Зэк

Вообще, власть на зоне держали представители кулябского клана, который, в свою очередь, делился на пархарскую и дангаринскую группировки. Волк не таджик и не мог рассчитывать на сколь-либо серьезный рост, на то, что его выкупят, как, например, пархарца Сухроба Курбонова… Свой срок он отмотал до конца и так до конца и остался обычным лагерным бойцом.

После освобождения Роман Собакин с радостью покинул «гостеприимный» Таджикистан, вернулся в Россию. Он дал себе слово, что никогда больше не приедет на таджикскую землю… и ошибся. Все нынешние радужные планы Волка были напрямую связаны с Таджикистаном и конкретно с тем самым счетоводом Курбоновым, которого выкупила родня… «Золотая жила» – понял Волк после случайной встречи с Сухробом Курбоновым в сентябре 2000-го в Москве. Вернувшись во Владимир, он хотел немедленно доложить об открытии «таджикской темы» лично Козырю, но Козырь по каким-то своим делам уехал на пару дней в Нижний. А говорить на столь серьезную тему по телефону Волк не рискнул… Он закатился к Мэрилин, вместе с ней «взбодрился» кокаином и нехудо провел время. Он очень любил анальный секс, а у Мэрилин была аппетитная, круглая, упругая попка… Под действием кокаина Волк долго удовлетворял свою похоть. Потом, насытившись, валялся на диване в гостиной проститутки, пил виски и хлестался, какое крутое дело с таджиками он скоро закрутит – на лимон!

Мэрилин ахала и живо интересовалась. Волк парил на кокаиновом облаке и трепал языком безо всякого контроля. В тот момент он даже предположить не мог, чем обернется его треп.

– Золотая жила, – мечтательно произнес Волк, – золотая жила.

Сентябрь катился в бабье лето. Было тепло, зелено, цветочницы у Южного кладбища торговали астрами.

Около полудня возле лотков с цветами остановилась запыленная зеленая «Нива» и из нее вышел седой мужчина лет сорока, с невыразительным лицом. Не выбирая, не прицениваясь, он с ходу купил ведро темно-красных астр.

Заплатив сторожу десятку, мужчина въехал на территорию мертвых. По чудовищно разбитой – «танковой» – дороге «Нива» покатилась в сторону центральной аллеи. Ярко горел купол церкви, босоногие смуглые грязные дети (узбеки? таджики? афганцы?) просили милостыню. Возле храма стояли похоронный автобус и пара легковух. В одной из них – серой «шестерке» – сидел лысоватый мужчина лет пятидесяти. Когда «Нива» проехала мимо, он поднес к губам коробочку радиостанции:

– Есть объект. Проследовал мимо меня. Встречайте… прием.

– Вас понял, – отозвалась радиостанция. – К встрече готовы. Прием.

– Глаза ему сильно не мозольте, орлы, – сказал мужчина в «шестерке». – Он все-таки к близким своим приехал. Дадим ему время нормально, по-человечески, с ними пообщаться. Как поняли?

– Понял вас. Будем ждать… Но до чего же точно вы его высчитали, Лидер. Прием.

– Отставить треп, – неохотно ответил Лидер, а про себя подумал: чего мудреного? Сорок дней, как погиб Мордвинов. Странно было бы, если бы он не приехал навестить друга.

…Покачиваясь на разбитых плитах дорожек, «Нива» доехала до самой окраины – «10-го вишневого» участка. Никаких вишен там и в помине не было, и почему кладбищенский участок обозвали именно так, непонятно.

Мужчина выбрался из «Нивы», вытащил пластмассовое ведро с цветами и сумку. Он прошел между могил – частично заброшенных и заросших – и остановился у двух холмиков. На них были временные деревянные кресты с фанерными табличками в полиэтилене. И надписи черным фломастером: «Мордвинов Вячеслав Германович. 10.05.1959-02.08.2000» – на левой могиле и «Мордвинова Иришка. 01.07.1984-08.08.2000» – на правой.

На «10-м вишневом» было почти пусто… Только в стороне от могил Мордвиновых, метрах в двадцати, расположились на могиле двое мужчин. У них были банки с краской, кисти и ведерко цемента. На столе – початая полулитровая бутылка водки, пиво, колбаса. А еще у них был «АПС», снабженный глушителем, гладкоствольный карабин «ТОЗ-106», радиостанции, наручники и два шприц-тюбика, позволяющие почти мгновенно сделать человека невменяемым, «пьяным».

Седой с минуту постоял возле скорбных холмиков, где нашли свой последний приют отец и дочь Мордвиновы. («Прибыл, – доложили по рации Лидеру. – С собой сумка. Не исключено – вооружен».) Потом он располовинил цветы и высыпал их на могилы. Из сумки достал ритуальные свечи в стеклянных стаканчиках, водку, стопки, конфеты.

Он зажег свечи, поставил их в изголовье. Высыпал конфеты на могилу Иришки, а на могилу Вячеслава поставил стопку водки… Налил и себе, пригубил.

…Прошло минут десять. Седой стоял у могильных холмиков, курил, молчал… На дорожке показалась серая «шестерка». Остановилась неподалеку от «Нивы». Седой оглянулся, увидел мужчину, вылезающего из салона с цветами в руках. Мужчина был невысоким, плотным, лысоватым, в костюме и при галстуке. Седой отвернулся. Лидер подошел к нему, встал рядом. Седой посмотрел на него пристально, но Лидер невозмутимо положил цветы на могилы…

– Мы разделяем вашу скорбь, Иван Сергеевич, – сказал Лидер после минуты молчания. Один из тех, что «малярничали» на соседней могиле, уже держал седого на прицеле, но «АПС» был невидим, спрятан под тряпкой. Второй тоже был готов в любую секунду взяться за оружие, хотя, в принципе, в этом не было надобности – «маляр» управлялся с «АПС» виртуозно. На дистанции пятнадцать метров он двадцатью выстрелами расстреливал не менее четырех-пяти подброшенных в воздух бутылок. Из «АПС», даже покрытого тряпкой, он гарантированно мог поразить седого в любую из конечностей «на заказ»… Предполагалось, впрочем, что до стрельбы дело не дойдет. Так, по крайней мере, считал психолог.

– Мы разделяем вашу скорбь, Иван Сергеевич, – сказал Лидер. Он заметно картавил, и седой сразу узнал его голос.

– «Мы» – это кто? – безразличным голосом произнес Иван.

– Я и мои товарищи. Меня зовут Игорь Павлович Шахов. Я вам звонил и рассчитывал, что вы отзоветесь.

Иван повернул голову и посмотрел Игорю Павловичу в глаза. Лидер выдержал его взгляд… и даже слегка улыбнулся. Иван посмотрел на мужиков у соседней могилы, потом перевел взгляд на свечи. Два огонька горели ровным пламенем… как две души. Иван сказал:

– Я не отозвался на ваш искренний призыв, и вы меня выследили. Это благородно.

– Мы не следили за вами. Мы рассудили, что на сорок дней вы обязательно посетите могилу своего друга. Я решил еще раз встретиться с вами прямо у могилы.

– А в помощь, – Иван кивнул на двух «маляров», – позвали орлов с пушками… думаете, получится?

Игорь Павлович усмехнулся:

– Если вы имеете в виду задержание, то мы не ставили перед собой такой задачи. Не захотите разговаривать, никто вас задерживать не будет… Ребята просто страхуют меня на случай недоразумений.

– Каких?

– Ну, например, вы подумаете, что я из милиции…

– А вы не из милиции? – произнес Иван с усмешкой.

– Моя служба кончилась полтора года назад. Ушел на пенсию в звании подполковника. Я всего лишь пенсионер.

– Тогда кого же вы сейчас представляете, господин пенсионер?

– Я представляю организацию.

– Какую? Не «Белую стрелу», случайно?

– Мы говорим просто: Организация. Иногда еще проще: Клуб. А все эти белые, черные и прочие стрелы – выдумка журналистов. В Организацию неформально объединились люди, для которых реальная борьба с наркомафией – не пустой звук.

– Допустим… допустим, вы говорите правду. Но от меня-то что вам, подполковник, нужно? – спросил Иван.

– Ваши знания, ваш опыт, ваша решимость, – ответил Шахов. – Понимаю, что звучит пафосно, но… но вот здесь, у могил близких вам людей… неужели вам безразлично то, что страну наводнили наркотики? То, что таких, как Иришка, уже сотни тысяч, и они обречены! Вам это «по барабану»?

Седой закурил сигарету, выдохнул дым и сказал:

– Допустим, мне не безразлично… Но чем конкретно вы предлагаете мне заняться?

Теперь уже Шахов выдержал паузу и произнес:

– Тем же, что вы делали на озере Тиллиярви, тем же, что вы сделали на платформе Ручьи… уничтожать «крыс»!