Страница 45 из 52
В ЗЕДАЗЕНИ
Лето заканчивается поспешно, лето заканчивается на дворе. Поспела ежевика, ежевика поспела и боярышник на горе.
Листвою заметает овраги, здесь эхо такое большое да ломкое. А небо над ущельем Арагви все такое же синее и далекое.
Хорошо иметь его, хорошо иметь его в сердце... О, как стройна дорога на Имеретию, дорога на Имеретию прямая, словно струна.
Как эти места чисты и добры, как быстро здесь дни летят. Над Зедазени шелестят дубы, дубы шелестят...
В ШИОМГВИМЕ
Железный балкон, уютный и ветхий. О, люди редко бывают тут. Зато миндаль сюда наклоняется веткой, и липы опадают, когда отцветут.
Эти деревья намного старше, намного старше, чем я и ты. Но неужели этим деревьям не страшно одиночество келий и темноты?
ВХОДИЛА В ГУРИЮ КАЛАНДА
Я помню изгородь под инеем. Снег падал тихо и светло. Кричит петух - и вспоминаю я мое гурийское село. Проламывалась наледь тонкая под грузом шага моего, и лаяла устало Толия, сама не зная, на кого. Похожий на большую букву, один на вековом посту дуб укрывался, словно в бурку, в свою дырявую листву. Глубокий снег следы марали, тропинка далеко вела, и возле вещего марани был ветер пьяным от вина. Все это - где-то и когда-то, но позабыть о том нельзя... Входила в Гурию каланда и чичилаки нам несла.
ПО ДОРОГЕ В БЕТАНИЮ
Шиповник, смородина, и черника, и боярышник иногда. Дождь прошел... И привольно и дико по горам сбегает вода.
Мы идем... И холодные, ясные дуют ветры. Деревья дрожат. На тропинкекаштановые, ясеневые и дубовые листья лежат.
Мы подходим к ущелью Самадло. Снова дождь нас вводит в обман. Я хочу быть с тобою. Сама я словно горы и словно туман. Шиповник, смородина, и черника, и боярышник иногда. Дождь прошел... И привольно и дико по горам сбегает вода.
x x x
Снег аджаро-гурийских гор, моих гор родных. О, какой там большой простор, какой чистый родник! Маленькая мельница на Губазоули у ворот моего двора. Там лавровишни давно уснули, и роса их сладка и добра. О родина, уже, наверное, год я не виделась с ней! Снег аджаро-гурийских гор, туман и снег...
x x x
Охотник сумрачно и дерзко раскладывает западни. Здесь ходит горная индейка ее подстерегут они. О, по опасной той аллее мы пробегаем много дней. Как годовалые олени, пугаемся своих теней. О, будь, индейка, осторожна, не проходи по той тропе. Ты слышишь? Горестно, тревожно твой милый плачет о тебе.
ЗВЕЗДЫ
Апрельская тихая ночь теперь. Те птицы и эти свои голоса сверяют. О звезды, невозможно терпеть, как они сверкают, как они сверкают! Земле и небу они воздают благодать и, нарушая темноту этой ночи, сверкают, сверкают издалека видать! мои звезды и твои очи. Теперь апрельская тихая ночь, и глаза к ней медленно привыкают. О звезды мне это все невмочь, как они сверкают! Как они сверкают!
x x x
Громче шелести, осина, громче, мать-земля, гуди. Живы мы! И зло и сильно сердце прыгает в груди. Лес! У нас есть листья, губы целоваться, говорить. О, гуди - пусть эти гуды будут в воздухе бродить!
РАЗГОВОР С ЧИАМАРИЕЙ
В ДЕНЬ ПОБЕДЫ
О медлительная побелка этих яблоневых лепестков! Так здравствуй, победа, победа, победа во веки веков! Выходи, чиамария, празднуй, тонко крылышками трубя. Мои руки совсем не опасны мои руки ласкают тебя. Возмужавшей земле обожженной не управиться с новой травой. Где наш враг? Он лежит, пораженный справедливой и меткой стрелой. Чиамария, как мы тужили, как мы плакали, горе терпя, но смеется герой Цицишвили, защитивший меня и тебя. Чиамария, мир, а не горе! И, вступая в привычки труда, тут степенно пройдется Никора, и воскреснет за ним борозда. Как Никора доволен работой! Как глаза его добро глядят! Я стою среди луга рябого. "Гу-гу-гу..." Это вязы гудят...
Я СЛЕЧУ, СИРЕНЬ...
Небо синее, нет у неба предела здесь, близко, и там, далеко. Появилось облачко и поредело. Небу тайну хранить нелегко.
Я прикрою веки, прикрою веки, чтобы мир едва голубел н серел. Слечу я на твои синие ветки, на твои синие ветки слечу, сирень!
Я буду петь твоим мелким цветочкам, о, буду петь, буду только петьтвоим прожилкам, крапинкам, точкам, потому что не смогу утерпеть.
Я буду петь голосисто и тонко. Как мне хочется петь, сирень! Никому так не хочется! Может быть, только небу хочется так же синеть.
О облака! Я догнать их надеюсь. Я за ними следую всегда и сейчас. Но куда я денусь? О, никуда не денусь, сирень, от твоих сиреневых глаз.
О, зачем мне скрывать эту тайну? Навеки, навсегда одного хочу. Я слечу на твои синие ветки, на твои синие ветки слечу.
x x x
Когда прохожу по долине росистой, меня, как ребенка, смешит роса. Цветы приоткрывают ресницы, к моим глазам обращают глаза. Я вижу движение каждого пестика, различаю границу утра и дня. Ветер, подай мне цветок персика, травой и листьями осыпь меня! Я, эти цветы нашедшая, хочу, чтоб они из земли вылезали. И как сумасшедшая о, сумасшедшая хохочет трава с растрепанными волосами. Деревья сняли свои драгоценности и левой пригоршней меня забросали. Вот драгоценности все они в целости. Деревья, вы понимаете сами. Я тоже, я тоже сошла с ума. Всего мне мало, и все мне мал(! Хохочет, хохочет не я сама! хохочет, хохочет сердце мое! И ты на исходе этого дня листьями и травою прогоркшее осыпь меня, да, осыпь меня, но только правой пригоршней!
x x x
О бабочек взлеты и слеты! Может быть, я ошибаюсь. То слезы, но добрые слезы. Я плачу и улыбаюсь.
Я выросла в поле, где средь травинок капли росы навешены. Я веточка, полная зеленых кровинок, срезанная невеждами.
Я стану свирелью, свирелью зеленой! Нагряну к вам трелью, трелью залетной!
Я этого воздуха обитательница, не страшащаяся ничего. Я плачущая обладательница сердца твоего. С горных пастбищ, для любви навеяна, медленно я поднимаюсь кверху.
О земля, если б ты мне не верила, я бы обратилась к ветру: О ветер, докажем, докажем скорей, докажем каждому, что я свирель.
Дохни и медленно и жалобно польется песня из зеленого желоба. И прислушаются люди чутко, и уловят мое дыхание, и поймут они силу чувства, обращенного в это звучание.
Я СОВСЕМ МАЛЕНЬКАЯ ВЕТОЧКА...
Вот я стою - ни женщина, ни девочка, и ветер меня гладит по плечам. Я - маленькая, маленькая веточка. Садовник, утоли мою печаль.