Рок

– Думаю, Роман, вы заблуждаетесь. В наше время люди чаще всего не касались темной стороны общества. Свои представления я, как и все добропорядочные граждане, черпал из газет и телевидения, и почти никогда из собственного опыта.

– О-о! Это тоже очень интересно.

– Нет, это возмутительно! – Алиса вмешалась опять. – Уже город начался, и я не хочу больше слушать скучных разговоров. А то сбегу от вас, сидите тут вдвоем и болтайте, сколько душе угодно.

– Прошу вас, не надо. Мне господин Харман рассказал, что восемь лет назад вы так и сделали. И эта шалость стоила моему предшественнику места, – голос Блюка был неподдельно озабоченным.

– Не волнуйтесь, – обиженно отозвалась Алиса. – Я уже не девочка, чтобы делать глупости.

Все замолчали. Они уже несколько минут ехали в черте города, проскочив, не останавливаясь, несколько пропускных пунктов. Глетчер только мельком заметил, как засуетились на них люди в униформе. Видимо, машину Хармана здесь хорошо знали.

– Нет, мистер Глетчер, – заговорил Блюк, заметив его заинтересованный взгляд, – машина здесь ни при чем, просто на ней стоит специальный электронный опознаватель с кодом высшего допуска, вот они и переполошились. А внешне эта машина ничем не отличается от тысяч других, которые есть в городе. Конечно, видно, что она очень дорогая, но в городе много богатых людей.

Глетчер хотел поблагодарить Блюка, но слова застряли в горле. Они как раз свернули с автострады на обычную улицу, обычную настолько, что астронавт остолбенел. Вокруг него неспешно двигался поток машин из его времени, только стекла у всех были затемненными. По тротуарам шли его современники: легкие курточки, юбки, костюмы, обувь… Все было из его времени, во всяком случае, отсюда, из машины, он не видел различий.

– Что с тобой, милый? – испуганно затормошила мужа Алиса. – Ты весь побледнел!

– Алиса! Ты только оглянись вокруг! – Глетчер смотрел на нее лихорадочно горящими глазами. – Смотри, это мое время! Вон люди идут, машины, даже светофоры такие же. И дорожные знаки! Как будто не прошло несколько тысячелетий. Но это невозможно, это, наверное, сон?!

– Ну и что? – Алиса презрительно надула губки. – Да у них здесь и через десять тысяч лет все будет по-прежнему.

– То есть как это?!

– Сейчас объясню. – Блюк спокойно и привычно лавировал в автомобильном потоке, впрочем, к дорогому лимузину относились здесь явно с почтением и уступали дорогу. – Мистер Харман предвидел вашу реакцию и поручил мне пояснить вам ситуацию. Все города планеты находятся в стадии оптимальной цикличности. Термин мало что объясняет, поэтому постараюсь его разъяснить. Социальный институт, как вам известно, организация древняя, практически ровесник Новой Цивилизации. Модель социума отрабатывалась несколько тысяч лет назад, поэтому в ее основу и вложили то, что вам, господин Глетчер, так знакомо.

– И с тех пор ничего не менялось?!

– Менялось, конечно. Иногда возникают обстоятельства, требующие вмешательства и коррекции, но в целом все остается прежним. Стабильность превыше всего: превыше изменений, превыше прогресса.

– Удивительно, – тихо произнес Глетчер.

Он долго молчал, глядя в окно, потом спросил:

– Правильно ли я вас понял, что стабильность достигается отказом от развития, от эволюции?

– В целом правильно, мистер Глетчер. Судите сами. Вот вы говорите – прогресс, развитие… А что это за понятия, что реально за ними стоит, в чем суть? Почему в ваше время они всегда были со знаком «плюс»? Это даже сомнению не подвергалось, априори принималось как достижения. Но ведь прогресс и развитие, в том смысле, как вы это понимаете, не могут быть самоцелью, ведь за ними что-то должно стоять, разве не так?

– Да, наверное. Во всяком случае, это логично.

– Ну, вот для вас – какими могут быть цели такого развития?

– Хм, пусть не звучат мои слова высокопарно, но я уверен, что прогресс общества должен исходить из блага всего человечества в целом и каждого человека в отдельности.

– Абсолютно с вами согласен, мистер Глетчер. Но в чем конкретно может выражаться это благо? Ведь не научными открытиями, не тоннами выплавленного металла, не количеством машин или объемами продуктов питания выражается оно; видимо, чем-то другим? Например, возможностью достойно жить, досыта есть, быть здоровым, растить детей и заниматься любимым делом. Разве не так?

– То есть вы хотите сказать, что решили все эти социальные проблемы: болезни, угрозу перенаселения, безработицу, голод?

– Именно это я и хочу сказать. В нашем обществе все продумано, во всем найдены разумные решения. Мы добились того, что все социальные величины констатированы, мы их знаем, мы их контролируем и регулируем. И подтверждают нашу правоту те несколько тысяч лет, в течение которых не было ни войн, ни эпидемий, ни революций. Люди довольны, а значит, нет необходимости что-либо менять.

Глетчер задумался. Мимо мелькали дома и улицы гигантского города, так похожего на города его времени, но они уже отошли на задний план, стали иллюстрацией логики Блюка, только неясно было пока, что он хочет доказать.

– А вы умелый полемист, Роман. Если все, что вы мне только что сказали соответствует действительности, то я не могу не согласиться с вашими доводами. Однако я понимаю, что вы меня подводите еще к каким-то выводам, скорее всего, неожиданным для меня.

– Я польщен, сэр. Но, право, вы напрасно ищете в моем рассказе скрытый смысл. Я лишь стремлюсь описать нашу цивилизацию, помочь вам в ней адаптироваться. И даже если поначалу наше мировоззрение покажется вам несколько отличным от мировоззрения ваших современников, я очень хотел бы, чтобы вы все же постарались нас понять. И только после этого делали окончательные выводы.

– Я постараюсь, Роман.

– Видите ли, наши убеждения строились на фундаменте громадного потрясения, вызванного катастрофой планетарного масштаба. Времена Большого Взрыва до сих пор отождествляются с апокалипсисом. Все народы и каждый конкретный человек получили психологическую травму, нет, скорее, глубочайшую, образно говоря, генетическую рану. Короткая эпоха безвременья ясно показала, как мало отделяет цивилизацию от прежнего дикаря, готового убивать и разрушать. Он спал в нас всегда, спит и сейчас. Это бесспорный факт. Будете спорить, мистер Глетчер?

– Нет, пока не буду. Атавизмы в человеческой психике, безусловно, есть. Продолжайте, пожалуйста, мне очень интересно.

– С удовольствием. Итак, люди Новой Цивилизации после Большого Взрыва и десятков лет страха и жестокости изменились. Они стали ценить благополучие, то есть то, что я уже называл: возможность спокойно жить, не голодать, иметь крышу над головой, ощущать свою защищенность и знать, что все эти блага надолго, навсегда…

– Мистер Блюк! Извините, вы так интересно рассказываете, что даже я заслушалась, хотя все это уже знаю. Можно, я тоже кое-что скажу Барри?

– Конечно, миссис!

– Барри, запомни три «А»…

– Алиса, я не понимаю…

– Не перебивай, сейчас поймешь. Три «А» – это наши древние ученые, родоначальники Новой Цивилизации, те, кто наполнили понятие социума новым смыслом, по заветам которых до сих пор строится наше общество. Запоминай, – Алиса взяла ладонь мужа и загибая на ней пальцы, нараспев, с большими паузами, начала перечислять знаменитые имена и фамилии: – Альфред Грин, Александр Храмов и Арон Шерин. Три «А». Повтори.

Глетчер выполнил ее требование, а она приподнялась и торжественно поцеловала его в нос:

– Молодец, получи награду. – Потом резво повернулась к Блюку: – Господин Блюк, я тоже молодец?

– Вне всякого сомнения.

– Тогда продолжайте, пожалуйста… – Ну что ж… Великие предки, три «А», как совершенно правильно заметила миссис Алиса, известны сегодня каждому ребенку. Эти мыслители впервые подошли к общественному строительству с чисто научной позиции, определили его параметры и задачи, создали теорию, давшую человечеству надежду и путь к новой жизни. Их идею можно сконцентрировать в одном емком слове: стабильность. Кстати, именно три «А» основали Социальный институт. Заметьте, господин Глетчер, наша государственная система весьма отлична от вашей.