Фитиль для керосинки

Венька высматривал знакомых в толпе, но никого не было. Он стал волноваться, что пропустит, потому что поток нарастал, его толкали. задевали тюками, чемоданами. Он пошел вдоль вагонов с пассажирами и провожающими, заглядывал в окна осматривал, небольшие очереди, стоящие возле проводниц, потом повернул и двинулся против потока. Ему было тревожно и неуютно. Он решил, что это не тот поезд, который он ждал. До отхода оставалось минут пятнадцать. И тут, продираясь сквозь провожающих, особо плотно стоявших у одного вагона, он в окне увидел ее. Венька остановился и замер. Она стояла вполоборота и не могла его заметить. Пока он решал, как же так получилось, что он пропустил ее, и что делать -- постучать в окно или рвануть в вагон, за соседним стеклом мелькнуло еще одно знакомое лицо -- это был Мельник. Венька шагнул вперед, Мельник сказал что-то не слышимое, и в то же мгновение она обернулась и увидела Веньку. Эсфирь подняла палец, что явно значило "подожди", и двинулась по проходу к тамбуру. Венька шел параллельно ей по платформе, продираясь сквозь толпу, и они встретились у подножки.

-- Зачем ты вышла? -- услышал он чей-то встревоженный голос.

-- Их муз аф айн минут!82 -- Она привычно положила руку ему на плечо и отвела в сторону, потом развернула к себе лицом и крепко прижала. -- Спасибо, что пришел. -- Она оглянулась вокруг. А у Веньки кружилась голова от сладкого запаха, от прикосновения к ней, и он не мог произнести ни слова. -- Спасибо!

-- Снова сказала она...

-- Я... -- он задыхался, -- я хотел сказать Вам, что... я никогда Вас не забуду. -- Он видел, что глаза ее наполнились слезами, но она еще по инерции улыбалась.

-- Спасибо!.. Мы еще увидимся -- Я верю... там... мать никогда не убивает своих сыновей, если она не сумасшедшая... надо уезжать... ты уже взрослый мужчина... я говорила твоей маме... ты должен все знать... скоро захлопнется дверь... нам надо жить там... родина, не где родился, а где ты с пользой можешь прожить жизнь... -- Она говорила все быстрее, -- Думай сам, думай! Я знаю, что отец не хочет... ах, как он ошибается... -- Она снова оглянулась и, совсем понизив голос, добавила -- А теперь уходи, и не иди сразу ни в один дом -- здесь полно их. Не бойся! Иди! -- Она наклонилась, крепко поцеловала его, притянув голову к себе, так, что Венька невольно уткнулся лицом в ее грудь, распрямилась, оттолкнула и в два шага оказалась снова на подножке.

Он, ошеломленный, стоял и чувствовал, что сейчас заплачет. Вот ее лицо мелькнуло в окне, и она рукой приказала ему уходить. Он сделал шаг в сторону вокзала, прошел мимо Мельника в следуюшем окне и кивнул ему головой, заметил еще в одном окне рыжую копну Фейгина, и тот помахал ему рукой. Дальше у вагонов не было такой толпы и суеты. Но зато теперь он явно слышал гул голосов, от которых отдалялся, и чей-то плач навзрыд, и вскрики -- все то, что раньше было так близко, так обволакивало его, что не ощущалось, как постороннее, а являлось частью его самого.

-- Кого провожал-то? -- услышал он за спиной, обернулся и увидел парня на полголовы выше себя, круглолицего и с рыбьими глазами. Он ничего не ответил и, словно продолжая оборачиваться, изменил направление своего движения на сто восемьдесят градусов и пошел обратно вдоль состава к голове поезда. "Ясно", -- подумал Венька, и вдруг его наполнила дикая злоба. Он шел вдоль состава и видел снова знакомые лица, но теперь на них была не прощальная улыбка, а тревога и удивление. Но он не обращал уже внимания и все ускорял шаг. Парень следовал за ним. Когда они поравнялись с паровозом, где провожающих на платформе не было, Венька резко свернул в сторону, соскочил на рельсы пронырнул между вагонами на другую сторону и присел у колеса. Парень не ожидал и потерял доли секунды. Когда он появился следом за Венькой, тот наотмаш ребром ладони ударил его по открытой шее. Парень рухнул, как подкошенный. Венька даже не посмотрел на него и бегом отправился к дырке в заборе.

На площади Венька огляделся, вытащил чистый носовой платок из кармана и стал им очищать от пыли ботинки, разглядывая, то левую, то правую от себя сторону. Он выпрямился, перешел улицу Горького и пошел по перпендикулярной вдоль трамвайных путей. Одну остановку отмахал пешком, а на следующей вскочил в подошедший трамвай, достал гривенник и ждал, демонстративно держа его в руке. Кондукторша пробиралась с другого конца вагона. Народа было совсем не много, но она шла медленно и, когда оказалась около Веньки, тот уже собирался выходить, но все держал гривенник.

-- Да ладно, -- сказала кондуктор из под платка звонким голосом, и тогда Венька заметил, что она почти девчонка. Он спрятал руку в карман, улыбнулся ей и прислонился к поручню на площадке. Ноги были ватными, голова кружилась,

и болела рука -- видно он попал парню не сразу по шее, а сначала в ключицу. Вдруг ему показалось, что сзади кто-то смотрит на него. Венька тихонько скосил глаза -- правда, сзади на "колбасе" примостился мальчишка и строил рожу грозившей ему кондукторше. Тогда, непонятно почему, Венька вдруг успокоился и направился к выходу.

Он вспомнил, что недавно читал в книжке, как разведчик в немецком тылу, в оккупированном фашистами городе на Украине, переодетый в форму эсэсовца, прежде, чем идти по нужному адресу, колесил по городу. Веньке стало сначала весело, а потом грустно -- ему не хотелось играть в эту игру... он бесцельно брел по тротуару, мимо церкви спустился на Палиху, наткнулся на афишу "В шесть часов вечера после войны" и пошел в кино. Все равно -- спешить ему было некуда и видеть никого не хотелось.

ГЛАВА XXI. ЗАВТРА

Генка, пьяный, сидел на траве спиной к забору.

-- А, Венька! Куда идешь? -- Венька стоял прямо над ним и молчал. -- Давай! Садись! Налью... -- Он полез за отворот пиджака и достал четвертинку, потом начал шарить другой рукой по траве у штакетника и, наконец, нашел стакан. -Садись! Ты хоть и еврей, а хороший парень... -- Он уже прицелился горлышком, чтобы наполнить стакан. Венька молча повернулся и пошел.

-- Что он тебе сказал? -- Тут же окликнула его Лизка и спустилась со ступенек своего крыльца-кабины.

-- Ничего!

-- А что у тебя с лицом тогда?

-- Что с лицом? -- Не понял Венька.

-- Я не знаю... может, ты проглотил лягушку?

-- Это ты проглотишь -- он тебе то же самое скажет, когда...

-- Не скажет, -- перебила его Лизка... и тут они оба увидели Блюму. Она медленно пересекала двор и сама себе что-то говорила. Они молча смотрели ей вслед. -- Совсем чокнулась, как Мельник уехал. Хотела удавиться... Ты что не знаешь?

-- Нет! -- Искренне удивился Венька, -- А при чем тут Мельник.

-- Ты что? Он ничего не знает! -- Венька явно услышал в голосе Лизки Малкины базарные крикливые нотки, так она выговаривала при всех Исеру. -- Ты знаешь, что Мельник к ней ходил?

-- Ну...

-- Ну! А зачем он к ней ходил? Что, рыбу фаршировать? У него же вся семья в гетто погибла... а у нее муж сидит, и она отказалась развестись с ним... когда ей органы предложили отказаться от него... они... они нашли друг друга... ты знаешь сколько ей лет? Это она выглядит старухой, а ей тридцать пять...

-- Тридцать пять? А Мельник -- то старик!

-- Старик! Если он седой, так это не старик! А отчего он седой? Его спасли, а их нет... их расстреляли... и он пошел обратно... в гетто, потому что не хотел жить... но его поймали... ой, это целая история... в общем свои его поймали на передовой и опять спасли... а он просил, чтоб его зачислили в часть, так его не взяли, потому что он видит, как курица... и вот он седой...

-- Я знаю! -- Соврал Венька -- он ничего этого не знал, и теперь задним числом вдруг в его памяти возникали отдельные слова и фразы, которые тогда, давно, ничего не значили, а теперь подтверждали ему, что Лизка говорит правду. -Какой же я дурак! -- Думал он, -- или равнодушный какой --то...

-- Он ее звал с собой. Он же с сестрой и племянником уезжал... а она не могла...