ге-енк! Где тебя лешак носит, охламонище? - гневно кричала Генкина мать - Опять, что ль, дитев пужаш? А ну, спать живо, не то портки-то спушшу, не посмотрю, что жених ужо!