Страница 19 из 20
— Это я, деда! — крикнул Илюха и приветливо помахал ему рукой.
Старый Саввушкин поднялся навстречу внуку. Во рту — неизменная самокрутка.
— Вона кто припожаловал. Ну, здравствуй, здравствуй. — Дед обнял внука, усадил рядом, поправляя на плечах старенькую бурку. В ней дед походил на заправского казака.
От костра темнота за кругом света показалась густой, плотной. Весело трещали сучья, взметая вверх языки пламени, затевал тоненькую песню закопчённый чайник.
— Видишь, дедуня, обещал, что проведаю… — сказал Сип, подкидывая топливо в огонь.
— Спасибо, уважил. — Глаза у старика потеплели. — Зараз чайком побалуемся. Консерва у меня есть, хлебушек, сахар…
— Спасибо, есть не хочу.
Но дед все равно захлопотал, разложил нехитрую еду.
— Я налью чайку, а ты уж смотри сам. Угостить больше нечем, кавуны ещё не поспели.
— Так посидим, — предложил Илья.
Степь заснула. Только с реки доносился концерт лягушек. Сип все-таки взял кружку с чаем и вертел её в руках, не зная, с чего начать.
Разговор завёл дед.
— Что-то, смотрю я, ты нос повесил, а, казак? — спросил он, хитро поглядывая на внука.
— Я к тебе по делу, — признался тот.
Старый Саввушкин покряхтел, устраиваясь поудобней.
— Какие же дела на ночь глядя? Признавайся, чего нашкодил, махновец?
Сказал он это без злобы. Деду очень хотелось услышать, как жил внук все это время на Пионерском.
— Ничего не нашкодил, — запальчиво ответил Илья.
И добросовестно рассказал про историю с Васей и приключения на острове.
Дед воспринимал все очень живо. Громко смеялся, бил себя по коленям.
— Ну, махновец, ну, Саввушкин! — только и повторял он, утирая слезы, выступившие от смеха. — А ко мне-то зачем припожаловал?
Предстояло самое трудное. Начал Сип осторожно:
— Понимаешь, деда, меня от работы отстранили. На десять дней.
— Как это? — Дед Иван сдвинул брови. — Нет такого закону.
— Отстранили, и все.
— У нас каждый имеет право на труд.
— Тяжело мне, дедуня, — пожаловался Сип. — И ещё каждая козявка может издеваться…
— Да уж без дела сидеть — хуже не придумаешь, — согласился старый Саввушкин. — Помнишь, прошлым годом я с ревматизмом в больнице лежал? Кажется, лежи себе полёживай, плюй в потолок. День я так промаялся, другой, третий. Потом думаю: нет, Саввушкин, этак от безделья душу богу можно отдать. Руки, главное, зудят без работы. Встал я потихонечку, стал истопнику помогать. Не шибко, конечно, но как уж мог. Веселее дело пошло. И болезнь скорее на убыль. Врачиха прознала, накинулась. В постелю, мол, режим. Я ей гутарю: раз так, то выписывай меня, и все тут. Лечи, но от дела не отрывай. Поругалась, отступилась… Я ни дня не могу без дела. Человек дело делает, а дело, в свою очередь, человека поддерживает. Кто не работает — пустое создание. Нет ему уважения. А у нас в роду все работящие. И отец твой, и я, и мой батяня, то есть твой прадед, и дед мой. Мы, Саввушкины, такие… — Старик подкинул в костёр сучьев.
— Я тоже Саввушкин, — сказал Сип. — А меня отстранили.
— Нехорошо, — покачал головой дед. — И чем помочь, прямо не удумаю.
— Можешь, дедуня, — грустно проговорил Илья. — Для тебя это ничего не стоит. А я уж так буду работать, так…
— Верю, верю, внучек. Мы, Саввушкины, такие, — улыбнулся дед Иван. — Выкладывай, чем это я могу подсобить?
— Поручись за меня.
Дед с прищуром посмотрел на внука.
— Как же это, брат? Да рази я имею право ручаться?
— Конечно. Я не подведу, работать буду как зверь! — воскликнул Сип.
Дед подумал, крякнул, почесал свою бородёнку.
— А товарищи твои как? — спросил он.
Сип пожал плечами.
— Каждый говорит: как все, так и я.
— Стало быть, сообща решать будут? Это хорошо. Коллектив неправильно не решит, — рассуждал старик. — Думаю, что на собрании вашем в твою пользу выйдет.
— А если нет? Пионервожатый ведь сказал, что без поручителей…
— Поручатся! Помяни моё слово, — убеждал дед внука.
— Ну как, поручишься ты за меня? — напрямик спросил Илья.
Дед посмотрел на костёр, сгрёб в кулак бороду и сказал:
— Я бы всей душой… Но… — Он махнул рукой. — В общем, не волен оставить свой пост. Мало ли что случиться может? Скотина забредёт или ещё чего…
Илья поднялся. Дед засуетился.
— Не посидишь ещё? Погутарим…
— Пойду, — сурово бросил Илья.
Стоило ехать в ночь, чтобы услышать от деда отказ. А если Макар Петрович проверит, вернулся ли Сип к отбою? Придётся выслушивать нотацию…
— Кавуны поспеют, милости прошу! — крикнул вдогонку Саввушкин-старший.
Илюха что-то буркнул в ответ и зашагал назад, к реке. Его волновала одна мысль — скорее вернуться на Пионерский. Как он ни был раздосадован, но пожалел, что простился с дедом не по-человечески. Если поразмыслить, то старик прав: очень он серьёзно относился к своим обязанностям. Дед и так не раз выручал Сипа и теперь не капризничал.
Илья шёл, не разбирая дороги.
И вдруг земля ушла у него из-под ног. Не успел Сип даже испугаться, как скатился куда-то по траве и запутался в гибких ветвях. В темноте он не заметил, что вышел на берег, который здесь круто обрывался к Манычу. Хорошо хоть не камни…
Илюха поднялся, потирая ушибленные места. И тут до него ясно донёсся мужской голос:
— Степ, слышь, вроде ветка треснула, а?
Затаив дыхание, Илья вглядывался в темноту.
Впереди поблёскивала река. В воде застыли две фигуры.
— Тьфу ты, — ответил другой голос, — все тебе мерещится. Ты сеть получше натяни, край ушёл под воду.
— «Мерещится, мерещится», — пробурчал первый голос. — Вот застукают…
— Не каркай. Саломатин ищет на островах. Сам же видел, как он пошёл на лодке вверх… Держи, говорю, крепче. Дёрнул меня черт с тобой связаться. Хуже бабы… — прошипел второй.
— Не связывался бы. Я не напрашивался.
— Хватит, не долдонь. Небось денежки щупать горазд. Можешь завтра катиться подальше.
— Будет тебе, Стёпа, — примирительно сказал первый голос. — Крупно сегодня фартит, а?
— Не сглазь. Добре взяли…
«Браконьеры! — молнией сверкнуло у Сипа в голове. — Вот гады! Ведь рыбнадзор на пять лет запретил лов сазана, а они его сетью таскают…»
Ближний мужик повернулся лицом к берегу, и Сип при лунном свете узнал Степана Колючина — известного на всю Тихвинскую дебошира и пьяницу.
Илюха, не помня себя от волнения, вылез из кустов и поднялся на обрыв. Сердце колотилось так, что казалось его стук слышен на всю округу.
Сип огляделся. И заметил рядом что-то поблёскивающее при лунном свете. Пахнуло бензином.
«Мотоцикл», — подумал Саввушкин. Действительно, это был мотоцикл с коляской. А в коляске лежало что-то мокрое, пахнущее тиной. Илья пощупал мешок. Сквозь мешковину ощущалось, как шевелится в нем крупная рыба. Сип провёл рукой по замку зажигания.
Ключ на месте!
Что его подтолкнуло, Сип не знал. Но решение созрело в одну секунду. Он вскочил в седло. Взревел мотор. И Саввушкина понесло мотать, бросать во кочкам.
— Стой! Стой, сатана! Убью! — полетел вдогонку страшный крик.
Это ещё больше подхлестнуло Илюху. Он выжал на всю катушку газ и, не оборачиваясь, помчался к спасительному костру деда…
Старик был ошарашен столь внезапным и странным возвращением внука.
— Деда, деда! — взволнованно крикнул Илья, осаживая мотоцикл около шалаша. — Браконьеры! Кажется, Колючин, второго не рассмотрел.
Дед ощупал мешок.
— Вот бандюги! Сколько рыбы… Кати к Саломатину.
— Он на реке, на островах… Колючин сам говорил.
— Тогда к участковому. А где энти бандиты?
— Прямо, под обрывом… Сбегут небось…
— Не сбегут. Я Колючина знаю. Пока сеть не выберет, не уйдёт. Жадюга, каких свет не видывал…
И дед с неожиданной для его возраста резвостью припустился в сторону речки. Сип развернул мотоцикл и помчался к станице…
Когда они с участковым инспектором милиции прибыли к Манычу, их взору предстала живописная картина.