Страница 57 из 76
– Ага, – оживился Бурлак и потер руки, – это их фирменное блюдо.
– А что именно? – поинтересовался я.
– Сейчас увидишь, – ответил Бурлак, и по его глазам я понял, что нас с Наташей ждет сюрприз.
И, когда официант снял скрывавший горячее блюдо колпак, я увидел…
Да, это был действительно сюрприз.
На просторном серебряном блюде лежал маленький, тщательно сделанный из различных сортов тушеного и жареного мяса, Ленин. Он выглядел в точ-ночти, как в Мавзолее, и даже разложенная вокруг него зелень поразительно напоминала венки, которыми была украшена настоящая мумия, лежавшая на Красной площади в Москве.
Несколько секунд я смотрел на это экзотическое блюдо, выпучив глаза, а потом меня разобрал смех. Наташа тоже захохотала. Бурлак, явно довольный произведенным эффектом, сдержанно улыбался.
Когда мы перестали ржать, он сказал:
– Вот такой сюрпризик. Нравится?
– Нравится, – ответил я. – А после того как мы его съедим, коммунистами не станем?
– Депутаты жрут, и ничего, – ответил Бурлак, – и мы съедим за милую душу Не бойся, не отравимся.
– А я и не боюсь, – ответил я и, схватив нож, оттяпал Ильичу голову и положил ее себе на тарелку.
– А вам какую часть? – спросил Бурлак у Наташи.
– Я знаю, какую ей часть, – ответил я за нее.
– Эту часть сам ешь, – возразила она, – тем более что ее тут и нету. Мне – ножку.
– Были ножки Буша, теперь – ножки Ильича, – засмеялся Бурлак и, отхватив ленинскую ногу, положил ее Наташе.
А я, отрезав кусочек гениальной головы вождя мирового пролетариата, налил всем водки и сказал:
– Ну, за светлое будущее?
– За светлое, будь оно неладно, – подтвердил Бурлак, и мы немедленно выпили.
Через полчаса от Ленина не осталось ни кусочка, и одновременно с этим мы прикончили первую бутылку водки. Бурлак повернул голову в сторону метра, и тут же опустевшая посуда исчезла со стола, а вместо нее появились две полные бутылки водки. Этикетки были мне незнакомы, и, рассмотрев их внимательно, я увидел, что водка называется «Самарская конкретная». Уж не знаю, кому в голову пришло такое дурацкое название, но сама водочка была хороша, ничего не скажешь. Проходила она в организм без задержки, и никаких сивушных ароматов не ощущалось. Нормальная водка.
Первая бутылка уже оказала свое вредное, но приятное, воздействие, и мы, слегка расслабившись, благожелательно поглядывали друг на друга и вообще – культурно отдыхали.
Бурлак закурил и, выпустив в потолок несколько колец дыма, спросил:
– Ну так что, ты все мне рассказал, или имеется еще что-нибудь?
– Что-нибудь обязательно имеется.
– Ну, тогда давай, рассказывай, – сказал Бурлак и поудобнее устроился в кресле.
– Бывший Наташин начальник, тот самый пидар, который поймал ее на крюк и заставил работать на органы, тоже хочет присутствовать на этой встрече.
– А на хрена он нам нужен? – перебил меня Бурлак. – Мы с братвой прекрасно справимся с этими муслимами, без всяких там федералов. Ты получишь своего брата, книга останется у тебя, а этот фээсбешник пусть курит бамбук. И все дела!
– Да нет, Миша, к сожалению, все гораздо сложнее. Этот человек – генерал ФСБ Губанов. И это именно он посадил на крюки и Наташу, и меня, и он выкрал из таежного поселения староверов Алешу, которого теперь нужно спасти от муслимов. А еще он хочет поймать меня, зацепить Наташу и снова схватить Алешу и отомстить ему за неподчинение. И это еще не все. Он ничего не знает про Коран, но знает, что у меня есть деньги, на которые он рассчитывает. Он и эти деньги хочет тоже. Выслушав меня, Наташа добавила:
– И еще о том саратовском деле с Воротником, на котором вы погорели. Это ведь именно он держал все на контроле. Я просто не все вам сказала.
– Ага… – протянул Бурлак, и его глаза сузились, – тогда совсем другое дело. Это даже хорошо… Ну что же, пусть приезжает. Встретим.
– Нет, Миша, не надо его встречать, – сказал я, – мне понятно твое желание лично разорвать ему жопу. Это было бы справедливо. Но мы накажем его лучше. Зачем тебе подставлять братву под мусульманские маслины? Для этого есть Губанов. Он ведь встрял в это дело не только для того, чтобы от жадности хапнуть все, о чем я тебе рассказал. Он еще и героем России хочет стать, хочет местную «Аль-Каиду» повязать и получить всякие там бляхи на мундир и на погоны. Вот пусть и старается. Пусть федералы с арабами друг друга покоцают, а нам останется только подчистить все это дело. Так сказать, отполировать поляну.
– Ладно, ты меня уговорил, – сказал Бурлак, – главное, конечно, то, что не хочется зазря братву под пули посылать. Если есть другие люди, готовые на это, то вот пусть они и шмаляют друг в друга. А мы в сторонке пока постоим, это ты правильно сказал. С ними, с пидарами, только так и нужно.
Он вздохнул и добавил:
– И все-таки хотелось бы этому Губанову напоследок в глаза посмотреть…
– Может, и посмотришь, – обнадежил я его, – может, и сложится так, как ты хочешь. Сам знаешь – загадывать ни к чему.
– Точно, ни к чему, – сказал Бурлак, – но все-таки хочется.
– В общем, завтра, на свежую голову, начнем действовать. А там – видно будет.
– Годится, – решительно объявил Бурлак и налил всем водки.
Мы подняли рюмки, и он хрипло объявил:
– Ну, за удачу.
Глава 7
МАХНЕМ НЕ ГЛЯДЯ
Проснулся я оттого, что в комнате кто-то храпел.
Повернув голову и с трудом открыв глаза, я увидел лежавшего на диване Бурлака. Он лежал на спине, открыв рот, и храпел так, будто его душили и резали ему горло одновременно. Я попытался почмокать губами, чтобы этим старинным способом заставить его умолкнуть, но у меня получилось только какое-то шуршание. Губы были совершенно сухие, а когда я почувствовал запах, который исходил у меня изо рта, то мне стало плохо.
Я поднялся с огромной кровати, в дальнем углу которой примостилась Наташа, и побрел в ванную. По пути зацепился плечом за холодильник, и тут в моей голове медленно проползла первая за этот день мысль.
Пиво.
Холодное пиво.
Остановившись, я с завистью посмотрел на белый и совершенно благопристойный, в отличие от меня, холодильник, и зависть плавно превратилась в ненависть. Стоит тут, понимаешь, чистый такой, не пьет, не курит, с похмелья не мучается, ничем не воняет, сволочь белоснежная…