Общество сознания Ч

- Времена плохие, - согласился священник. - Но вот сколько я здесь живу и сколько народу ко мне переездило, а ни с кем ничего плохого в дороге не случилось.

- Не хвастайся, отче, - осадила мужа Наталья Константиновна. - Такой хвастун стал, не приведи Бог. Нахвастаешь беды! В Библии - может быть, вы, Вася, не читали про это - сказано, что была такая Ниобея, которая все хвасталась, что у нее десять сыновей, а у Бога Отца только один Сын. И Бог Отец покарал ее за хвастовство. Огненным огнем всех ее сыновей спалил до смерти.

- Наталия! - прорыдал отец Василий, заливаясь багряной краской. - Ну какая Ниобея в Библии! Где ты такую Библию видела?

- А разве не в Библии? - искренне удивилась матушка.

- Да нет же! Ты свои рассказы мне рассказывай, когда никого нет в гостях. А то я когда-нибудь помру от стыда.

- Что он меня корит, Васенька? - воззвала к Чижову пристыженная Наталья Константиновна. - Скажи, разве нет в Библии про Ниобею?

- Нету, матушка, - улыбнулся Чижов как можно ласковее. - Это из древнегреческой мифологии сюжет.

- А как же Гамлет сказал: «Шла в слезах, как Ниобея»? - задала совсем уж сложный вопрос матушка.

Во дворе громко залаяли Остап Бендер и Муха. Кобелек отца Василия носил такую кличку за свою жуликоватость, а псица звалась Мухой за свою смоляную черноту.

- Приехал, кажись, кто-то, - пробормотал отец Василий, уходя от гамлетовского вопроса своей супруги.

- Хорошо бы! - встрепенулась Наталья Константиновна. - До чего ж тоскливо в меньшинстве встречать Пасху!

- Сыновья - никто не обещался? - спросил Чижов.

- Если только Федор, да и то вряд ли, - пожал плечами батюшка. Из трех его сыновей Петр и Павел стали священниками и Пасху, конечно же, будут встречать в своих приходах, а Федор был, что называется, не в династию, электросварщик, и он-то чаще других сыновей наведывался в Радоницы.

- Так что же Гамлет? - снова спросила матушка, но веселый стук в дверь и на сей раз отвлек Василия и отца Василия от ответа.

- Обязательно спроси кто, - бросил вслед Василию священник.

- Кто там? - спросил Чижов, подойдя к двери.

- К наступающему праздничку отцу Василию бак меда привезли, - прозвучал хороший голос из-за двери.

Чижов отодвинул засов и радостно вышел навстречу гостям. Словно во сне, перед ним вырос в темноте Ельцин. В следующий миг громко пшикнуло, и Чижов вскрикнул от резкой боли, гвоздями проткнувшей оба глаза, схватился за лицо, но его тотчас уловили под локти, заломили руки за спину, втолкнули в избу, и сквозь слезоточивую боль духовный сын отца Василия не сразу ощутил на горле лезвие ножа.

- Сидеть и не двигаться! - кричал кто-то. - Не то перережу! Кто еще есть в доме?

- Никого, - послышался ответ отца Василия.

Чижов все никак не мог пересилить нестерпимую боль в глазах, слезы полноводно струились по щекам. Вот и довелось ему испытать действие газового баллончика, дожил. Пользуясь его беспомощностью, враги скрутили у него за спиной руки толстой податливой проволокой, бросили на диван ничком, схватили за ноги и ноги тоже опутали проволокой. Отпущенный после этого Чижов перевернулся на бок и попробовал сморгнуть боль с глаз. Кажется, уже не так нестерпимо жгло, но слезы продолжали течь в три ручья, а заодно и из носа, что особенно неприятно. По избе звучали торопливые шаги.

- Да кого вы ищете-то? - прозвучал голос батюшки.

- Так, святой отец, - раздался ответ, - давай по-хорошему. Ты отдаешь нам черного Дионисия, и мы сразу отваливаем.

- Какого черного Дионисия?

- Понятно. Ваньку будешь валять.

Чижов услышал костяной удар, затем возмущенные голоса отца Василия и Натальи Константиновны:

- Да за что же вы бьете-то меня?

- Ой! Да что ж вы бьете-то его, объясните яснее!

- Так, ты, бабка, ложись на кровать.

- Зачем?

- Да не бойся, не будем насиловать. Свяжем только по рукам и ногам, да и все, чтоб не рыпалась. Свяжи ее, Билли.

Наконец сквозь струи слез Чижову удалось начать что-то видеть. Но пока еще очень неявно, расплывчато. Тот, которого назвали Билли, спутывал проволокой руки и ноги Натальи Константиновны. Другой продолжал допрос:

- Ты, бабуля, знаешь про черного Дионисия?

- Да и я не знаю, миленькие! - слезливо отвечала та. - Что хоть это такое?

- Да икона, икона! Черный Дионисий называется. Где она у вас?

- Батюшки, не знаю никакого черного Дионисия.

- А ты, поп?

- И я не знаю такого, черного, - пробормотал отец Василий, стараясь припомнить.

- А сейчас? - спросил верзила с лицом Ельцина и ударил отца Василия рукояткой пистолета по лысоватой голове.

- Да хоть убейте! - отвечал священник, прокряхтев от боли.

Чижов еще раз усиленно сморгнул слезы и, выпучивая глаза, постарался оглядеть картину творящегося беззакония. Теперь только ему стало ясно, почему Ельцин и почему Билли. Один из негодяев имел на лице резиновую маску, отражающую образ всенародно избранного президента России, другой - такую же маску Клинтона. Вот какие высокопоставленные гости заявились в столь поздний час к отцу Василию Перепелкину, митрофорному протоиерею, настоятелю храма Преображения Господня в селе Радоницы: сам Борис Николаевич со своим другом, президентом США. Правда, если Ельцин соответствовал своему высокому росту, Клинтон был помельче, нежели как его показывают по телевизору. Оба были в перчатках. У Ельцина в руке пистолет, у Клинтона - нож.

Отец Василий смиренно сидел за столом. Со лба его из двух ранок стекали две тонкие струйки крови.

Слезы снова заслонили картину происходящего.

- Вы хоть поточнее объясните, какого черного Дионисия просите, - произнес Чижов и сам не узнал своего голоса. К величайшему его огорчению, голос звучал трусовато.

- Просят в райсобесе, понятно? - отозвался «Клинтон», являя удивительные познания бытовой русской жизни.

- Это что за фрайер? - кивнул «Ельцин» на Василия Васильевича.

- Сын мой, - отвечал отец Василий.

- А, ну коли сын, то не должен от папки отставать. - «Ельцин» приблизился к Чижову и дважды подряд ударил его рукояткой пистолета по голове.

В сравнении с тем, что Василий Васильевич испытал от слезоточивого газа, эта боль была вполне терпимой и даже лестной - он пострадал наравне с отцом Василием.

- Ну его-то за что, кудеяры вы эдакие? - простонал священник.

- А чтоб не чтокал, - отвечал остроумный «Клинтон».

Тем временем «Ельцин» вновь воздвигся над отцом Василием, занес над ним руку с пистолетом:

- В третий раз спрашиваю: где черный Дионисий?

- Бог ты мой… - почесал бороду батюшка. - Уж не ту ли вы маленькую иконку имеете в виду, что мне привез… В общем, один благодетель. Ее? Как раз маленькая и черненькая такая.

- Молодец, поп, вспомнил, - похвалил «Ельцин», опуская руку. - Которую тебе Лоханов подарил.

- Точно, Лоханов! - обрадовался отец Василий. - Так вам она нужна?

- Давай ее сюда, - приказал «Клинтон».

- Дак сейчас подам, Господи! А я-то, дурак, думаю: какой такой черный Дионисий? Божья Матерь с Младенцем… Да написаны как-то необычно… Глаза какие-то у них… Я ее, грешным делом, в шкаф припрятал. Господи, где же она?

Он рылся в шкафу, спешил, боясь, что разбойники опять станут бить его или Чижова.

- Дионисий… Он говорил, что не Дионисий, а из круга Дионисия. Вот теперь я вспомнил. Какой-то ученик Дионисия, Никифор Конец. Вот кто автор-то иконы. А вы спрашиваете черного Дионисия, мне и непонятно. Зря только башки нам расшибли с сыном.

- Считайте, что за веру пострадали, - сказал «Ельцин».

- Можно сказать, в борьбе с иконоборцами, - засмеялся отец Василий, будто негодяи вдруг по волшебной палочке превратились в добрых прихожан.

- Молодец, попяра, бодрости духа не теряешь, - похвалил «Ельцин». - Может, когда и приду к тебе каяться. Нравишься.

- Вот он, ваш псевдо-Дионисий, - с удовлетворением обнаружил икону отец Василий, вытащил ее из шкафа, распеленал - она была завернута в полотенце.