Страница 10 из 26
Но это не орудийный салют. Это тель-авивские хозяйки, выложив перины и подушки на подоконники и перила балконов, звучными ударами выколачивают свои постели. И здороваются друг с другом через улицу, и смеются, и даже ссорятся, не прекращая пушечной пальбы.
Низко над домами с ревом прошел, сияя алюминиевым брюхом, огромный пассажирский самолет. Дов и Рома в патрульной паре задрали головы, щурясь от солнца.
Рома. Счастливого пути, Анна Ивановна, экс-православная, и Хая в иудейской вере. Пусть Америка на вас полюбуется и задержит в своих объятиях как можно дольше.
Он поднял винтовку и стал прицеливаться в удаляющийся самолет.
Дама (в халате, выбивающая на балконе подушки). Что вы делаете, сумасшедший? Не иначе как любимую жену спровадили?
Дов. Хуже. Любимую тещу.
Дама. Ой, а я вас знаю. Вы у меня холодильник ставили.
Дов. Ну и как? Довольны?
Дама. Тише, женщины. Дайте с человеком поговорить. (Дову.) Я извиняюсь, но холодильник барахлит.
Дов. Вы хотите, чтобы я зашел посмотреть?
Дама (кокетливо). Ну, если это вас не очень затруднит...
Дов цепляет на свободное плечо Ромы свою винтовку.
Дов. Я - мигом.
Рома. А если наскочит проверка?
Дов. Не знаешь, что сказать? Напарник отлучился по нужде. 17. Интерьер. Спальня.
На ковре стоят высокие солдатские ботинки. Гимнастерка и брюки - на спинке кровати вперемешку с дамским бельем.
Дов блаженствует под простыней, душа в объятиях смущающуюся хозяйку.
Дов. Что ты лицо закрываешь?
Дама. Смущаюсь. Я должна привыкнуть.
Дов. Кого ты стесняешься? Меня? Твоего соотечественника и единоверца? Мы же в Израиле, как в одной семье. Родственники.
Дама (не отрывая ладони от лица). Вот это меня и смущает. Это уже почти кровосмесительство.
И застонала, захлебнувшись от удовольствия. 18. Экстерьер. Улица.
Рома, с двумя винтовками на плечах, нетерпеливо расхаживает перед фасадом дома под грохот выбиваемых подушек. Старуха, несшая за лапки двух связанных критически оглядела Рому.
Старуха. Боже, бедный Израиль! Как мало у нас сох дат. Один за двоих воюет. 19. Интерьер. Гостиная в доме Дова.
Большие настенные часы в деревянном футляре пробили семь раз и узорные стрелки показали семь часов.
Утро в доме Дова Эйлота. Сам хозяин и трое его де
тей - дочь и двое сыновей, поменьше, - завтракают. Они сидят за столом в углу гостиной, который в Израиле выполняет функции столовой, благо находится рядом с дверью в кухню.
Дов горой возвышается над детьми, недовольно и придирчиво поглядывает на них. Он уже в своей рабочей одежде - майке, открывающей волосатую грудь, я старых шортах на мускулистых волосатых ногах.
Д о в. В приличном доме мать-труженица сидит за столом, а благодарные дети обслуживают ее. Демонстрируя свою заботу о ней. Но так бывает .в приличном доме. А не в моем. Почему постель не убрана? (Дочери.) Почему ты не можешь приготовить завтрак для всей семьи, чтобы твоя мать имела хоть немного радости от своих детей?
Ципора, его жена, появляется из кухни, неся поднос с кофейником и чашками. Она все еще очень красива и стройна, хотя ее красота уже имеет все признаки неумолимого увядания.
Ципора. Оставь их в покое. Дети опоздают в школу. Им в своей жизни еще придется поработать. Дай им пока хоть немножко порадоваться.
Дов. Я в их возрасте...
Он не завершил свою речь, ибо часы пробили последний, седьмой раз, и он кивнул самому младшему мальчику. Тот привычно вскочил со своего места и включил радио.
Все за столом как по команде перестали жевать, а мать застыла с наклоненным над чашкой кофейником.
. Голос радиодиктора. "В долине реки Иордан наши спецчасти окружили проникшую из-за рубежа группу террористов. После короткого боя группа ликвидирована. Один наш солдат ранен."
Дов. Будем надеяться, что ранение легкое.
Все снова приступили к завтраку, остальные новости никого не интересовали.
Дов (жене). Почту смотрела?
Ципора оставила чуть пригубленную чашку с кофе и кротко пошла к двери, откуда вернулась с утренней газетой. Дов краем глаза замечает в ее руках конверт.
До в. Новые счета?
Ципора. Телеграмма.
До в. Телеграмма в почтовом ящике? Всю ночь?
Ципора. Я думаю, почтальон не захотел беспокоить нас среди ночи... У него доброе еврейское сердце...
Д о в. Когда-нибудь это сведет меня с ума. Ну как можно жить в стране, где у каждого доброе еврейское сердце? Почтальон доставляет телеграмму как обычное письмо! А письмо он приносит как прошлогоднюю газету, а газету он вообще забывает положить в почтовый ящик.
Младший сын. Наши соседи это поняли давно. И уехали в Америку.
Д о в. Скатертью дорога! Меньше дерьма будет в Израиле.
Ципора быстро пробежала глазами телеграмму и вспыхнула от изумления.
Ципора. Ша! Успокойтесь хоть на миг! Нам судьба преподнесла большой сюрприз! А тебе, мой дорогой, в первую очередь.
Дов помрачнел.
До в. Не рассказывай. Я догадываюсь. Твоя тетка из Америки решила нас навестить...
Ципора. Дов, миленький! Ну не надо принимать все так близко к сердцу. Ты прошел четыре войны, переживешь и визит моей тети.
Дов (закатив глаза). Боже! За что ты караешь меня? Ни одного дня не могу прожить спокойно! То наши арабские двоюродные братья сунут мне бомбу под задницу, то твоя тетя сваливается мне на голову. Нет! Я покину эту страну к чертовой матери!
Ципора. Ты уже сорок лет покидаешь эту страну.
Дов. И покину! Всему есть предел! Приедет твоя тетя и я должен буду стоять на задних лапках перед ней. В моем собственном доме!
Ципора. Ты не совсем справедлив. Эту квартиру нам бы не осилить, если бы она нам не помогла.
Дов. И теперь до самой смерти она будет бесцеремонно влезать в мою личную жизнь, разрушать мою семью. Нашептывать тебе, что я плохой муж, что я не умею де
лать деньги и содержать свою семью, что я бабник и изменяю тебе с каждой встречной.
Ципора с нежностью смотрит на разбушевавшегося мужа.
Ципора. Чье мнение тебе важно? Мое или ее? А мое тебе известно. Лучшего мужа, чем ты, нет на всем белом свете. Ты самый преданный и любящий муж, о каком только может мечтать женщина.
Она подошла к нему, обняла и поцеловала.