Страница 19 из 20
И грочее и прочее-течение "Dada"?1
"Dada", эта заумь: Крученых по-французски
То же, что, вот именно, до Октября у нас.
Ага: различна база для музыки
В хозяйстве концерна и в хозяйстве масс.
В первом поэту отпущены: весна,
Ода урбанизму и неземлые звуки;
В другом-поэту-очки да руки
Строить, вот именнэ, вести, разъяснять".
"Бросьте, бросьте-зуб заболит.
Пэнимаешь-насосался на рабфаке открытий
И прямо граммофоном. Но запомните, "крытик":
Мы рождены для вдохновенья.
Для звуков сладких и молите".
Он долго кипятился то громче, то тише,
3 окрикивая всякую попытку реплик.
БараЗанов погрогал какую-то пепельницу,
Ч:о-то замурлыкал и вышел.
__________________
1 Дадаизм - литературное, течение на Западе, соответ
ствующее нашему заумничаньью.
2Алексей Крученых - поэт, открывший заумь.
Но Штейн погиб. На скамье бульвара
Под аплодисменты разбуженных галок
Он то качался, то срывался в ярость,
Нервно черча по песку палкой.
Искусство - громоздко. Оно только отмечает.
Злачит это в воздухе. Значит это властит.
"Поэт" уж не титул, а титул "мастер",
"Медный всадник" и "Медный чайник"
И снова бредил, толкая случайных,
Глядел с моста у Москва-реки на воду;
Смотрел, как Ленин читает "Правду"...
"Медный всадник" и "Медный чайни;с".
Астрахань.
22/XII - 1924.
ГЛАВА Х
"Маткеша". "Ну?" "Запрягай живота".
"А которого?" "Да нехай Ворончик".
"Ну же и ярмарка будет нонче".
"Само собой. Обожди - да вот так..."
"Не лапь-сама знаю". Хозяйство такое;
Поле у речки-гожее, недробное.
Яловка, поросая свинюха, а коней
Целых три. Но про это подробней.
Первый-гнедой, в белых чулках,
Характер нервный, кавалерийский.
Дылда за ним всю кампанию рыскал.
Звали его-"Полкан".
Второй-"Дырявый", масти соловой.
Его бы, одра, татарину на ветошь,
Да вот старушенция уперлась: "Нет уж!"
И верно: понимал коняга каждое слово;
А третий " Ворончик". Из себя гладкий,
Доброго мяса, ровно битюга.
Чистый крестьянин. Краски смуругой,
И только по брюху заплатка.
Изба тоже знатная: посереду, печь,
Фанера отмежевывала ажно 3 закутки;
Дворик с канавкой, где полоскались утки.
Есть четыре яблоньки (пятая в дупле).
И к осени налив, восковой да грузный,
Сквозь солнце в меду будет семгчком рябить,
А пока на подоконнике сушеные грибы
Белые, лисички, рыжики да грузди.
Так полегоньку, силком да силком
У Дылды пачка "Крестьянского займа".
Дылду уже выбирают в сельком,
Дылде сподручник-наймит,
Вот он! выходит - привольный собой.
В розвальни навалена смоленая туша.
Перебрал вожжи. Скрипнула супонь
И пошла-пошла, пошла-пошла по-эхь,ты, машута!.
Раннее утро. Все как во сне.
Плыли снегурочки деревенек,
Розовый дым, голубые тени
И от зари малиновый снег.
Думы были сытые. Крепко казачьи.
Больше касательно прошлой хвакты.
Что за добро? Ну, тулупчик заячий
И все. И ни ногтя хозяйской хватки.
А ведь бывало, знамен не валандая
И звали отца на деревне-Кузьми:.
И была у него рыбачья шаланда
С неводом из турецкой дузмы.
И вот, значит, только ветер-свистун
Закачает с флажком буек на посуде
И раздувает над морем звезду
(Ясное ж дело - улова не будет),
Тогда в 100 пуд-мировой на свете
Бык из чрева грозится: "Ммы!"
Гусь: "Кого?"1 Индюшка: "Ве-те-тер".
Чушка: "Хто?" Поросята: "Кузьмич!":
Воробушек серенький шасть туда же;
"Зачем-чечем?" А голубь ему: "Дуует".
Курица спросит: "Куд-куд-куда?"
Жук: "В звеззз... (и об стенку)-ду1"
Вот бы слыхать такое почаще.
Да нет... Мировые - нам не чета.
А впрочем - как знать? И рога бычачьи.
Блещут на западе, как мечта.
"Ворончик" прилежно по шоссе хлопал,
Мороз ему хвост серебром выткал.
"Трр. Стой".-Районная коопа,
Где черный Семка и рыжий Давыдка.
Одного кабана 16 пудов,
Четыре овчины, один опоек,
Но правду сказать немного худой;
Имеется след водяного опоя.
Теперь по корову. Верста - и доехали.
В "Доме Крестьянина"-номера и чай.
Бублики с маком. Клевые пекари.
А соль-без денег: так, невзначай.
_________
1Читать именно "Ко'го'", а не "каво".
'И вдруг подносят крестьянину борщ.
Борщ революции! В жирных разводах.
Жалко скушать; глазей да не порть.
Уж это борщ! Вот дык.
Хрящи свининки-душу томят,
Запах перца - бросает в метанье
Из северных автономий сметана
Из закавказских республик томат.
Рисунчатая ложка с облупленным устьем,
Нырнув под глазастое золото жижи,
Колыхала бульбы и плавники капусты,
И борщ качался, жирный и рыжий.
Дылда пьянел. Он почти слышал
Крепкий градус мясного сока,
Который звучал до того высоко,
Что даже комар не сумел бы выше.
И язык обжигала вкусная боль,
И пснкая брюква с усов свисала,
И и сердце Дылды горел бой
Между борщом и кобыльим салом.
Нет, надо жить и, как люди, жевать
Русские щи, а не татарские кишки,
Завести деток - Машку да Мишку,
Летом крестьянить, зимой гужевать.
Но тут прямо в борщ борода богомольце
Уселся, сморкнулся. Все в аккурате:
"Северная людь, тихомирная, не колется,
Не то, что ваша южная братия.
Вот бунтовала. А за-што? Спроси-ка!
Какой он те хозяин? Лаптя не починит.
Яму, знамо дело, бабья да музыки,
А нету того, чтобы корму скотине...
То ли вот наши. Омут так омут;
Избушка-то во... скворешни на вербах.
Нешто хозяйская пульса стерпит
Жечь добро ни себе, ни другому?"
Дылда опешил: "В доску! Узнал!"
Посидел на крапивах. Вскочил и вышел.
А что бы было, каб узнали повыше,
Не к ночи сказать - казна?
Три его лошади мутно закачались,
Мутно закачалось кулацкое жнивье.
Подтвердю: бандовал. Но когда? У начале.
А теперь-соблюдаюся. Смирно живем.
Но кураж пообтих, хотя парень тугой.
И думал, пробираясь меж возов осторожненько:
Куплю у божника'нательный чертогон
И на все мне насесть, кроме ежика.
Покончать бы скорее, а то может замуровят.
Хлопнул рукавицы: "Ей! Братва!
Давай который торговать корову".
Подскочил барышник: "Мотри-кась: товар.