Магнит

Социал-демократы были оскорблены выбором купца /с этого мгновения - самодура-купчины/. Ладно бы пожертвовал деньги эсерам или анархистам. Но цирку-шапито? Наверно, с момента поражения декабрьского вооруженного восстания социал-демократы не испытывали подобного унижения.

Далее события развивались таким образом, что о них сложно сказать не соврав. Многое происходило без свидетелей, а бесспорно лучший свидетель - Марфа Семеновна еще даже не родилась. Дедушка же ее не был так вездесущ.

Но можно предположить, что социал-демократы не долго терпели унижение, решив экспроприировать то, что Бессмертнов еще не успел пожертвовать какому-нибудь зоопарку.

А купец целыми днями пропадал в цирке, пробовал управляться ходулями и имел некоторый успех, во всяком случае, шею не сломал. Кормил с руки волка, защекотал страусиным пером до истерики акробатку Изабеллу Капулетти/ в миру - Грущу Шубину/.

Но больше всего Бессмертвова интересовало, несомненно, уди вительное искусство Ата-Вальпы. Сам Ата-Вальпа, облаченный во все белое, был неразговорчив до немоты, беспрестанно курил трубку, вид имел болезненный. Худое лицо было, например, неестественно желтым, Купидон утверждал, что такой цвет лица он приобрел в джунглях Амазонки, где его научили многим своим секретам местные колдуны. Но кто ж мог это проверить?

Был у Ата-Вальпы любимый номер - зажигать на арене огонь, а потом доставать из огня всякую всячину. Это вам не каштаны из огня таскать. На глазах у изумленных зрителей однажды он вытянул из огня за хвост живого удава. Всего без исключения. Однако избежать скандала не удалось. В завершении своего выступления Ата-Вальпа стал жонглировать знаменами.

/Олег, естественно, насторожился/. Кое-кого из городского начальства, присутствующего на представлении, смутила раскраска знамен. /Олег привстал/. Дело было на Троицу и кому-то пригрези лось, что знаки на черных знаменах - зловещие / какие именно знаки - Марфа Семеновна не знала/. Сыграл свою роль и донос, полученный накануне полицией. Аноним любезно сообщал, что в цирке шапито действует опасная секта. Между прочим, язык анонимки был подозрительно похож на язык передовицы подпольной социалдемократической газеты "Безбожная искра".

Словом, местные власти потребовали от Самсона Алмазова, и его цирка-шапито немедленно покинуть пределы губернии.

Сам же Ата-Вальпа провел ночь в полицейском участке, где фокусы отказался показывать наотрез, а утром был освобожден под поручительство Ивана Бессмертнова.

Тем же вечером Бессмертнов пригласил к себе домой на прощальный ужин десятипудового хозяина цирка Самсона Алмазова, Изабеллу Капулетти, Ата-Вальпу... Жандармский полковник КоршуновЗуйков дармовым ужином тоже не пренебрег. Из животных присутствовал только заяц.

Дедушка Марфы Семеновны был тогда в доме, хотя летом печи топили крайне редко.

Под утро гости покинули гостеприимный дом /зала, где проходило застолье, располагалась примерно там, где сейчас компьютерный класс/. В это время и случился налет.

Как известно, в те далекие времена социал-демократы спали исключительно днем.

На первом этаже "Анти-Дюрингом" Энгельса разбито было окно, и в дом влезли трое разгоряченных борцов за счастье всего человечества.

Дедушка Марфы Семеновны находился неподалеку, на кухне, и чуткое его ухо уловило непредусмотренный шум. Он самонадеянно выскочил в коридор и немедленно наткнулся на револьвер, наведенный улыбающимся революционером прямо в левый глаз.

В общем, дедушку стукнули по макушке рукоятью, и он на некоторое время "выпал из активной жизни". О дальнейших событиях дедушке потом рассказала кухарка Матрена.

Революционеры беспрепятственно поднялись в спальню Бессмертнова и потребовали у того денег. Купец особого желания отдать деньги не проявил. Тогда один из революционеров вытащил изза пазухи бомбу и привязал ее к ручке кровати.

Кстати, дедушка запомнил одного из революционеров, того самого, кто тукнул его рукоятью револьвера. Им был будущий чекист Котлов.

Один из экспроприаторов пошел по комнатам - самостоятельно добывать для партии ценности. Это и сыграло решающую роль. Силы уравнялись. С одной стороны два большевика, а с другой - Иван Бессмертнов, который, оказывается, был не совсем один, хотя сам того не ведал.

В самую ответственную минуту из-за двери выскочил дрессиро ванный заяц /как в анекдоте/, позабытый подгулявшими циркачами. В азарте он прыгнул на голову предводителя налетчиков и забарабанил тому по голове. Надо сказать, что в лапах совершенно трезвого зайца был взятый с тумбочки труд Платона /сочинение, перевод и объяснения проф. Карпова, изд.2-ое, испр. и дополн. СПб, 18631879/.

Появление агрессивного зайца настолько поразило революционера, что он на некоторое время стал безопасен. Второго /им был Котлов/, тоже слегка опешившего, обезоружил сам Иван Бессмертнов.

Когда на шум прибежал третий экспроприатор - в него даже не пришлось стрелять. Бессмертнов воспользовался канделябром, причем успев выбрать тот, что не так жалко.

Через полчаса примчалась полиция.

- А что стало с зайцем? - спросил Олег с тревогой.

- Дедушка говорил, что когда подоспела полиция - заяц испугался содеянного и убежал в подвал.

- Опять в подвал... А дальше?

- Зайца так и не нашли.

Олег задал еще вопрос о черных знаменах Ата-Вальпы, но о них Марфа Семеновна ничего сказать не могла. Может быть это не так плохо, потому что Олегу к завтрашнему уроку надо было перевести три страницы немецкого текста.

Точка 11 /сюань-ли/ симметричная,

находится на пересечении горизонтальной

линии, проведенной по верхнему краю

уха, и линии, отстоящей на 1,5 см сзади

от границы волосистой части головы на

виске.

из книги(27)

Сцена, разыгравшаяся возле кафе "Скиф" в тот слякотный ноябрьский вечер вышла запоминающаяся и описана, в частности, в передовой статье "Оскорблена и покусана" газеты "Первая моло дость". Автор, впрочем, дал волю фантазии, утверждая, что покусала Юлю Гуляеву непосредственно Оля Баритончик, не прибегая к посредничеству кавказской овчарки. В известном смысле это было именно так, но слишком образные выражения, по всей видимости, в передовице претендующей на объективность газеты не всегда уместны. Многие неподготовленные читатели восприняли это как описание с натуры, причем натурализм вышел какой-то людоедский. Последствием такого художественного преувеличения явились слухи, мгновенно распространившиеся по городу. Будто бы существует студенческая секта последователей то ли графа Дракулы, то ли императора Жана Беделя Бокассы. "Либо только пьют, либо еще и закусывают..." А Оля Баритончик в этой секте жрица. Любви, не иначе. /Наверно, со времен Ата-Вальпы сектанты город не посещали/.

Про любовь, конечно, правильно догадались, а вот все остальное стоило бы перепроверить. Жаль, что делать это, как всегда некогда.

В действительности все случилось возле кафе "Скиф" более-менее мирно, вполне цивилизованно, если не сказать - по-домашнему. Когда на пороге возникли Лев и Юля, томно взявшиеся за руки, из тополиной тени выскользнула Оля Баритончик и, шепнув что-то потаенное своему четвероногому другу по имени Колхаун, отпустила поводок. Намордник предусмотрительно был снят чуть ранее.

Колхаун одним прыжком отделил зерна от плевел, в смысле Льва от Юли, уложив их в две несоприкасающиеся лужи и молча поставил обе передние лапы на груди десятиклассницы. И, разумеется, отворил пасть.

Из сказанного следует, что ничего непоправимого не произошло. Сцена укладывается в пределы разумного и может быть рекомендована для прочтения детям младшего школьного возраста. Позднее Юле не пришлось даже прибегать к пластической операции. Все ограничилось стандартным лечением - перевязки, уколы, апельсины-мандарины...

Хотя приятного все же мало. Ревность вообще штука противная, особенно молодежная. Изучена она до сих пор недостаточно. Это особенно касается девушек первых курсов высших учебных заведений. Что у них на уме? В какую крайность они могут впасть в любой момент? Какой верный друг окажется с сложную минуту под рукой? Хорошо если Колхаун. А вдруг что-нибудь посущественней? /см. энциклопедию "Холодное и огнестрельное оружие" под редакцией Миротворцева/.