Страница 115 из 195
- ...Incipiam, - начал Харламп. - Остались мы, значит, одни, и тут неприятель обнаружил, что регулярных войск за Вислой нет, а стоят там лишь партизанские отряды да ватаги разгульные. Мы думали, вернее сказать, пан Сапега думал, что шведы станут атаковать тот берег, и даже послали туда подкрепление, правда, небольшое, чтобы самим не остаться без прикрытия. В лагере шведском шум, суматоха, точно в улье. Под вечер они толпами повалили к Сану. Мы как раз были у воеводы на квартире. Приехал туда пан Кмициц, тот, что теперь зовется Бабиничем, кстати, славный боец, и рассказал. А пан Сапега как раз садился за стол, к нему на пир со всей округи шляхтинки съехались, даже из-под Красника и Янова... наш пан воевода питает слабость к прекрасному полу...
- И к пирам, - прервал его Чарнецкий.
- Меня при нем нет, вот и некому его призвать к воздержанности, вмешался Заглоба.
А Чарнецкий ему на это:
- Быть может, вы с ним свидитесь раньше, чем ты, сударь, думаешь, тогда вместе будете воздерживаться. - И кивнул Харлампу: - Продолжай.
- Так вот, Бабинич, стало быть, доложил, а воевода отвечает: "Это они нарочно притворяются, будто хотят наступать! Ничего они не сделают. Скорее, говорит, они попробуют переправиться через Вислу, но я за ними слежу, и если что - сам выйду им навстречу. А пока, говорит, выпьем за наше здоровье и не будем портить себе удовольствия!" И стали мы есть и пить. А тут и музыка загремела и сам воевода открывает танцы.
- Ужо я ему задам танцы! - вставил Заглоба.
- Тише! - сердито сказал Чарнецкий.
- Меж тем с берега опять прибегают с донесением: шведы что-то сильно расшумелись. Воеводе все нипочем! Трах оруженосца по уху: "Не лезь, куда не просят!" Проплясали мы до рассвета, потом проспали до полудня. А как проснулись, видим - у шведов выросли мощные шанцы, а на шанцах стоят тяжелые пушки, картоуны {Прим. стр.396}, и постреливают время от времени. А уж ядра - не ядра, а целые ведра! Хлопнет такое одно - в глазах темно...
- Не балагурь, - одернул его Чарнецкий, - не с гетманом разговариваешь!
Харламп сильно смутился и продолжал так:
- В полдень выехал сам воевода, а шведы под прикрытием своих шанцев уже начали строить мост. Строили до самого вечера, и это нам показалось весьма удивительно, ну, думаем, построить они его построят, но ведь как им по нему перейти! На другой день смотрим, все строят. Тут уж и воевода начал готовить войска к бою, решив, что без баталии не обойдется...
- На самом же деле мост был только для отвода глаз, а переправились они ниже, по другому мосту, и ударили на вас с фланга? - прервал его Чарнецкий.
Харламп только вытаращил глаза и рот открыл от изумления; наконец он проговорил:
- Так вы уже получили донесение, ваше превосходительство?
- Что и толковать! - прошептал Заглоба. - В военном деле наш старик собаку съел, любой маневр разгадает, словно своими глазами видел!
- Продолжай! - приказал Чарнецкий.
- Наступил вечер. Войска стояли наготове, однако с первой звездой гетман снова сел пировать. Меж тем шведы в то же утро переправились по другому мосту, построенному ниже, и сразу пошли в наступление. Ближе всех к ним стоял со своей хоругвью Кошиц, отличный боец. Он и принял на себя удар. На помощь ему бросились ополченцы, стоявшие по соседству, но шведы пальнули по ним из пушек - они и давай бог ноги! Кошиц погиб, и людей у него порядочно перебили. А ополченцы гурьбой ворвались в лагерь, и вот тут-то и началась суматоха. Сколько было у нас готовых хоругвей, все пошли на шведа, да все без толку, мы еще и пушки потеряли. Будь у короля побольше артиллерии и пехоты, разбили бы они нас в пух и прах, но, на наше счастье, большинство его пеших полков вместе с пушками ушли ночью на челнах, а мы об этом и понятия не имели.
- Недоглядел Сапежка! Так я и знал! - воскликнул Заглоба.
- К нам в руки попало королевское письмо, которое обронили шведы, сказал Харламп. - В нем, по словам читавших, говорится, будто король намерен пойти в Пруссию, взять там войска курфюрста и с ними вернуться назад, ибо, как он пишет, одними шведскими силами ему не обойтись.
- Знаю, - ответил Чарнецкий, - пан Сапега прислал мне это письмо. - И негромко, словно бы про себя, пробормотал: - Придется и нам за ним следом в Пруссию идти.
- А я что все время говорю? - подхватил Заглоба.
Чарнецкий задумчиво посмотрел на него, а вслух сказал:
- Не посчастливилось! Не успел я вовремя под Сандомир, а то бы вдвоем с гетманом никого оттуда живьем не выпустили... Ну ладно, что пропало, того не воротишь. Войне суждено продлиться, но рано или поздно придет ей конец, а с нею и нашим супостатам.
- Так и будет! - хором воскликнули рыцари.
И сердца их, перед тем исполненные сомнений, вновь загорелись надеждой.
Тут Заглоба торопливо шепнул что-то на ухо арендатору Вонсоши, тот исчез за дверью и через минуту вернулся, неся в руках жбан. Володыёвский низко поклонился каштеляну.
- Окажите великую милость своим верным солдатам... - начал он.
- Я охотно выпью с вами, - сказал Чарнецкий, - и знаете, по какому случаю? По случаю нашего с вами прощанья.
- Как так? - вскричал изумленный Володыёвский.
- Сапега пишет, что лауданская хоругвь принадлежит литовскому войску и послал он ее лишь сопровождать короля. А теперь она нужна ему самому, в особенности офицеры, коих у него большая нехватка. Друг мой Володыёвский, ты знаешь, как я тебя люблю, и тяжело мне с тобой расставаться, но в письме есть для тебя приказ. Правда, Сапега, как человек учтивый, прислал его мне, на мое усмотрение. Я мог бы его тебе и не показывать... Ну и ну, удружил мне пан гетман! Да лучше бы он мою самую острую саблю сломал... Однако ж именно потому, что Сапега полагается на мою любезность, я отдаю этот приказ тебе. Вот он, возьми и исполни свой долг. За твое здоровье, сынок!
Володыёвский снова низко поклонился каштеляну и осушил кубок. Он был так опечален, что не мог вымолвить ни слова, а когда каштелян обнял его, по желтым усикам пана Михала ручьем потекли слезы.
- Лучше бы мне умереть! - горестно воскликнул он. - Я привык побеждать под твоим началом, мой возлюбленный вождь, а как там будет, еще неизвестно...
- Да плюнь ты, Михась, на приказ! - сказал взволнованный Заглоба, - Я сам напишу Сапежке и намылю ему голову.