Зэк

– Да, – ответил Иван, – знают.

– Суки, – сказал Волк, – козлы драные. Я убью тебя, Пивовар.

– Не пыли, Волчок, – сказал Танцор. – Какими силами будут проводить захват?

– Захвата не будет.

– Что значит не «будет»? – удивился Танцор.

– У руководства есть мнение, что необходимо пропустить груз. Чтобы отследить всю цепь, – ответил Иван. – Захвата не будет, груз уйдет к финнам.

– Ловко, – похвалил Танцор и задумался. Через минуту спросил: – А почему я должен тебе верить?

– А я тебе?

– А у тебя выбора нет, Пивовар. Но, в общем-то, ты должен мне на слово поверить: поможешь нам – никто твою бабу не тронет. На хер она нужна кому?

Иван посмотрел снизу вверх на Танцора:

– Ты тоже должен мне на слово поверить. Я свою женщину хочу спасти. Мне крутить смысла нет.

– Логично… Но береженого бог бережет. У тебя как осуществляется связь со своими? По какому графику?

– По телефону, графика нет.

– Мы сейчас под контролем? Окружены?

– Нет.

– Почему?

– Потому что это опасно. Легко засветиться. Я один дам больше информации, чем пять групп наблюдения. Вот и весь контроль.

– Тоже логично, – сказал Танцор.

Он отошел и несколько минут совещался о чем-то с Волком, потом подошел к Ивану и сел напротив:

– Слушай меня внимательно, Пивовар. Может, ты и прав: не будет захвата. Но нам спокойней подстраховаться. Сейчас ты позвонишь своим и скажешь, что передача груза переносится на сутки. И в другое место. Понял?

– Понял, – ответил Иван. Он ощущал себя тварью. Он шел на сделку с людьми, которых искренне ненавидел… но другого выхода не было.

Сорок минут они обсуждали текст, который Иван сообщит Лидеру. Танцор искал подвох, кодированный сигнал опасности. Он заставил Таранова написать несколько вариантов сообщения. Тщательно изучал их, предлагал заменить порядок слов и иногда – сами слова… Он был неплохим опером, но не более того. Таранов мог запросто переиграть его и подать сигнал опасности Лидеру. Для этого ему достаточно было слегка запнуться в первой фразе… он этого не сделал. Он спасал Светлану.

Как только Таранов передал сообщение Лидеру, у него сразу же отобрали телефон. Танцор сказал:

– Прозвучало убедительно. Молодец. Что скажешь, Волк?

Волк процедил:

– Скажу, что с гнидой нужно рассчитаться… сполна. И с бабой… с бабой его тоже.

– Согласен, Рома. Сделаем… но потом. А сейчас уходим. Уходим от греха. Не верю я мусорам.

Загудел тельфер, поднимая стеллаж, замелькали лопаты. Из ямы извлекли мешки с отравой. Довольно скоро боевики погрузили их в две «Нивы». Таранов сидел на полу, чувствуя бесконечную усталость. Когда загрузились, к нему подошел Танцор:

– Вот так, майор… Сейчас мы уедем, но вернемся. Ты жди. А чтобы тебе не скучно было, с тобой останется Губан. Он маленько придурок, но малый неплохой, душевный. В отрочестве кореша своего забил насмерть. А уж ментов любит – одному голову отрезал…

– Не пугай, Танцор.

– Да я не пугаю… Я так, беседую.

– Ты обещал, – сказал Таранов. – Ты обещал не трогать женщину, Танцор.

– Раз обещал – не трону. Губану отдам, – сказал Танцор и рассмеялся. И Волк рассмеялся – вспомнил Мэрилин.

Ивана подвесили на крюк кран-балки за наручники так, чтобы ноги едва доставали до пола. Танцор о чем-то пошептался с Губаном… Губан, глядя на Ивана, скалился.

Распахнулись ворота, и Иван увидел ночное небо – в звездах крупных и чистых. Возможно, он видит их в последний раз.

Две «Нивы» с центнером героина, Волком, Танцором и боевиками уехали… ворота закрылись.

Губан лениво ударил в живот и сказал:

– Мент, значит? Тьфу, сучара… замочить бы тебя. Так нельзя. Приказал Танцор только размять. Ну погоди, блядь, – разомну. А потом, мент, опустим тебя. Сначала тебя, а потом и твою бабу.

Губан ушел в подсобку. Сквозь незакрытую дверь Ивану было видно, как урод забивает косячок и открывает бутылку пива о край стола.

Таранов лихорадочно думал. Его учили биться до конца. До того момента, пока остается хотя бы один шанс… Шансов было ноль. Он висел на крюке, вытянувшись в струну, ноги едва касались пола. Врезались в кожу наручники. Болела грудь, болела голова. Даже если бы он сумел вырубить этого урода Губана, слезть с крюка нет никакой возможности. Только в кино герой умудряется вылезти из любой ситуации, но кино сильно отличается от жизни…

Иван с тоской посмотрел в сторону подсобки – Губан с видимым удовольствием тянул косячок, жмурился. На столе стояла бутылка пива… плыл запашок анаши.

Иван не боялся боли – любую боль можно вынести. Он не боялся смерти – его профессия автоматически предусматривала такой вариант. Все мы, в конце концов, когда-нибудь умрем. Главное – встретить смерть достойно. Больше всего в жизни он боялся предательства… и вот невольно сам стал предателем. В опасности Светлана, самый близкий для него человек.

Таранову хотелось завыть, но он молчал. Он стиснул зубы и молчал. Не хотелось показывать свою слабость перед Губаном. Иван еще раз бросил взгляд в сторону подсобки… и вдруг увидел тень, мелькнувшую в коридоре. Коридор вел к запасному выходу. Там было темновато, но все же Иван разглядел человеческую фигуру. Потом вторую. Ему показалось даже, что человек поднес палец к губам.

Губан добил косячок, сделал глоток пива и встал… Сейчас будем разминать Пивовара. Жалко, что нельзя порезвиться с этой ментовской сукой по-настоящему, – Танцор сказал: «ты, Губанчик, смотри не перестарайся. Пивовар нам пока живой нужен».

Иван видел, как Губан поднялся из-за стола… отхлебнул из горлышка бутылки… сделал шаг к выходу. Его тень упала на порог. Таранов кашлянул. Человек, притаившийся у двери подсобки, занес руку над головой.

Губан вышел из подсобки. На голову ему обрушилась рука с пистолетом. Поворачиваясь, Губан удивленно посмотрел на нападавшего и… рухнул на пол. Человек быстро перешагнул через тело, в полуприседе, напряженно влетел в подсобку, поводил стволом. Тихо произнес: «Никого».

От стенки отделился второй, вошел в полосу света. Таранов узнал Графа.

Загудел двигатель кран-балки, крюк поехал вниз. Таранов обессиленно опустился на бетон. Граф скомандовал:

– Наручники, Рыжий.

Рыжий сунул за пояс «парабеллум» и снял с Ивана браслеты. Таранову показалось, что Рыжего он где-то видел… но в голове все поплыло, соображал он худо. Кажется, на несколько секунд он потерял сознание.

Его усадили на стул, сунули в рот флягу. Иван механически поднес ее ко рту, ощутил вкус коньяка.

– Вы в порядке, Иван Сергеевич? – спросил Граф.

– Почти что, – сказал Иван. Рыжий надел на Губана браслеты, натянул ему на глаза вязаную шапочку и подтащил волоком к крюку тельфера. Снова загудел двигатель, поползли, наматываясь на барабан, тросы, – Губан занял место Таранова.

– Надобно уходить, Иван Сергеевич, – сказал Граф. – А ну как ваши «друзья» вернутся? Вы можете идти?

– Который час? – спросил Таранов. – У меня часы забрали.

– Без четверти три. Надо уходить.

– Как вы меня нашли?

– Рыжий видел, как вас забирали в «Лабиринте». Сразу понял: что-то не так. Позвонил мне, я, как на грех, был в Петербурге. Но он, слава богу, догадался посмотреть, куда вас отвезли.

Теперь Таранов сообразил, что видел Рыжего в «Норд-Весте», когда столкнулся с Графом. Иван протянул парню руку:

– Спасибо. Меня зовут Иван. Можно – Пивовар.

– Не за что… Рыжий. Можно – Павел.

– Спасибо, Павел.

– Уходить надо, Иван Сергеевич, – напомнил Граф. – Мы сейчас отвезем вас в надежное место, пригласим доктора.

Это было очень заманчивое предложение… но оно не решало ни одной проблемы, кроме личной безопасности. А личная безопасность сейчас волновала Ивана меньше всего.

– Спасибо, – сказал Таранов, – но… не могу. Есть дела неоконченные… Спасибо, не могу.

Граф посмотрел на него задумчиво. Серьезно. Покачал породистой головой.