Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 40



— Тут откуда ни возьмись, как по заказу, постовой заглядывает в стекло: «Это что за инкассация?» Фролов, а это был он, как раз кончил пересчитывать, и я, как бы для безопасности, накрыл пачку «барсеткой». Маленькая такая сумочка, чуть больше купюр по размеру, пустая… Почти. Хорошенькая сумочка. Таких в Гурьеве еще не делают… Постовой отошел. А Жангалиев сумочку прихватил, и — шмыг из машины на улицу, на ходу объясняет, что, дескать, с милицией у него свои отношения. И — ходу… А пачка, разумеется, лежит на сидении как лежала… Фролов ее в карман — и поехали, машину переоформлять… Тут раз — остановка. И светофор вроде зеленый… Не успел я сообразить что к чему, как дверцы распахнулись, и два мордоворота зажали меня с двух сторон. Так зажали, что и маму родную не помянуть… И по карманам… А этот знай гонит подальше от центра.

Раздражение майора прошло, он с любопытством слушал Ахмедова.

— Ну, не густо они на мне нажились! — он иронически скривился. — В карманах рублей восемьдесят, да в «кукле», что Фролов получил, — триста… Когда выяснилось все — отослал хозяин работничков. А что делать — сам лопухнулся.

— Почему же, все-таки около четырех сотен дернули, — вмешался капитан, тоже внимательно слушавший Ахмедова.

— Да нет. Деньги мне вернули — не из-за чего срамиться перед залетными.

— Даже по земле не покатали? — спросил майор.

— Честно говоря, стоило бы, но Фролов не велел. Понравилась ему наглость, с которой мы попытались его «кинуть» в родном городе… Все эти «куклы», «барсетки» и прочее фуфло нигде уже не проходят… Считают до последней бумажки. Остается одно — грабить. Конечно, многие ждут с заявлениями… Приходится толще отстегивать вашим, простите, коллегам, чтобы надежней прикрывали… А потому приходится активней работать… Заколдованный круг…

— Полегче, Ахмедов! Знаете конкретных взяточников — прошу дать показания, нет — извольте…

— Успокойся, капитан, — майор невольно поморщился. Уж очень все это в лоб. — Продолжайте, Ахмедов.

— Я-то ни о каких связях Фролова с милицией не осведомлен, — зачастил кооператор, почувствовав поддержку со стороны майора. — Мне и незачем было в Гурьеве прикрытие. А он среди своих стоит неплохо, и наших, ташкентских, знает. Ну, я и высыпал с десяток кличек серьезных ребят, попутно сказал, что приехал за флизелином, но дело не выгорело. Фролов обещал помочь. На том и расстались… Жангалиеву я об этом в гостинице рассказал. Деньги мы решили приспособить в аэропортовекой камере хранения — мало ли что…

— Это, пожалуй, поближе к главному, — заметил майор.

— Уже близко… В воскресенье Фролов привел к нам в гостиницу человека. Солидный, в возрасте. Это оказался Ачкасов. Он сразу показал образец флизелина. Материал — пальчики оближешь. И цена, можно сказать, бросовая. В Ташкенте за такой втрое переплатил бы — и радовался. Обговорили… Поставки раз в квартал… И это подошло. Мне до конца марта надо было оборудование перестроить, договориться о реализации, потому что с таким количеством сырья производство — ого как! — расширялось.

— Значит, вы все-таки Ачкасова чем-то ублажили?

— Я видел его всего один раз. В дальнейшем за все отвечал Жангалиев. Если что-то незаконно — претензии к нему. Я никаких бумаг с «Сатурном» не подписывал.

— Предусмотрительность — сестра свободы, — хмыкнул майор. — Вас пока никто ни в чем не обвиняет. Ну, а Фролов? Ему-то что от этих сделок с флизелином?

— Клянусь аллахом — ничего!.. Когда мы с Ачкасовым обо всем договорились, я у Фролова спросил, что он предпочитает — комиссионную сумму или постоянный процент?.. Он на меня волком глянул: «Ты, никак, за спекулянта меня держишь?.. Гуляй пока. Я своего не упущу. Не хватало, чтобы ташкентская братва считала, что у нас жулики торгашами заделались…» Я хотел возразить, но тут телефон зазвонил. Мы переглянулись. Знакомых — никого. Может, девки балуются? Бывает, проститутки берут у администраторов раскладку по комнатам, смотрят, где подходящие клиенты, потом вызванивают работу. А мы кооператорами и записались…



— Это уже не по теме, — заметил майор.

— Как сказать, — не согласился Ахмедов. — Звонили-то девки, да не те. За делами мы упустили из виду, что поселили нас только на два дня — какая-то областная конференция. И администрация, дождавшись рас четного часа, поспешила сообщить нам, что пора выметаться к лешему. Завтра нам быть в Гурьеве просто необходимо — требовалось оформить документы на флизелин. Не скандалить же? Попробовали, уговорить поднявшуюся к нам дежурную — глухо… Ачкасов, тот засобирался, моментально вспомнил о неотложных делах, что с него взять — торгаш. А Фролов сказал: поехали ко мне. Ну, мы и поехали. И не пожалели. К деньгам нашим он отнесся равнодушно. Курили, крутили старые видеокассеты. Я вообще не люблю садистов-каратистов на экране — их и кругом хватает, особенно у нас, в Ташкенте. Но что поделаешь — репертуар фильмотеки не больно блистал разнообразием… Сотоварищи мои обкурились, начался у них бесконечный треп… Короче, в понедельник, как я уже говорил, мы получили флизелин.

— Попрошу поподробнее — как это вдруг завод сменил гнев на милость?

— Юлеев мертв, но я все-таки скажу. Ачкасов мне объяснил, что в.Дальнейшем сырье будет отпускаться через «Сатурн», а Юлееву я могу полностью довериться. И действительно — на заводе в понедельник меня встретили как родного. Деньги за материал я перечислил, так что перед государством, чист, как родниковая вода. А то, что они там без меня ворочали — пусть сами и расхлебывают.

Взгляд кооператора светился, абсолютной искренностью. Грешно было не поверить, но Корнеев решил взять грех на душу:

— Знаете, Ахмедов, давайте не будем замутнять наши доверительные отношения. Нам известно, что «Юлдуз» получал в этом году сырье из Гурьева помимо вашего контейнера. Или будем выяснять это с помощью ОБХСС?

— Нет уж, увольте. Надеюсь, мы обойдемся и без посредничества этой внимательной организации, — натянуто улыбнулся кооператор. — Я просто подумал — зачем вам вся эта хозяйственная кухня, если вы расследуете уголовные преступления.

— Меня интересует и это.

— Извольте. Кооператив действительно в этом году в марте еще раз получил флизелин. Но я опять-таки не имею к этому отношения. В Гурьев ездил Жангалиев, он и пригнал оттуда «Камаз» с сырьем. И в этот раз он за ним поехал. Я выдал ему сорок тысяч, однако он заявил, что в одиночку не поедет и возьмет с собой человека, так будет спокойней. «Боюсь, — сказал он, — всех, в том числе и Фролова». Но без флизелина — зарез, и пришлось согласиться. А куда денешься? Я и подумать не мог, что он берет с собой Джекки. Это же все равно, что влезть между ворами и полоумным убийцей. Клянусь, я не имею ни малейшего отношения к гурьевским жутким делам… Правда, когда мне позвонили из Гурьева и предложили купить флизелин, я заподозрил неладное. Но велел приезжать, надеялся разобраться на месте. Я решил, что те, кто звонил, каким-то образом украли у «Сатурна» сырье…

Когда Ахмедов ушел, Корнеев расслаблено вытянул ноги и сполз на краешек кресла, потом не удержался и откровенно зевнул.

— Рахим, так что это за легендарный Джекки, который освятил своим пребыванием нашу гурьевскую тюрьму? Ахмедов любопытно рассказывал об этом борце против воровских традиций. Я даже заинтересовался не на шутку. Правда, его деяния у нас не больно смахивают на подвиги Робин Гуда.

— А, Игорь-джан, ты сам ответил на свой вопрос. Бандюга матерый. Не случись срыва — сам бы стал «законником». Данные подходящие. Из тридцати — двенадцать лет за решеткой.

— Надо полагать — с карцерами, БУРами и прочими прелестями? И от звонка до звонка? — майор встал и прошелся по кабинету, разминаясь. — Ты расскажи, а я погуляю по кабинету. Ничего?

— Какой вопрос?.. Путано жил мужик. Дали ему сначала девять лет. Через два года, за день до своего дня рождения, он шилом проткнул одному заключенному голову, смертельно ранив его, тем же шилом проколол почку вольнонаемному, случайно оказавшемуся свидетелем убийства. Один умер, другой выжил, и Мустафину добавили три года. Это потолок для несовершеннолетних. Естественно, перевели на строгий режим. Грубый, дерзкий, с бычьей шеей, немало он крови попортил администрации колонии. И не только ей… В карты по причине отсутствия сообразительности он, как правило, не играл, но однажды сорвался. Проиграл. Сумма получилась по лагерным масштабам приличная… А дальше неясно — не то товарищи собрали, не то ограбил кого-то прямо в зоне. Во всяком случае, рассчитался.