Анахрон. Книга вторая

И вот свершилось… гм… чудо. Вместо девушки — три здоровенных облома, что дрыхнут сейчас в гостиной. Вандалы, понимаешь ли.

Это тебе не подкидыш в пеленке, в приют не снесешь. И не назойливые родственники из провинции, в провинцию обратно их не ушлешь. Куда их усылать прикажете? На реку Быстротечную? Анахрон работает через пень-колоду. И вообще базовый блок — на самостийной Украине.

Для чего, спрашивается, с Натальей разводился? Свобо-оды захотел. Кушай теперь свободу столовыми ложками. Дели теперь потом политую жилплощадь — и с кем? С вандалами. Они у слоников живо хоботы поотбивают… Их же до сих пор за вандализм только и помнят.

Такие мысли мучительно и бессвязно обуревали Сигизмунда, пока он излагал сестрицам краткий курс истории Анахрона. Те слушали: Аська — разинув рот, Виктория — с непроницаемым лицом. Когда Морж завершил повествование, легковерная и чувствительная Аська, забыв свою былую обиду, запричитала:

— Ой, Моржик, ой, бедненький, как же ты крышей-то не поехал? Такую тайнищу в себе носил лютую! За ней сам страшный Берия охотился, а ты сберег! Тебя опасности подстерегают!.. Ой, Моржик, а вдруг тебя убьют…Слушай, может, тебе у меня теперь вписаться? Мы тебя загримируем. Парик там, бакенбарды… Родная мать не узнает.

Виктория, молчавшая все это время, вдруг тряхнула головой и сказала:

— Нет. Не могу поверить. Где доказательства?

Сигизмунд устало потер глаза. Поднял голову. И вдруг уткнулся взором в странную вещь. Не сразу даже понял, что это такое.

С люстры свисала петля, сделанная из бельевой веревки.

— А это еще что?

— Это, — гордо поведала Аська, — я вешаться хотела. В последний миг передумала. Чудо спасло!

— Итак, — сказала Вика, докурив третью сигарету. — Резюмируем. Твой дед, товарищ Стрыйковский, сталинский прихвостень и создатель ГУЛАГа, построил адского монстра. Потом состряпал комплот и с тем почил. Боевой товарищ дедушки, мирный пенсионер-заговорщик, шантажом и угрозами вовлек тебя в дедушкин заговор, и теперь ты влип по уши. Так?

— Так, — мрачно согласился Сигизмунд.

— Что собираешься делать? Отдавать свою квартиру вандалам? А вдруг их сюда целое племя принесет?

— Запросто, — поддакнула Аська. У нее загорелись глаза. — Надо, Морж, идти в ментовку и каяться. У меня тут было тяжелый период, я каждый день ходила к батюшке в церковь и каялась, каялась… во всем каялась. О чем вспомню, в том и…

— Да нет, какая тут ментовка, — сказал Сигизмунд.

— Слушай, Виктория, — вдруг насторожилась Аська, — а что, если он нас с тобой парит?

— Не парит. Попроси, он тебе доказательства покажет.

— Своди нас лучше в Анахрон, Морж. Ну своди, чего тебе стоит? Там что, пещера Лихтвейса, да? Там есть озеро?

— Колодец. А в колодце злой Горлум.

— Да, — задумчиво сказала Вика, — про ментов лучше забыть. Никто нам не поможет. Против призрака коммунизма не попрешь.

Сигизмунд чувствовал, что засыпает. Усталость брала свое. Аська ткнула его твердым кулачком в плечо.

— Ты, Морж, главное — не ссы. И ни в чем не сознавайся. А если менты тебе подземным Анахроном тыкать начнут с отпечатками — говори, будто случайно нашел. Или еще лучше — кричи, мол, они сами же тебе его и подбросили! Меня раз с марь-иванной взяли, так я…

Вика вдруг проговорила что-то на вандальском языке. Сигизмунд устало посмотрел на нее. Вика хмыкнула.

— Я сказала: утро вечера мудренее, по утрам могучий юноша-вождь Сигизмунд Борисович не такой бесноватый.

Аська заявила, что сигизмундов флэт надобно освобождать, ибо от пипла на флэту не продохнуть. И вообще ей, Аське, выспаться бы надо. А то завтра на репетиции день-деньской прыгать-плясать.

Сестрицы двинулись к выходу, стали возиться с шубами и сапогами.

— Куда? Простудитесь! — вскинулся Сигизмунд. Вот еще не хватало… — Погодите, хоть на машине вас отвезу.

Вышли во двор. Аська вдруг повернулась к Сигизмунду и сказала ему вполголоса:

— Знаешь, Морж, это все-таки твои родственники. Попробуй не смотреть на них как на врагов. Они ничего мужики… Славные. Человеку, Морж, нужна надежная опора в этом качающемся мире.

Случаются у Аськи такие всплески человечности. Всякий раз они вызывали у Сигизмунда удивительно теплые чувства.

В гараже пахло. Несильно, но однозначно. Ошибиться невозможно. Ощутимо несло падалью.

С чего бы это? Когда с Вавилой заходили, вроде бы, попахивало, но тогда Сигизмунд не придал этому значения. Сейчас запашок стал, вроде бы, сильнее.

Ох какие неприятные мысли кольнули Сигизмунда!

Аська всунулась в гараж, потянула носом.

— Что у тебя там, Морж? Чем у тебя воняет?

— Я же вам растолковывал. Это дедова сигнализация. Так, Асенька, пахнет тайна, — ответил Сигизмунд.

— Сдох кто-то, что ли?

— Скорее, народился… Поехали.

Всю дорогу они молчали, девицы кемарили, Сигизмунд пытался не спать. Один раз стукнулся лбом о руль — заснул-таки. Потребовал, чтоб Аська пела.

Полусонная Аська спросила:

— У тебя в машине магнитофон есть?

— А что?

— Он техника, он спать не хочет…

И сунула Сигизмунду кассету, вынув ее из кармана.

— На, Морж, просветишься заодно…

За окнами проплывал ледяной заснеженный город, подсвеченный мертвенным сиянием фонарей. Из динамиков, до предела заполняя узкое пространство салона, сквозь отвратительное качество записи, рвался голос — неблагозвучный, утробный.

От лихого ума — лишь сума да тюрьма. От лихой головы — лишь канавы и рвы. От красивой души — только струпья и вши. От вселенской любви — только морда в крови…

Одновременно завораживал и раздражал контраст между интеллектуализмом текстов и исполнением, откровенно бьющим ниже пояса. И это было, пожалуй, сильно.

От бесплодных идей — до бесплотных гостей…note 2

Аська вдруг зашевелилась на заднем сиденье.

— А в тему, Морж, а? Ты не спи, не спи. Угробишься. Ну что, нравится тебе Янка?

Сигизмунду Янка не понравилась. На всякий случай сказал неопределенно:

— Ну…

Аська засмеялась, стряхивая с себя сон.

— Она с первого раза никому не нравится. А потом приколешься — не оторваться…

У подъезда Сигизмунд потянулся через сиденье, неловко обнял Вику.

— Зайдешь еще до отъезда? — спросил он.

— Так простились уж, — сказала Вика. И добавила с нарочитым акцентом: — Долгие проводы… Как это вы, русские, говорите?

Засмеялась и вышла из машины. Хлопнула дверь подъезда. Сигизмунд постоял еще немного. Потом поехал назад.

Четыре часа утра. Рассветет нескоро. Город уже заснул и еще не проснулся — стоял мертвый час «между волком и собакой». Сигизмунд гнал машину по пустынным улицам, а в голове бешено вертелись мысли.

В конце концов, мы так не договаривались! Что же получается? Хорошо было деду. Ему хоть целое племя сюда депортируй — на него все государство работало, того не ведая. А ему, Сигизмунду, что делать? Что ж теперь, до конца дней горбатиться, чтобы четырех вандалов в Питере «натурализировать»? Паспорта им купить, квартиры… Они же, подлецы, еще женятся, небось… Мужики-то молодые, здоровые…

Мысль вернулась к запаху в гараже. Неспроста там амбре усилилось, ох неспроста!.. Может, конечно, перенос раба таким образом сказывается… А вдруг нет? А вдруг в приемнике еще кто-то сидит? Может, там целый взвод каких-нибудь… Вавил?

От этой мысли Сигизмунду аж дурно стало. Экспе'имент, това'ищи, удался!

Открывал гараж с опаской. Запах оставался, хотя никаких других признаков вандальского взвода не наблюдалось. Ладно, подождут. Надо бы хоть пару часов поспать.

Сигизмунд вошел в квартиру. Там застоялся чужой тяжелый дух. Кобель пребывал в крайнем возбуждении. С точки зрения пса, гости источали на редкость соблазнительные запахи. Вообще, у кобеля имелась масса новых впечатлений, и он рвался поделиться ими с хозяином.

Note2

Текст Яны Дягилевой.