Рывок на волю

– Короче, Стакан, – отвел я его в сторонку, насколько это было возможным в тесно набитой хате. – Сейчас подготовлю маляву, передашь ее Косте Арабу. А на словах передай, что соскочили с биржи нормально, но кто-то нас в этот момент попалил. Может быть, суки. Может быть, с вышек. В общем, поднялись вверх по реке километров пять-шесть, а там нас догнали на трех катерах. Дальше мы пытались уйти в глубь тайги. И уперлись в болото. Блондин погиб как правильный урка, успел замочить двоих мусоров. Первого – того, что на бирже. Второго – Тесленко. Я тоже кого-то подранил, из солдат. Пришлось метать в него нож. И попробовал уйти по болоту. Меня подстрелили. Ну и пока очухивался, скрутили…

– Да зона все это уже знает, – усмехнулся Стаканыч. – Ты че, первый день здесь, что ли? Я вот что добавить хочу… На бирже вас Кротов спалил. Караульщики и не видели ничего. А этот старый козел разглядел, как вы молодого мочили.

– Вот ведь сука! – в сердцах ударил я ладонью по колену здоровой ноги. – Так и знал, что ждать от него геморроев!.. Ладно, довольно о грустном. Сажусь, готовлю маляву. Есть, чем писать?

В маляве я отписал смотрящему зоны о сегодняшнем соглашении с кумом. О том, что снова выхожу за запретку к его шизанутой племяннице, правда теперь под конвоем, да к тому же с пробитой пулей ногой. Но рана совсем несерьезная, и уже через месяц я должен прийти в норму. Но все равно буду косить под хромого. А далее опять попробую соскочить, на этот раз уже из-за запретки, когда меня поведут в гости к Кристине. Дождусь подходящего момента и свалю. Так что, пусть человек, который должен встретить меня, остается в своей избушке, и о том, что побег провалился, сообщать на волю не надо.

А в качестве постскриптума я дописал просьбу о том, чтобы подогнали мне в БУР хавки и выпивки. И медицинский резиновый жгут вместо эспандера, чтобы разрабатывать ногу.

Потом я растянулся на шконке – не такой чтобы очень, но ведь после кичмана!.. – и перебрал в голове все события сегодняшнего дня.

Весьма насыщенного. И очень удачного, если принять в расчет все, что было до этого.

…До больницы кум довез меня на своем джипе, прихватив с собой одного из солдат, вооруженного пистолетом. Стоило нам лишь выбраться за КПП, как солдат, пригревшись в уютной машине, захрапел на заднем сиденье, но ни я, ни кум не обращали на это никакого внимания. За то, что я на костылях попытаюсь выкинуть какой-нибудь фортель, нач. оперчасти не опасался и не стал требовать с меня слова, что буду вести себя хорошо. А возможно, он понимал, что подобного слова я ему больше не дам.

А дальше в маленькой одноместной палате, где была привязана к кровати Кристина, я часа на четыре окунулся в море слез, в невероятную смесь истерик и признаний в любви, в очередные просьбы прописать какой-нибудь легкий наркотик – «Костя, просто для снятия напряжения. Ты же понимаешь. Ты же ведь врач. Настоящий, не то что эти ветеринары». Я накормил Кристину с ложечки и напоил ее чаем – впервые за последние дни (ну совсем как и я). Я внимательно осмотрел ее, изучил все анализы и назначил свое лечение. И какого же труда мне это стоило! Огромный местный врачина с саженными плечами и повадками лесоруба не хотел об этом даже слышать, но кум отвел его в сторону, что-то шепнул на ухо, и «лесоруб» сразу же просветлел лицом, махнул рукой и согласился. Перед самым нашим отъездом Кристина выбила и из меня, и из своего любимого (он неожиданно стал любимым) дядюшки обещание, что теперь я буду появляться у нее ежедневно. А я, в свою очередь, выбил из громилы врача свежий перевязочный материал и антисептики для своей ноги. Большего для такой раны, как была у меня, и не требовалось. Ничего в том месте, где прошла пуля, не гноилось, кожа вокруг имела здоровый оттенок, и я имел серьезные подозрения в том, что сразу после ранения меня хорошо перевязали. Неужели, кум? Не похоже на цириков, чтобы они так пеклись о здоровье беглых зеков, к тому же еще и порезавших их сослуживцев. Вот запихать в рану земли… Но перевязывать! Где-то в самых глубинах души я был за это ему благодарен…

Братва в хате постепенно угомонилась, удивляясь тому, что сегодня по какому-то особому случаю не было вечернего шмона, а значит, следует ожидать ночного. И те, у кого было место, разбрелись по своим нарам. А те, у кого не было, забрались под нары. Правда, надо признать, что такой скученности народу, как я наблюдал в «Крестах», в ижменском БУРе не было.

Когда со всех сторон уже раздавался могучий храп, я решил удивиться тому, что после бессонницы в кичмане сна у меня до сих пор ни в одном глазу. А только стоило удивиться, как тут же, за считанные мгновения, и заснул. Ну прям как после дозы снотворного.

И приснилось мне… Что же, что же? Да не помню! Вроде бы ничего. Давненько со мной не бывало ничего подобного. А ведь если ты спишь без сновидений, даже самых добрых, самых желанных, то значит отдыхаешь на сто процентов. По полной программе восстанавливаешь организм.

Значит, у тебя скорее излечиваются болячки.

Ой, скоро у меня заживет рана на ноге! Что будет, что будет!!!

Глава 2

ВТОРОЙ РАЗ В ТУ ЖЕ ИЖМУ

Как я и ожидал, нога зажила через месяц. Хромота исчезла полностью, и единственным, что доставляло мне опасения, было то, как бы рана не дала себя знать при четырехсоткилометровом марш-броске через тайгу. Это, конечно, если все пройдет наилучшим образом, и мне удастся сорваться из Ижмы и встретиться со своим проводником.

К сожалению, у меня не было никакой возможности для тренировок. По узкой камере много не нашагаешь, а выезжая под конвоем за пределы запретки или выходя на прогулки в прогулочный дворик, я перемещался с трудом, опираясь на палочку, стараясь убедить цириков в том, что ожидать от меня, хромоногого, каких-либо сюрпризов просто немыслимо. Усыплял, так сказать, бдительность противника. Правда, существовали серьезные опасения насчет того, что какая-нибудь из сук нашепчет операм о том, что в камере я по несколько часов провожу в беге на месте или упражняюсь с резиновым жгутом. Да и подглядеть через глазок за тем, как я, хромой и немощный, активно занимаюсь физподготовкой, цирики тоже могли. Хотя, на подобные случаи в правильных хатах всегда существуют варианты прикрытия.

Итак, опасения существовали, но другого выхода не было, и я, несмотря ни на что, в свободное время бегал на месте или натягивал жгут. А кроме того, каждый день отправлялся, хромая и охая, в гости к Кристине под конвоем двоих солдат, вооруженных «пээмами». Желторотых солдат, с которыми, я был в этом уверен, когда подвернется удобный момент, я справлюсь без особых проблем. Оставалось лишь дождаться такого момента.

Тем временем племянницу кума перевели из больницы домой, и там она находилась уже три с половиной недели. Радуя мамашу и дядю тем, что – моими стараниями – все вроде бы вернулось на круги своя: Кристина все такая же то задумчивая, то неспокойная, то кричит и психует, а то плачет и жалуется на жизнь. Но о самоубийстве больше не помышляет. И налицо все предпосылки к тому, что, если помучиться с ней еще месяцев девять, девочка придет в себя. Словно Спящая Красавица, выйдет из летаргии, и кошмар наркомании останется в прошлом.

А красавица тем временем продолжала основательно трепать мне нервы: то объяснялась в любви, то грозилась убить; то декламировала, как здорово то, что слезла с иглы, то требовала добыть ей героина. А стоило мне на время отделаться от дочурки, как за меня тут же принималась мамаша. Заниматься сексом она была готова всегда и везде, вплоть до того, что стоило нам остаться наедине хоть на минуту, как рука Анжелики тут же лезла ко мне в трусы. И это при всем том, что в любой момент в комнату кто-нибудь мог войти – хоть ее дочь, хоть ее брат, хоть один из двоих конвойных солдат. Этой озабоченной бабе все было до лампочки. А я никак не мог взять в толк, почему за три месяца, что провела в Ижме, она не нашла себе здесь какого-нибудь местного жиголо? Почему теребит только меня? Что во мне, одноногом, такого? Впрочем, конечно же, не больная нога…