Друг

– Полста штук, – произнес Таранов. – И ружье возьму. Какой калибр?

– Двенадцатый.

– Беру, а к нему тоже нужно полсотни патронов. Картечь.

На другой день они снова встретились. Татарин получил деньги, а Таранов – сверток, в котором лежали пятьдесят патронов к «ТТ», столько же охотничьих двенадцатого калибра и разобранная двустволка «ИЖ»-58МАЕ. Это никоим образом не решило проблему вооружения… Таранов еще раз спросил:

– Когда сможешь достать «тэтэхи»?

– Я же тебе сказал: через неделю-другую.

– Через неделю-другую ты, Татарин, может, уже помрешь.

Татарин долго и надсадно кашлял, потом выдохнул:

– Еще неизвестно, сколько ты проживешь, Таран… Нормально у него, видишь ли. У кого нормально, тому стволы с гранатами не нужны… Тьфу, зар-раза!

Вечером, сидя в гараже у верстака, Таранов снаряжал диск «ППШ». Занятие это долгое и нудное, особенно с непривычки. Сначала необходимо снять крышку с диска. Для этого нужно, удерживая магазин левой рукой, отжать средним пальцем защелку до упора, а большим пальцем правой на девяносто градусов повернуть задвижку и только после этого снять крышку. Потом завести пружину диска, вращая барабан против часовой стрелки, отсчитать восемь щелчков… И только после этого уложить патроны в диск, отпустить барабан и подравнять выступающие патроны… Потом закрыть диск крышкой.

Лешка сидел рядом, смотрел с интересом.

– Классно, – сказал он.

– Чего же классного? – возразил Таранов. Морока… С рожковым магазином удобней.

– Зато здесь семьдесят патронов.

– Зато рожковых магазинов я в «лифчик» восемь штук положу…

– Куда-куда ты положишь?

– В «лифчик», то есть, конечно, в разгрузочный жилет. На жаргоне лифчиком обзывается… догоняешь?

– А я подумал, что ты из извращенцев, – «прикололся» Лешка. Таранов сделал вид, что задет таким высказыванием, но на самом-то деле он был доволен: впервые за все время их знакомства Лешка пошутил. Неужели он начал возвращаться к жизни? Возвращаться к жизни на фоне смерти и рядом со смертью? Абсурд! Абсурд, порожденный чудовищной эпохой «реформ», апофеозом которой стала гибель «Курска» и пожар Останкинской башни… и маленькие змеи выедают мозг изнутри. Уничтожают целое поколение молодых, а государство отзывается на это только призывами усилить борьбу с наркоманией.

Таранов механически загонял бутылочные «тэтэшные» патроны в диск «ППШ» и думал: а я? Что делаю я? Куда я-то веду его? На убийство?… Да, на убийство.

Таранов поднял глаза на Лешку, а тот вдруг прищурился и сказал:

– Не бери в голову, Ваня… Мы с тобой хорошее дело делаем. Если бы меня, к примеру, в армию призвали, то тоже дали бы автомат и погнали в Чечню – убивать.

Таранов до боли сжал в руках черный кругляк магазина. Ему показалось, что Лешка каким-то образом сумел прочитать его мысли… Или настроиться на созвучную им волну.

– При чем здесь Чечня? – сказал он, снова склоняясь к магазину. – Там люди воюют…

– А ты на прогулку собрался?

– Я свой выбор сделал сам.

– И я тоже. Я хочу уничтожать этих крыс. У меня к ним личный счет. За себя… и за Иришку… Я осознанно иду туда, куда я иду. Это моя Чечня. Она уже здесь – на каждой улице, в каждом квартале, в каждой школе. Мы с тобой воюем и побеждаем. Их. И себя… Ты перестал кричать по ночам. А я перестал думать о героине.

Таранов ничего не ответил. Он только подумал, что семнадцатилетний Лешка Малков в чем-то возможно, мудрее его, сорокалетнего и много повидавшего мужика… Он не догадывался, что в кроссовках Лешки спрятаны два чека героина, а в кармане куртки – шприц.

С ружьем Татарин обманул – даже при поверхностном осмотре стволов Таранов обнаружил, что они искривлены. И искривлены довольно сильно. Иван в сердцах выругался и решил сделать обрез. Баллистика обреза не идет ни в какое сравнение с баллистикой полноценного ружья, но в ближнем бою нет ничего страшнее, чем выстрел картечью из обреза.

Визжала ножовка, и сыпались опилки. Таранов бросил взгляд на Лешку, и тот улыбнулся – тоже вспомнил, как пилил браслет на руке Иван в самом начале их знакомства… с того дня прошла, уже, кажется, тысяча лет.

– Обрез, – сказал Лешка, – оружие кулака.

– Э-э, нет, родной, – возразил Таранов. – Еще в девятнадцатом веке на Сицилии укорачивали ружья… Ружьишко с наполовину отпиленными стволами и укороченным прикладом называлось «лупара». А в России обрез прижился, когда солдатики побежали с фронтов Первой мировой. Солдат – это крестьянин в шинели, а крестьянин в России хозяйственный. Пошел домой – заодно и винтаря прихватил. А поскольку в карман ее не сунешь, то ствол и приклад резали.

Таранов перепилил стволы и аккуратно подхватил «рабочую» часть – блок с цевьем длиной около тридцати сантиметров. Взял напильник, стал обрабатывать дульный срез.

– А обрезали стволы трехлинеек так, – продолжал Таранов. – Делали напильником неглубокий надрез по кругу, потом опускали ствол в воду аккурат по этот надрез. Потом стреляли и «лишний» кусок отрывало к едрене фене.

Таранов соединил обе части оружия, и получилась «лупара» длиной сантиметров семьдесят. Иван подумал и ополовинил приклад. Протянул Лешке: на, привыкай.

– Классно! – сказал Лешка. – А патроны?

Таранов подумал, что «классного» мало, но не сказал этого.

– Потренируйся пока без патронов. К оружию нужно привыкнуть.

На следующий день Таранов и Лешка продолжали совершать покупки: палатка, два спальника, котелок, электрические фонари, карты Карельского перешейка и еще «тысяча мелочей», включая специальные «охотничьи» спички – длинные, наполовину покрытые серой и не гаснущие на ветру. Про спички Лешка ехидно спросил:

– А обыкновенными серниками костерок разжечь не сможешь, бойскаут?

– Смогу, – невозмутимо ответил Таранов.

– А эти зачем взял? Деньги лишние?

– Пригодятся, – ответил Таранов. Деньги действительно таяли со сказочной скоростью, хотя большую часть снаряжения Таранов выбрал в спортивной комиссионке, а кое-что нашлось в гараже. Последней покупкой стало приобретение надувной лодки «Фиш хантер». Лодка китайского производства не имела никаких особых достоинств, кроме того, что на ней можно поставить парус.