Страница 4 из 20
И так было тихо, что даже доха
Шипела, когда в ней клещатик лазил"
Но вот Улялаев выкатил гербы
И в этом Лжедмитриевом рыдване
Двух верблюжих идиотское рыданье
До плеч заплывало в сугробьи горбы.
Не выдержал. Выехал матерой Кирилыч
Искать ведьмовки или колдуна:
"Киземет, ось!-просю тебя: вылечь;
Донские дензнаки выкладу-на.
Щоб вона влазила на пидоконник,
Меня выглядаты-дай приворот".
А дома-то, на хуторе-то снаряжались кони
И на трубе сидела пара ворон.
Чемоданы, саквояжи в ярлыках Эзонцо,
Бесчисленных Виши, Кастаньол, Ментон,
Серый капор над черным манто,
А глаза как флаконы солнца.
Взбежал батрак, да обряжен как!
"Тата!"- "Гай, наконец-то".
"Ты меня заждалась, лебяженька,
Снежинка моя, невеста..."
Пара ворон, распахнув веера,
Седой чешуей взъерошась,
Сутуло махала, ныряя в буран,
Лапой звездя порошу.
Один, солидный, имевший нагул,
Присев на кибитку, взял ноту Кар-рузо.
Другой с удивлением выпятил пузо,
Комически раскорячась в снегу.
В сани зверея налезла доха,
Сунула за пазуху хохочущую шубку.
Меховыми хлопьями заносил шурхан,
Мороженым наслаивая дюны на порубке.
В пене поземки, в снеговой дым
Нервная звала и торопила дорога.
"Тепло тебе, Тата?" Дышло - дыдынь.
Коренной оглянулся - трогать?
Винный запах ноздрей ожег,
В голосе душные звуки.
Свернулась на нем в пуховой снежок,
Лебяжьи обвили руки.
О подбородок пальцами Брамс,
О щеку ресница нежится.
Нежно всасывается к губам,
Остановилось сежце...
Вороной строевик да савраска куцый,
Колики ног зазяблых,
А щеки-то, щеки-крепче яблок,
Так что нельзя улыбнуться.
Буран затих. Распашная езда,
Переговариваются копыта,
И Тате из ямы крытой кибиты
Видна лишь одна голубая звезда.
И, может, на самую эту звезду
Смотрел полудремой в кибитке Пушкин,
С таким же снежком на бобровой опушке
И так же сквозь дырочку ветер дул...
Вдруг -стали. На низовой.
Вопросительный посвист, полный вибраций,
И вот о снег полнозвучно бряцает
Красной мочи горячий звон.
И вно;вь остановятся. Через фут.
И друтая лошадь, слегка изгорбясь,
Выгнет хвост, но сделает - ффт.
Немного подумает и дернет корпус.
И сно/ва звезда. И на взгорьях круп
Черной луной взойдет из-за пуши,
И онова нырнет. И баюкает уши
Кры? Кру. Кры? Кру.
Так о чем она думала? Да. Оренбург.
Лошади всюду всегда одинаковы.
Здесь их слушали Пушкин, Аксаковы,
В этогм нытье снеговых бурь...
А над дохою в черном углу
Золотокрасный вспых папиросы
Выхватывал скулы, стеклянную россыпь
И черных глазниц лепную глубь.
Гай размышлял: "Я, как стержень, обвит
Проводами партии и пролетариата.
Я-организатор, я и лектор, я-оратор- .
Имею ли я право даже думать о любви?
И куда я везу ее? К военной черни
В будни, напряженные до невралгии,
Когда в утренний час не предвидишь вечерний,
Учел ли ты это? Нет. Не лги.
Да-это так. Но тут существенное "но".
Чго она? Гаремное животное, не более.
И в ее сознаньи жизненное поле
Лишь будуарная ночь.
Но если сознание - отблеск бытия,
То переплавить женщину в партийной плазме
Разве не заслуга? Не подвиг разве?
Кто же это сделает? Может быть и я".
Нет, не то. Это все казуистика.
Просто, дорогой, потянуло на ласку,
И сколько ты тут зубами ни ляскай,
Это любовь. Вот ее-то и выстегай.
"Стой!" - Демаркационная линия.
"Откуда? Куды?" Землянка. Загиб.
Лошадиными мордами, ссыпающими иней,
На звезду наступили казаки.
Гай подумал: "Тут я и умер".
На миг Но в ребре заработал винт.
И солнечным зайчиком перебликнул юмор,
Когда он швырнул документ: "Лови".
Сивый урядник, неграмотный ночью,
Высек зажигалку - и сунулся брунет:
"А-нэ-ан; ле-и-ли: Анализ Мочи".
(Иностранец должно быть.) "Сахару нет".
"А печать на месте?" - "Печать без сумлень..".
И тронул лошадей нсрастрелянный чекист,
И мча, от хохота рухнул на колени,
Рыдая в железные очки.
Воротился Улялаев на верблюжьей паре
Толечко-только белой зарей.
Распахнуты ворота. Не выбегает парень.
В конюшнях с яслей стрельнул хорек.
А в жениной светелке, где воздух напрыскан,
В коптящей лампе щипцы для волос
На туалетном столике синяя записка:
"Прощайте-уехали. О-сь".
Прыгнул вниз. Перебросил чепрак.
Хвать с места. Конь с ног.
Сугробы шарахались. Снежный прах
Рвался ямской, степной, лесной.
В чугунный гуд шестилетний "Ворон",
Массивной кости густой жеребец.
Перси раздув о вспыльчивый норов
Без сети прожилок и жира без;
Зеленое мыло запенив на-земь,
Космато дымя чернобыльник волос,
Отливая по шкуре в сочном обмазе ,
Лиловый, синий, багровый лоск
Жужжит в распахе, оскалясь белками,
Перетопом копыт отбивая зарю,
Он жужжит, спотыкаясь звездами о камень,
Селезенкой короткий чревя хрюк.
Мышцы ныряли. Вновь нарывали,
Вылепливаясь в барабанной мяздре.
И трепетала в полет, в порыванье
Летучая мышь ноздрей.
Весьегонск. ХI-1924
ГЛАВА III
Ехали казаки, ды ехали казаки;
Ды ехали казаhа?ки, чубы па губам.
Ехали казаки ды на башке па?пахи
Ды наб'шке папахи через Дон на Кубань.
Скулы не побриеты между-зубами угли
По коленям лея наворачивает - "Нно!" Эх.
Конские гриевы ды от крови? па?жухли
Ды плыло сало от обстре?ла в язвы и гной.
Добре, лошадйеха, что вышла? от набега
Опалило поры?хом смердючье полыме.
Только штб там злвтря ды наша жизь? ка?пейка,
Ды не дорубит шашыка - дохлопнет пулемет.
Кбни-вы-коняэги, винтовки меж ушами.
Сивою кукушко?й перкликались ПОДКОВУ.
По степу курганы, ды на курган ем?шаны
Ды на емшан "татарыки" да сивай ковыль.
Гайда-гайда-гайда-гайда - гай даларайда
Гайдаяра гайдадйда гай да лара (свист)
По степу курганы, ды на курган ем?шаны,
Ды на емшан "татарыкй" да сивай коо?выль.
Конница пбдцокивала прямо по дороге,
Разведка рассыпалася ще за две версты.
Волы та верблюды, мажарины та дроги,