Кастет. Первый удар

Она потушила только что начатую сигарету, тут же взяла новую и сказала:

— Спрашивай, ты же спросить что-то хочешь.

— А можно мне кофе? — спросил Кастет.

Светлана встала, потянулась за банкой кофе, достала кофемолку. Была она не в том, не вчерашнем халате, а в каком-то полупрозрачном творении, названия которого Кастет не знал, но чувствовал, что, если бы она расхаживала перед ним просто голой, это возбуждало бы его меньше. Длины халата хватало только на то, чтобы с трудом прикрыть ягодицы. Под тонкой гладкой кожей ног угадывалось движение мышц.

— Чего замолчал? — спросила Света, прекрасно понимая причину Костюкова молчания.

— Гламур, — не думая, выдохнул Кастет.

— Во-во, гламур, — согласилась Светлана, — а ты хоть знаешь, что это означает?

Кастет помотал головой. Как подросток, стыдящийся своего возбуждения, он нагнулся вперед, вцепившись в край стола.

— А означает это «колдовство», «очарование» и так далее. В общем, шик, блеск, красота… Я ж училка, мой юный друг. Английского языка училка. И французского…

Светлана присела перед ним на корточки, упершись круглыми загорелыми коленками в Лехины ноги, заглянула ему в глаза.

— Кстати, о французском.о Может, ты трахнуться хочешь, может, тебе невтерпеж, так давай… у меня, правда, месячные, но есть, знаешь ли, варианты…

Кастет помотал головой.

— Не сейчас. Давай поговорим.

— Давай. Ты вчера уже мялся, не знал, с чего начать. Пришел сам не свой, колбасу всю сожрал и спать завалился. Ты ж не спать ко мне приехал и не трахаться, значит, дело ко мне имеешь. Давай, говори.

— Ты мне поможешь? — неожиданно спросил Кастет.

— Помогу, — сразу согласилась Светлана, — если не страшно и если думать не надо. У меня, знаешь ли, два слабых места — передок и голова. Одно работает хорошо, другое — плохо.

Кастет замялся, говорить Светлане о своих делах или не говорить, впутывать совсем незнакомую бабу непонятно во что, скорей всего с кровью и смертью связанное, или, пока не поздно, отшутиться, трахнуть по-скорому и бежать. Бумажку с адресом-телефоном выкинуть, а кончится это все — жениться на Леночке и… Мысль о Леночке показалась ему пресной, как диетический стол в госпитальной столовке. Он поднял голову, увидел внимательные, умные Светкины глаза, словно читающие его мысли, и решился.

— Тут такое дело приключилось, Света… В общем, ты квартиру мою помнишь? Ну, где мы… Я в Москву уезжал, на пару дней, друзьям своим от квартиры ключи оставил, с ремонтом мне помочь. Приезжаю, друзей моих нет, девчонка знакомая сказала, что… Похоже, убили их. Что там на квартире случилось, не знаю… Я ведь к тебе просто ночь переспать приехал, о сексе и не думал, не до того было. Ты уж извини… Сегодня разбираться буду… Друзья… Понимаешь, у меня нет других таких, двое их было и обоих, наверное, нет уже, и получается — из-за меня. Если бы не попросил с этим ремонтом долбаным, ничего б и не было, а теперь…

Светлана поднялась с корточек, взяла сигареты, прикурила от смешной, в виде зайца, зажигалки и отошла к окну.

— Плохи твои дела, Лешенька. И мои — тоже. Не жильцы мы с тобой на этом свете.

Светлана говорила не поворачиваясь, в окно, чужим, бесстрастным голосом:

— Ты помнишь, как мы познакомились? Я стояла на набережной, ждала, долго ждала, потом пошла на Кировский, тачку ловить, а ты меня остановил… Я ж клиента ждала, Лешенька, ты не забыл, что я — проститутка, шлюха, блядь, как хочешь… А клиент этот, Лешенька, живет в твоем доме, в тридцатой квартире, зовут его Виктор Павлович Исаев, служит он в Главном управлении внутренних дел, в отделе борьбы с организованной преступностью, замначальника отдела, подполковник милиции. Откуда, спросишь, знаю я такие подробности. А оттуда, что в свободное от борьбы с преступностью время господин Исаев содержит ночной клуб под названием «Bad girls», не на себя, конечно, записанный, но это уже детали. Клуб этот находится на Васильевском, на Семнадцатой линии. Трехэтажный такой особнячок, со сквериком, с парковкой своей, все как в лучших домах. Первые два этажа неинтересные, все как везде — стриптиз, рулетка, столы карточные, ресторан. Кормят, кстати, вкусно, рекомендую. А вот третий-то этаж — занятный. На дверях табличка висит «Административный этаж», на двух языках табличка, потому что клуб престижный и клиент большей частью как раз на втором языке-то и разговаривает, но администрации там нет, в другом месте администрация находится, а на этаже расположены кабинеты, как прежде это называлось, где оказывают состоятельному населению нетрадиционные сексуальные услуги. И я, Лешенька, там работаю, в «группе поддержки садомазохистских настроений в обществе». Насчет «группы поддержки» я шучу, а вот все остальное, к сожалению, правда. Там не только «садомазо», но и геи, и лесбиянки, и мужики для бизнесвумен имеются, а в той части этажа, что в скверик выходит, там малолетки — пацаны и девчонки. Дети, настоящие дети, десяти, одиннадцати лет. В двенадцать-то девчонка уже в разряд взрослых переходит, у ней уже все, что бабе нужно, имеется, в том числе и опыт. Но и это еще не все. Господин Исаев контролирует, или, как бандюги говорят, держит большую часть вывоза за рубеж наших девчонок, в бордели тамошние. Да с местных какие-то деньги стрижет. А еще слышала я — он братве услуги всякие оказывает, за границу переправить, кому очень горячо здесь становится, еще что-то, по основной своей, так сказать, специальности. И вчера узнала я, что сейф у господина подполковника вскрыли. Получается, из твоей, Леша, квартиры вскрыли. Стену продолбили и с задней стороны, где у сейфа металл не такой прочный, вскрыли и все, что в сейфе было, унесли. Вот и думай теперь, Леша, долго ли тебе ждать осталось, пока вся питерская милиция тебя найдет, а как найдет — ты уже, считай, труп. Потому что не нужен подполковнику Исаеву человек, который про его сейф знает и про то, что в этом сейфе находилось. Ты, может, и знать ничего не знаешь, тебя, может, и в городе в это время не было, но квартира-то — твоя! Значит — лишний ты в этой жизни человек и исчезнешь из нее незаметно, хорошо, если безболезненно исчезнешь. Да и я вместе с тобой, как подружка твоя, в делах твоих запутанная. Вот такие мы с тобой Бонни и Клайд российского разлива получаемся…

Глава 7

НА ВСЯКОГО ПСА НАЙДЕТСЯ ВОЛК

Кирей сидел на веранде каменноостровского дома, пил тошнотворный сок заморского плода — грейпфрута и грелся в лучах апрельского, не жаркого еще солнца. Из невидных колонок доносилось тихое бормотание хорошей иноземной музыки—в отличие от остальной братвы Кирей не уважал «Русский шансон». Все располагало к спокойной радости жизни, а Кирей жизни не радовался — он ждал Сергачева.

Петр Петрович появился тихо и внезапно, словно воплотился из куста или стоящей неподалеку березки.

— Беда у нас, — сказал вместо приветствия Сергачев. — Не уберегли мы Леночку.

— Бля! — выругался Кирей и отшвырнул в кусты стакан с невкусным, но полезным соком. — Что случилось? Костюков живой? Что с этим, как его, доктором?

— Нет нигде доктора, жена его в панике, к ней не приходили, но у дома замечены два топтуна, явно исаевских. Я тоже там пару человечков оставил, на всякий случай.

— Не мало двоих-то будет?

— Мои человечки покруче исаевских будут, одного бы хватило, я уж подстраховался. А Леночка… У нее вчера выходной был, так к ней домой приехали, документ какой-то показали и увезли, для беседы, на пару часов. Матери сказали, чтобы не беспокоилась. Уточним, сказали, ряд вопросов и привезем в целости и сохранности. И все, с концами. Думаю, жива. Но держат где-нибудь на хате, как заложницу. Костюкова нет. К ментам он не попал, я бы знал об этом, значит, живой пока. Ребята мои в диспетчерской, в рабочем журнале нашли записку для него.

Сергачев протянул было бумагу Кирею, но тот отстранился:

— Сам читай, я без очков.

— Да читать-то особо нечего. Что-то про тайник школьный, сам, пишет, свяжусь. Значит, заныкался где-то. И подпись — Петр Чистяков. Выяснил я — они учились вместе с Костюковым, еще со школы дружат, так что, надо думать, это главный фигурант в нашем деле, его искать надо.