Дети хлебных времен

– Это когда ганийцы якобы вознамерились оккупировать наши земли?

– Вот-вот! Только вожди тогда вроде бы все уладили, но до конца ли? То есть даже если уладили, угроза-то ведь осталась, верно? Именно поэтому наши верховные и решили создать тоннель, позволяющий в считанные сезоны перебросить в центр Гании лучшие из наших боевых когорт.

– О чем ты, чудачок? Какие соединения? Ты сам-то видел хоть одно?

– Видеть не видел, но они же наверняка имеются.

– Это ты внукам своим будешь рассказывать. Чтобы спали лучше.

– Не знаю… По-моему, если есть верховные вожди, должны быть и силы, на которые они опирается. Или вы считаете, что у нас, у тараков, даже правителей своих нет? А кто же тогда отдавал приказ рыть каналы на Матане? Кто отверг ультиматум ганийцев? Или те же указы по переустройству Пещер. Неужели забыли? Вместо овальных сводов – кубические, вместо деревянных ворот – каменные.

– Ну, положим, правители у нас действительно есть. – Кайсан звучно сплюнул себе под ноги. – Но дальше-то что? Никак не возьму в толк, к чему ты клонишь.

– Я к тому клоню, что этот тоннель – ни что иное, как секретная тропа, скрытно выводящая в тыл к противнику… – Обводя невидимое пространство, Кревет взмахнул руками и тут же споткнулся на камнях.

– Под ноги гляди, стратег, – пробурчал Согомак.

– Я почти уверен, – воодушевленно продолжал Кревет, – что это была первая проба сил. Так сказать – попытка сократить расстояние между мирами.

– Если верить Умнику, – вмешалась Беана, – миры без того сжимаются. Зачем же еще сокращать расстояние?

– Ты ничего не понимаешь! Мы ведь можем упредить их! И потом я говорю о неумолимости законов, повелевающих вселенной, о смысле существования тараков. Ведь с каждым сезоном положение хуже и хуже, а мы все-таки живем. Значит, зачем-то это все нужно, разве не так?

– Ерунда все это! Вселенная, законы какие-то… – Рох замысловато выругался. – Мылят нам головы – и больше ничего! Чтобы мечтали о жратве, ненавидели ганийцев и не думали о главном.

Согомак заинтересованно обернулся.

– А что, по-твоему, главное?

– Главное?… – Рох отозвался не сразу. Должно быть, пытался освоить непривычную для себя мысль. – Главное, я так считаю, – это свой маленький смысл каждого из нас. Не племени, не Пещер, а каждого в отдельности.

– Хорошо, но сам-то ты как себе это представляешь?

Рох недовольно передернул плечом. Вопрос явно поставил его в тупик.

– Я знаю только то, что мы здесь вовсе не главные. Нам кажется, что мир был создан для нас, а это неверно.

– Что, что?

– То самое. Плоды ямуса, посаженные в огороде, тоже, наверное, думают, что они первые среди первых. И ведать не ведают, что все их поголовье зовется попросту урожаем. – Рох начинал потихоньку заводиться. – Нам с детства талдычили, что тараки – цари природы, что тараки – пуп земли. Только вот ютимся мы отчего-то до сих пор в жалких пещерах и нос боимся высунуть наружу. О землетрясениях, о Вихрях ничего не знаем. Откуда взялись Райская Чаша, Ревун или Холодная Гора – опять же не имеем понятия. Вот ты, Согомак видел Райскую Чашу, и что тебе это дало?

Проводник хмыкнул.

– Пожалуй, ничего.

– То-то и оно, что ничего. Куда ни глянешь, кругом хлябь и потемки. Единственное, что мы в состоянии рассмотреть – это сугубо самих себя. Стало быть, в этом и заключен единственный смысл.

– Чего это тебя вдруг понесло? – Удивился Кайсан.

– А то и понесло, что надоело. Рассуждаем, спорим о чепухе разной, а главного не касаемся.

– Да-а… Жаль, Умника больше нет, ты бы с ним нашел общий язык…

– Тихо!

В наступившей тишине Согомак опустил голову, заставив себя прислушаться к возникшему в груди беспокойству. Это не было страхом, который он знал, – нечто внутри него ерзало и трепетало, предупреждая о чем-то абсолютно незнакомом. Так или иначе они были в этом тоннеле не одни. Что-то живое и огромное двигалось таракам навстречу.

– Ну? Что там такое?

– Кто-то к нам приближается. – Согомак по-прежнему не поднимал головы.

– Цефал?

– Не похоже… – Проводник, прищурившись, всмотрелся в темноту. Близость чего-то чужого ощущалась уже совершенно явственно. Повеяло далеким ветерком, а чуть позже в воздухе возник странноватый запах. Во всяком случае никогда прежде тараки с подобным запахом не встречались. А чуть погодя они услышали раскатистое сопение.

– За мной! – Интуитивно угадывая дорогу, Согомак бросился к изрытым стенам, стремительно полез наверх. Примолкнув, спутники поспешили следом.

Будь это цефал, он наверняка бы почувствовал путешественников. Или давно бы уловил аромат загруженных в баулы продуктов. А уж тогда песенка тараков была бы спета. Однако Нор их не обманул. Это был калон, и мелочевка вроде шмыгающих под ногами тараков его абсолютно не интересовала. Чуть покачиваясь, шерстью подметая пол и стены, чудовище гулко протопало мимо. Сверху посыпалась земляная крошка, почва ощутимо содрогнулось. Как показалось Согомаку, размерами зверь превосходил цефала втрое или даже вчетверо. Во всяком случае теперь нетрудно было поверить, что этот тоннель прорыл именно калон.

Какое-то время путешественники еще прижимались к камням, прислушиваясь к удаляющемуся топоту. Спускаться вниз совершенно не хотелось. Вероятно, каждый представил себе, что будет с тараком, на которого опустится ноженька такого исполина.

– Раздери меня на части!.. Кто это?

– Калон, – шепотом произнес Согомак.

– Какой еще калон?!

– Самый обычный. Заявился сюда и вырыл эту норку.

– Но ты нам ничего о нем не рассказывал!

– Не уверен был, потому и не рассказывал. Пурги уверяли, что тараков он не трогает, а остальное меня не интересовало.

– Ничего себе – не трогает! Меня чуть шерстью со стены не смахнул.

– Но ведь не смахнул же, – Согомак вяло улыбнулся. – Думаю, нам лучше здесь не засиживаться.

– Это точно!..

Торопясь и оскальзываясь, путники полезли вниз. Согомаку даже не пришлось подавать команду, – в путь-дорожку тараки припустили более чем резвым шагом.

Далее все протекало вполне буднично. Оставив проход за спиной и двигаясь вдоль кромки багровых скал, путешественники очень скоро добрались до подножия Слоистых Гор. Если кто и не знал первопричину столь странного названия, то очень быстро недоумения рассеялись. Каменная поверхность, мимо которой они шли, сплошь и рядом пучилась нездоровыми вздутиями. На частых изломах легко просматривалась многослойная структура скального массива. Пожалуй, лучше других Согомак знал коварство подобного рельефа. Любое даже самое простенькое землетрясение колебало и расшатывало рыхлые склоны. Выветрившиеся слои начинали один за другим оползать, затирая неосторожных селян, смешивая привычные тропы и открывая каверны, ранее о которых никто не догадывался. Жители здешних мест шаткости своего положения обсуждать не любили, как не любили и заглядывать далеко вперед. Никто не рыл основательных пещер, не сооружал хижин. Ютились в тех же случайных кавернах, прикрытых ветхими плитами, а от Вихрей и прочих невзгод прятались кто где, полагаясь на случай и провидение. Лучше других аборигены этих мест знали, что катакомбы не способны защитить их от внешних невзгод. Бывало, те же Вихри лупили по горам совершенно вслепую, в крошево разбивая непрочные породы, выкашивая целые семьи поселенцев. Нищие, вконец опустившиеся жители к подобным смертям относились с удивительным равнодушием. Цена жизни в этих краях скатывалась до абсолютно ничтожных величин. Раба или рабыню можно было купить за ковригу ямуса, а можно было обойтись и вовсе без ковриги, забрав тех же рабов силой. И никому из участников похода даже в голову не приходило напрашиваться к кому-либо из хозяев в гости. Очень уж убогонькими выглядели местные лачужки – настолько убого, что даже хижина покойного Умника вспоминалась как жилище вполне роскошное.

Стоило им углубиться во дворы, как их окружила толпа малолетних попрошаек. Крохотные и грязные ребятишки крутились между ними, все враз балабонили нескладную тарабарщину. Таращась на битком набитые баулы путешественников, они протягивали худые и грязные ручонки, цепляли за лямки. В конце концов Беана не выдержала и подала самым маленьким несколько кусочков ямуса. Этого не следовало делать, но Согомак не успел ее предупредить. Ямус немедленно исчез среди немытых тел, и уже через пару мгновений, рыча и визжа, сборище нищих смешалось в единый безобразный ком.